Здесь курят

Бобби выставил перед собой ладони на манер режиссера,, вглядывающегося в будущий кадр.

– Мы начали так: «Карбюратор-сити, штат Техас. Страдающий умственным расстройством федеральный бюрократ…»

– Недурно, – сказал Ник.

– Дальше лучше: «…напал в церкви на проповедника и хористов…» На экране появляются кареты «Скорой помощи», носилки, люди, скрежещущие зубами и рвущие на себе волосы…

– Так уж и рвущие, – сказала Полли.

– В общем, картина кровавой бойни и смятения, – продолжал Бобби Джей. – Багровый хаос!

– Багровый хаос? – переспросила Полли.

– Закройся, Полли, – сказал Ник.

– Вступает голос. Догадайтесь чей? – с напускной скромностью предложил Бобби.

– Чарлтона Хестона?

– Нет, сэр, – жеманно улыбаясь, ответил Бобби. – Попробуйте еще раз.

– Дэвида Дьюка, – предположила Полли.

– Джека Таггарди, – торжествующе произнес Бобби.

– Лихо, – сказал Ник.

– А ему разве не вшили чужие бедренные кости? Я читала в «Пипл».

– При чем тут бедренные кости, хотел бы я знать? – удивился Бобби Джей.

– Он ходить-то вообще может или не может?

– Ну, не может, ну и что с того?

– Ты давай дальше рассказывай, – сказал Ник. Бобби опять изобразил ладонями кадр.

– Значит, вступает голос Таггарди: «Можно ли было избегнуть этой ужасной человеческой трагедии?»

– Вопрос, – сказал Ник, – почему «человеческой»?

– А почему нет? Кто, по-твоему, пострадал, человеки или не человеки?

– Может быть, лучше «нечеловеческой трагедии»?

– Точно, – сказала Полли.

– Ладно, это мы подредактируем. Вы будете наконец слушать?

– Будем, – сказал Ник, – еще как.

– Следом появляется моя маленькая леди. Сидит в кресле, вся такая подтянутая и симпатичная. Не женщина – конфетка. Я к ней отличного парикмахера приставил. Она еще и намазаться хотела, но я не велел. Мне требовалось, чтобы у нее были красные от плача глаза. Так что мы ей малость потерли луком под веками – штука безвредная, нужное настроение создает, открывает слезные протоки.

– Луком?

– Да в общем-то и зря. Она как увидела сделанные полицией цветные снимки – я их держал прямо перед ней, у камеры, – разрыдалась что твое дитя. Сначала все твердила, до чего это ужасно, а после перешла прямо к пистолету, который ей пришлось oставить в бардачке. И вот тут она вдруг уставилась в камеру, в лицо зрителю, промокнула платочком уголки глаз – в сценарии ничего такого не было – и говорит: «Почему законодатели, которых мы избираем, не позволяют нам защищать самих себя? Неужели оросить их об этом – значит просить слишком многого?» Затемнение. Тут снова вступает Таггарди, а его уж ни с кем не спутаешь: «Вторая поправка к Конституции гласит, что право народа хранить и носить оружие не может ограничиваться. Поддерживают ли избираемые вами законодатели Билль о правах? Или они просто пытаются запудрить вам мозги?» – Бобби Джей откинулся в кресле. – Ну, как оно вам?

– Впечатляет, – сказал Ник. – Мастерская манипуляция посттравматическим стрессом.

– Ароматнее, чем жимолость при луне, – ухмыльнулся Бобби Джей.

– Мои поздравления, – сказала Полли. – Настоящий шедевр.

– К сегодняшнему вечеру каждый член Конгресса от штата Техас и каждый член законодательного собрания этого штата получит по копии нашего ролика. К завтрему их получат все греховодники, каких нам удастся застукать в Конгрессе. Возможно, мы даже крутанем его по национальному телевидению. На этот счет мистер Драм решения пока не принял, но, я думаю, тут он меня послушается. Босс Бобби Джея был одним из немногих в Вашингтоне начальников, настаивавших на том, чтобы его называли «мистером». Это была часть его мистической ауры, и ауры, сказать по правде, не маленькой. Когда он, много лет назад, принял на себя руководство неблагополучным Обществом, в Америке ходило по рукам всего-навсего пятьдесят миллионов единиц стрелкового оружия. Теперь их насчитывалось больше двухсот миллионов. В плане физическом это был представительный, хоть и совершенно лысый мужчина. Редекамп из «Сан» ухитрился выкопать где-то сведения о том, что в возрасте шестнадцати лет мистер Драм застрелил семнадцатилетнего приятеля, поспорив с ним о том, кому из них принадлежит коробчатая черепаха. Обвинительный приговор впоследствии отменили на том основании, что коробчатая черепаха, вскоре скончавшаяся – вероятно, от стресса, – не была предъявлена суду в качестве вещественного доказательства. Тем не менее настроенная против Общества вашингтонская пресса, то есть вся вашингтонская пресса за вычетом консервативной «Вашигнтон мун», всякий раз, упоминая мистера Драма, поминала и этот прискорбный инцидент.

