Страница 4 из 5
Вернувшись ранним вечером в Фаро, они обнаружили Ребуля клокочущим от негодования. У него был посетитель, объяснил он и обозвал гостя торговцем подержанными машинами, который вырядился виконтом и заявил, что нашел для дворца Фаро умопомрачительно богатого покупателя: человека, как выразился он сам, с самыми глубокими из всех глубоких карманов. Ребуль сказал, что дом не продается. Даже за пятьдесят миллионов евро? Вы что, не понимаете, сказал ему Ребуль, дом не продается. Да-да, сказал виконт, но ведь хорошо известно, что у всего есть цена. Вполне вероятно, что я сумею убедить моего клиента запустить руку в карман еще глубже.
– И тут я заорал, чтобы он убирался. У всего есть цена, как же! Quel culot![16] Какое нахальство!
– Что ж, – сказал Сэм, – по всей видимости, этого агента по недвижимости мы можем смело исключить из списка.
Ребуль застыл со штопором в руке:
– В смысле?
– Мы тут решили за ланчем. Подумали, что было бы неплохо купить здесь жилье.
Лицо Ребуля засияло.
– Правда? Как чудесно! Вот это действительно стоит отметить. – Он принялся открывать бутылку «Chassagne-Montrachet». – Это самая лучшая новость последних недель. И где вы хотите поселиться? Могу я чем-нибудь помочь?
К чести виконта следует сказать, что он никогда не опускал руки. Кроме того, подобные возражения он выслушивал неоднократно, и в большинстве случаев они улетучивались при виде достаточно солидного чека. Поэтому, докладывая Вронскому на борту «Королевы Каспия» о результатах, он умудрился сделать это со сдержанным оптимизмом.
– Он, разумеется, сказал, что не заинтересован в продаже. Но сначала все они так говорят – старый трюк, чтобы набить цену. Я слышал эти слова десятки раз. – Виконт улыбнулся, кивнул, поблагодарив старшего стюарда за поставленный перед ним бокал шампанского. – Я по опыту знаю: лучше всего оставить клиента в покое на недельку-другую, чтобы подумал, а потом прийти еще раз. Надеюсь, вы не собираетесь никуда уезжать?
– Не люблю незавершенные дела, – покачал головой Вронский. – Этот дом идеально мне подходит, и я не уеду из Марселя, пока он не станет моим.
4
Ребуль уговорил Элену уговорить Сэма, чтобы тот позабыл свой ужас перед всем, что держится на воде, и отправился в путешествие вокруг Корсики. Его яхта, как постарался объяснить Сэму Ребуль, была построена с мыслью о комфорте, а не о скорости; в качестве еще одного убедительного довода он пообещал, что они пойдут в виду берега. Если верить Ребулю, всем известно: лучший способ увидеть Корсику – обойти ее по морю. До многих миленьких маленьких пляжей, которые в это время года пустынны, на машине просто невозможно добраться. И, как сказала Элена, женщине полезно заполучить целый пляж в свое полное распоряжение. Она была в родной стихии: босоногая, с ясными глазами, с кожей цвета темного меда, кроткая как ангел, и исходящее от нее ощущение счастья было заразительно. Разве мог Сэм противиться? Пусть он был сухопутной крысой до мозга костей, но и ему пришлось признать, что в хождении под парусом есть свои прелести.
И тем же вечером они бросили якорь в порту Кальви, с видом на массивную крепость, которая несла вахту над городом уже шестьсот лет. Обедали в ресторане в двух шагах от набережной изумительной daurade roale, рыбой, провозглашенной ее почитателями «плейбоем Средиземноморья». Здесь ее готовили в соляной корочке и подавали под пряным чесночным соусом. За рыбой последовал brocciu[17], местный сливочный сыр, который лучше всего идет, щедро сдобренный инжирным вареньем. И вот теперь они вернулись на борт, сытые и разморенные, и кожу до сих пор пощипывало после дня, проведенного на солнце.
Ребуль оставил Элену с Сэмом на палубе, они развалились в шезлонгах, считая звезды. Вернулся Ребуль с бутылкой и тремя бокалами
– Мы обязаны завершить вечер по-корсикански, – заявил он, – пропустив по глоточку. Чтобы спать как младенцы.
