Страница 26 из 54
— Ударилась?
— Немного. Простите, Сергей, я вас перебила, — обратилась она к Шатрову. — Продолжайте, пожалуйста.
— А я уже почти все сказал.
— Вот это новости! Да, неприятно, — протянул Касаткин. — Кто бы мог подумать, что здесь возможно такое! А кто она?
Шатров молча пожал плечами.
— Пока ее личность не установлена. Но думаю, что это дело времени.
— Стоп, а ты-то откуда все это знаешь? — спохватился Егор Николаевич.
Сергей невесело усмехнулся.
— Случилось так, что труп обнаружила Алиса.
— Алиса? — брови Виктории удивленно дернулись.
— Именно. Мы прогуливались возле пруда, а потом она решила пойти в лес, собирать землянику. Там-то она и наткнулась на тело.
— Бедная девочка! Представляю, какой это для нее шок! — покачал головой Касаткин. — Как она сейчас?
— Мы сразу же вызвали полицию, — продолжал Шатров, оставив вопрос без ответа. — Капитан Проскурин, который ведет это дело, тип довольно неприятный во всех отношениях. И, скорее всего, он будет прорабатывать версию о причастности всех, — Сергей подчеркнул последнее слово, — постояльцев «Соснового» и персонала. В том числе это коснется и нас.
— Господи! — нервно и чересчур громко засмеялась Вика, — Что за бред! При чем тут мы и какая-то там девушка? Кстати, как она выглядела?
Шатров пожал плечами:
— Ничего примечательного. Совершенно невыразительное лицо. Фигура полноватая, на вид — лет двадцать. Одета в джинсы, черную майку и растоптанные тапочки из парусины. Рядом лежали простенькие дешевые темные очки в пластмассовой оправе.
По мере того, как он говорил, лицо Вики теряло краски и, в конце концов, стало напоминать восковую маску, на которой двумя яркими огнями выделялись лихорадочно блестящие глаза.
— Да, странно, — заключил Касаткин.
Они подошли к корту. Там было безлюдно — игроки еще не подтянулись. Стало совсем душно, воздух стал густым и тягучим, словно кисель, как бывает в знойный летний день перед дождем.
— Но Вика права, какое мы можем иметь отношение к этому происшествию?
Шатров слегка замялся.
— Видите ли, Егор Николаевич, после того, как полиция уехала, я нашел на той самой полянке вот это.
Сергей разжал ладонь, на которой лежал значок «КЕН-Строя».
Касаткин тихо присвистнул.
— Совсем хорошо, — мрачно заключил он.
Они присели на лавочку.
— Глупости какие-то! Сергей, неужели вы всерьез думаете, что кто-то из нас может быть причастен к этому убийству? — брезгливо поморщившись, негодующе воскликнула Вика.
— Я, Виктория Алексеевна, просто счел своим долгом предупредить вас о том, что произошло.
Касаткин пристально взглянул ему в глаза:
— Сергей, а ты точно не хочешь ничего больше добавить? — медленно роняя слова, спросил он.
Шатров глубоко вздохнул, и на лбу его явно прорисовались три поперечные морщины:
— К нам в дом кто-то залез. Перевернул все вещи, а главное, с платья Алисы исчезла брошь. Точно такая же, как и эта, — хмуро проговорил Шатров. — Пока мне больше нечего сказать, но почему-то мне кажется, что…
— Что вам кажется?! — Вика гневно посмотрела на него. Ее глаза метали молнии.
Сергей решительно поднялся:
— Не обращайте внимания, Виктория Алексеевна! Не смею больше мешать, — Сергей протянул руку Касаткину.
— Спасибо, Сережа. Держи меня в курсе, — Касаткин пожал его ладонь.
— Конечно, Егор Николаевич, желаю вам приятно поболеть.
Нервы были на пределе. Застрявший в горле комок не давал дышать, а непроходящая тянущая боль под левой лопаткой провоцировала тошноту и головокружение.
Элла дрожащей рукой сунула под язык нитроглицерин, хотя знала наверняка — это поможет лишь ненадолго. Она, не раздеваясь, опустилась на кровать и закрыла глаза.
Предыдущую ночь она провела ужасно. Временами ей казалось, что она заснула, но, судя по часам, это забытье всякий раз длилось не больше трех-пяти минут.