Подали кофе. Ник повернулся к Полли.

– А как поживают «умеренные»?

– Вообще-то вчера мы получили отличную новость, – сказала Полли. Это было нечто из ряда вон. Ник не помнил ни единого случая, когда за их столом произносились такие слова. – Верховный суд Мичигана постановил, что проверки водителей на трезвость прямо на дорогах неконституционны.

– Крышка празднику, – сказал Ник.

– Правда, Верховный суд США объявил их конституционными, так что теперь они конституционны везде, кроме Мичигана.

– Ты видишь? – спросил Бобби Джей.

– Что именно? – поинтересовался Ник.

– Схему, по которой они действуют. Сначала они нас разоружают, а потом выставляют засады на дорогах. Все идет по плану.

– Чьему?

– А знаешь, что помогает обмишурить эту их трубочку? – продолжал Бобби Джей. – Таблетки активированного угля.

– Может, использовать их в нашей новой кампании, в «Сознательном водителе»? – сказала Полли. – «Если уж садитесь за руль пьяным в стельку, так, пожалуйста, сосите уголек».

– Они продаются в зоомагазинах. Для очистки воздуха в аквариумных насосах. Не знаю уж, много ли от них там проку, потому как стоит мне купить моим ребятишкам новых рыбок, и те уже через день всплывают кверху брюхом. В общем, держишь таблетку под языком, и она разрушает молекулы этанола. – А полиция не спрашивает, почему у тебя торчит изо рта угольный брикет?

– А нету такого закона, чтобы не держать во рту уголь, – сказал Бобби Джей.

– Будет, – хором заверили его Ник и Полли. То обстоятельство, что в любой наугад взятый миг некто, окопавшийся в «гигантской федеральной бюрократической машине», вводит нормы и правила, направленные лично против них, все они принимали как данность. Они были кавалерами Ордена Потребления, выстроившимися в чистом поле для битвы с круглоголовыми от неопуританизма.

– Кто меня действительно беспокоит, – сказала Полли, – так это мои пивные оптовики, которые прикатят сюда на той неделе.

– С чего бы это? – спросил Ник.

– Мне предстоит препираться с Крейгхедом перед их двухтысячной толпой.

Гордон Р. Крейгхед был видным «неизбираемым бюрократом», командовавшим Отделом по предотвращению злоупотреблений дурманящими веществами в Министерстве здравоохранения и социальных служб – «зануд и сволочных скудоумцев», как именовали министерских чиновников люди, работающие в алкогольной и табачной индустриях. Отдел Крейгхеда тратил около 300 миллионов в год на поддержку борцов с курением и вождением машин в пьяном виде. И хотя согласно статистике табачная промышленность расходовала на рекламу курения 2,5 миллиарда в год, или четыре тысячи долларов в секунду, Ник не упускал случая посетовать на «чрезмерно раздутый бюджет» ОПЗДВ.

– Ну, с Крейгхедом ты как-нибудь сладишь.

– С ним-то слажу, а вот с оптовиками. Они люди простые. Большинство начинало дальнобойщиками. Боюсь, если Крейгхед вякнет что-нибудь о новом повышении акцизных сборов или взносов на повторную переработку, они начнут кидаться в него чем ни попадя. Или обматерят сверху донизу. А что толку?

– Ответы на вопросы у вас запланированы? Полли сказала: да, по завершении дебатов они будут отвечать на вопросы из зала.

– Тогда заставь своих мужланов представить вопросы в письменном виде. Мы как-то дискутировали с «Матерями против курения» – на конгрессе владельцев торговых автоматов. Вопросы задавались прямо из зала. Это был тихий ужас. Владельцы выдирали микрофон друг у друга и орали на матерей: «Ты вырываешь кусок хлеба изо рта моего малыша, а еще мать называется!» Я даже удивился. Мне всегда казалось, что у мафии принято относиться к матерям с определенным почтением. А теперь «Матери против курения» не желают даже отвечать на мои звонки. После этого я ввел правило – вопросы только в письменном виде. Девиз для съезда ты уже придумала?