Ребуль поставил бутылку на стол. Внешне она не имела ничего общего с теми шикарными до безумия сосудами, которые так часто выставлялись после обеда. У нее не было ни этикетки, ни красивой пробки. То есть какая-то этикетка была, приклеенная сбоку бумажка с надписью от руки: «Myrte». Пробка тоже была, корковая, потемневшая от времени, с виду казалось, что ею затыкали не одну бутылку. В общем, приза за элегантность эта бутылка точно не получила бы.
Ребуль выстроил бокалы в ряд и принялся разливать:
– Это производит один фермер, сосед моей двоюродной бабушки из Спелонкато. Ягоды мирта заливаются eau-de-vie[18] с сахаром, добавляется лимон и пара бутонов гвоздики.
Он пододвинул по столу два бокала.
Элена сделала глоток. Потом еще один.
– О да, – проговорила она тоном знатока. – Кажется, я улавливаю нотки гвоздики. – Она улыбнулась Ребулю. – К такому можно здорово пристраститься. Замечательное, сладкое, но при этом терпкое. Интересно, этот бабушкин фермер не мог бы сделать такой ликер для меня?
На следующее утро они двинулись на юг. Ребуль хотел показать им деревню Жиролата, попасть в которую можно только по морю или верхом на муле и где один его старинный друг, Себастьян, решил проводить каждое лето после выхода на пенсию. Чтобы не заскучать, он открыл на берегу бар, нанял в барменши симпатичную местную девушку, а на себя возложил более чем скромные обязанности шеф-повара. Поскольку в меню значилось ровно одно блюдо – местный langouste, – от кухонных хлопот у него оставалась уйма времени, чтобы предаваться любимому хобби – сидению на солнышке.
Себастьян стоял у кромки воды, приветствуя их, сходивших на берег, – жилистый, загорелый как головешка, с лицом в сети морщинок, освещенным широкой белозубой улыбкой. Он обнял Ребуля, поцеловал руку Элене, обменялся рукопожатием с Сэмом и повел их по пляжу к низкой лачуге без одной стены, где под выгоревшими полотняными зонтами стояли столы и стулья. На вывеске над барной стойкой было написано «Le Cac Quarante», а внизу, маленькими буквами: «Les chèques sont pas acceptés»[19].
– «Cac Quarante», какое-то странное название для бара, – заметила Элена. – Это какое-то корсиканское блюдо?
– Не совсем, – усмехнулся Ребуль. – Это французский аналог индекса Доу-Джонса, отражает движение цен акций сорока крупнейших компаний на бирже. Собственно, там Себастьян и работал.
Они расселись вокруг стола, изучая написанную от руки винную карту размером с почтовую открытку, когда у Ребуля зазвонил телефон. Он встал из-за стола и принялся прогуливаться по пляжу, отвечая на звонок. Когда он вернулся, лицо у него было хмурое. Усаживаясь, он покачивал головой.
– Вы не поверите. Звонила Клодин. Только что заявился агент по недвижимости вместе с Вронским, этим русским маньяком на вертолете. Они сказали Клодин, что я разрешил им осмотреть дом. Пока она разговаривала со мной, они успели прошмыгнуть в гостиную. В общем, я велел ей звонить в полицию, чтобы их выдворили оттуда. – Ребуль снова покачал головой. – Невероятно.
Сэм вынул бутылку из ведерка со льдом и налил ему бокал вина.
– Может, это поможет. «Canarelli», любимое rosé Себастьяна.
И точно, после первого же долгого оценивающего глотка Ребуль успокоился.
– Скажи мне, Сэм, – начал он, – что было бы, если бы такое произошло в Америке?
– Ну, не забывай, что в Штатах твой дом не твоя крепость, если нет ружья. Наверное, в Америке мы бы его пристрелили. Обычно это помогает.
Ребуль улыбнулся, хорошее настроение вернулось к нему.
– Нужно будет запомнить.
Langoustes были свежие, упругие, сладкие, приправленные таким густым майонезом, что его впору было резать ножом, на яичных желтках и корсиканском оливковом масле «экстра верджин». После того как была заказана вторая бутылка вина, разговор перешел на планы Элены и Сэма купить в Провансе какое-нибудь жилье; ничего грандиозного, но, по словам Элены, обязательно beaucoup de charme[20].
16
Какая наглость! (фр.)
17
Броччиу – корсиканский мягкий сыр из овечьего или козьего молока.
18
Водка (фр.).
19
Чеки к оплате не принимаются (фр.).
20
Полный шарма, очаровательный (фр.).