Она видела сгорбленную спину Антона, который за все время даже ни разу не прилег, слышала его нервное дыхание. Он сидел на балконе, пил виски и курил, курил, курил… На ее вопросы он отвечать категорически отказался. Не помогли ни угрозы, ни даже просьбы, до которых она снизошла, наступив на свою гордость. Сказал лишь, что у него серьезные проблемы, хотя это она поняла и сама. Еще вчера утром, когда обнаружила конверт. Обычный листок бумаги с набранным на компьютере текстом. Элла запомнила его содержание наизусть:
«Будьте в „Сосновом“ в ближайшую пятницу. Меня не ищите, я сама вас найду. И будьте благоразумны. В ваших же интересах пойти на мои условия, иначе все документы будут переданы по известному вам адресу».
О каких документах идет речь? И что это за «известный адрес»? Почему и кого ее муж настолько испугался? Неужели причиной этого страха была та самая девица, которую она видела с ним вчера? Конечно, она не могла слышать всего, о чем они разговаривали, но меньше всего это напоминало любовное свидание. Сцена, которую она устроила Антону, была рассчитана лишь на то, что он, в конце концов, признается в том, что именно происходит. Но в тот раз Элла потерпела неудачу.
Под утро она все-таки забылась тяжелым вязким сном, а когда проснулась, Антона уже не было. Не было его и на завтраке, и на обеде. На вопрос, почему он не пришел, пришлось соврать про внезапно разыгравшуюся головную боль. Так куда же он делся?
Вещи остались нетронутыми, так что в Москву он сбежать не мог, да и на ресепшен ей сказали, что сегодня никто из «Соснового» не выезжал. Неужели она все-таки права, и у него появилась какая-то женщина?! От этой мысли ее вновь бросило в жар, а в висках застучали невидимые молоточки. Или все это связано со вчерашней встречей? Смутные предчувствия беды не покидали ни на секунду.
Не желая больше оставаться в доме одна, Элла нашарила под кроватью туфли, взяла сумочку и вышла на улицу.
Погода переменилась. Ветер порывами проносился по верхушкам деревьев и замирал где-то вдалеке. Элла подняла глаза. По небу с бешеной скоростью неслись растрепанные обрывки облаков, и хотя солнце еще не скрылось за ними, чувствовалось, что совсем скоро, все вокруг покроется мраком. Временами до нее доносились отдаленные глухие раскаты. Как всегда это случается перед надвигающимся ненастьем, птицы смолкли, и воцарилась тревожная, зыбкая тишина. На тропинке, ведущей от их коттеджа к пруду, она не встретила ни единой души.
По темной глади пробегала нервная рябь и, шурша, замирала в зарослях рогоза. Неровной походкой Элла зашла на деревянный мостик, села и скинула босоножки. Сильно пахло тиной и водорослями, но вода была прозрачной, теплой и приятно щекотала ноги. Теперь, выйдя на открытое пространство, она отчетливо видела темную, плотную тучу, неторопливо выкатывающуюся из-за макушек сосен на противоположном берегу. Элла достала из сумки серебряную фляжку и сделала большой глоток. Из глаз тут же брызнули слезы, а горло ободрало, словно наждаком. Не в силах больше сдерживаться, она заплакала. Почему-то именно сегодня она впервые после смерти отца почувствовала абсолютное, вселенское одиночество. Оно давило изнутри, заполняло ее всю без остатка.
Мать ее погибла, когда Элла была еще совсем маленькой девочкой. К чести отца надо сказать, что всю свою жизнь он посвятил своей горячо любимой дочери, и больше ни разу не женился, хотя всегда был весьма состоятельным, влиятельным, да и просто привлекательным мужчиной. К зятю Эдуард Филиппович Ремизов с самого начала относился осторожно и недоверчиво, но в помощи никогда не отказывал. Главное — счастье единственной дочери, а Элла, в свою очередь, не желая расстраивать отца, никогда не признавалась ему в том, что на самом деле творилось в ее семье.
Однако она всегда знала, что ее брак — это лишь временное явление. Как, почему так вышло, что несмотря ни на что, она все-таки полюбила этого человека?! Человека, который использовал ее, обманывал, изворачивался, изменял и предавал бесчисленное количество раз?! Она ненавидела его и в то же самое время готова была пойти на все, лишь бы он был рядом. Ее любовь была неистовой, исступленной и безумно-болезненной. Как самка охраняет своего единственного детеныша, так и она готова была вцепиться в глотку любому, кто посягнул бы на ее, пусть и никчемную, семью. Жить с Антоном было тяжело и мучительно, но мысль о том, что эта жизнь когда-нибудь закончится, просто сводила ее с ума. Оставалось только одно: самой выяснить все от начала и до конца. Она непременно докопается до истины, чего бы ей это не стоило. В любом случае, она должна узнать правду, какой бы горькой она ни оказалась. Рука машинально нашарила в сумке чистый блокнот и ручку. Это был испытанный способ. С самого детства она вела дневники. Это всегда помогало отвлечься, привести в порядок мысли и чувства.