Чекистские будни

Когда Николай в очередной раз пришел к своим друзьям, Александра Семеновна ушла хлопотать на кухню, и он остался наедине с Наташей. Девушка некоторое время, забавно прищурившись, разглядывала его, а затем забросала множеством каких-то нелепых вопросов:

— Вы любите ходить на четвереньках? А почему в зубах у вас нет кинжала? Как это вы до сих пор никого тут не съели?..

Сперва Николая охватила растерянность. Но, вспомнив, что в белогвардейских газетенках большевиков часто изображают этакими четвероногими лохматыми чудовищами, пожирающими людей, он от всей души рассмеялся.

— Мамочка мне кое-что о вас рассказала, — призналась Наташа. — Ну, — глаза ее блеснули, — отвечайте, кого вы выбрали себе в жертву?

— Никто мне не нужен, кроме вас, Наташа, прошептал он, обнял ее за плечи и крепко поцеловал.

Вскоре генерал Абрамов извлек из кованого сундука пересыпанный нафталином парадный мундир с аксельбантами, брюки с лампасами, лакированные ботинки, форменную фуражку, слегка поврежденную молью, украсил грудь орденами и медалями, которыми была отмечена его доблесть на фронтах первой мировой войны, и отправился к Александре Семеновне.

— Что это сегодня с вами, Федор Федорович? — удивленно встретила его хозяйка дома. — Никогда не видела вас при таком параде!

— Виноват, медам, но сегодня день особый, — пробасил генерал, целуя ей руку. — Вот и вырядился. Захотелось, знаете ли, по такому торжественному случаю тряхнуть стариной.

— Вы превосходно выглядите в полной форме, ваше превосходительство, — польстила гостю Александра Семеновна.

— Да, раньше красивой была не только форма, но и жизнь, — вздохнул генерал. — А что осталось? Одни воспоминания…

— Проходите, пожалуйста. — Она почтительно взяла его под руку, проводила в гостиную, усадила на диван и присела рядом с ним. — Итак, какому событию суждено украсить нашу скромную жизнь?

— Видите ли, медам, — начал он, подбирая слова. — Я, так сказать, пришел к вам…

— Не томите, ваше превосходительство. Я сгораю от любопытства, — Александра Семеновна нетерпеливо коснулась пальцами обшлага его мундира.

— Минуточку, медам… одну минуточку… — Генерал Абрамов вытер пахнувшим французскими духами носовым платком вспотевший лоб. — Впервые, так сказать, я оказался в непривычной для себя роли. Легче было казачьей лавой ходить в атаку… Одним словом, уважаемая Александра Семеновна, я пришел просить руки Наташи.

— Вы?.. Руки Наташи? — поразилась она.

— Не для себя, разумеется. Для своего Николая, — уточнил генерал. — Человек он положительный, вы его уже знаете, и он всем сердцем предан нашим с вами идеалам. Безумно любит вашу дочь — это его первая любовь. Думаю, он будет верным спутником жизни вашей дорогой Наташеньке.

— Я счастлива, ваше превосходительство, — взволнованно сказала Александра Семеновна. — Но она ведь еще совсем ребенок, ей нет полных восемнадцати.

— А нам не к спеху, подождем, — отозвался генерал. — Будем считать их пока нареченными.

…Весной 1933 года, когда Наташе исполнилось восемнадцать, сыграли свадьбу. Николаю не хотелось венчаться в церкви. Но по-другому поступить в то время и в той обстановке было нельзя. Он успокаивал себя мыслью о том, что Владимир Ильич Ленин в Шушенской ссылке тоже венчался с Надеждой Константиновной Крупской. Иначе Надежда Константиновна не могла бы приехать к нему.

Более семи лет пробыл Николай Абрамов в окружении врагов. Настойчивость, выдержка и находчивость, постоянная поддержка Родины, своевременные советы из центра, поступавшие через верных людей, помогали ему благополучно обходить все острые углы и успешно делать свое дело. Он не только узнавал враждебные нам планы РОВСа, но и препятствовал проведению особо опасных террористических и шпионских акций против нашей страны.

Александра Семеновна, усвоив необходимые правила конспирации, отлично справлялась с приемом связных, приезжавших из Западной Европы в Софию для встречи с Николаем. Через этих связных в Москву передавалась важная информация о замыслах белогвардейцев и их хозяев — разведывательных органов некоторых капиталистических стран. Со временем в организации связи с центром стала принимать участие и Наташа.

Стена недоверия, долго окружавшая молодого чекиста, рушилась. Искусно маневрируя, он сумел убедить ровсовских контрразведчиков и болгарскую политическую полицию в своей полной солидарности с их планами и действиями. Белогвардейская эмиграция признала наконец «бежавшего от большевиков» генеральского сына своим человеком. Капитан Фосс, ведавший в РОВСе подготовкой к переброске в СССР террористов и диверсантов, так расположился к Николаю, что теперь частенько обращался к нему за консультациями. Иногда Николай давал консультации и непосредственно ровсовским боевикам перед их отправкой в нашу страну. Его авторитет вскоре был уже настолько высок, что к нему в Софию стали посылать на «окончательную шлифовку» боевиков из других отделов РОВСа — из Парижа и Хельсинки. Однако воспользоваться «советами» Николая им, как правило, не удавалось.

Деятельность Николая Абрамова в РОВСе приобретала все больший размах. Капитан Фосс охотно поддержал его предложение о том, чтобы наладить в Софии изготовление фальшивых советских документов — удостоверений личности, всевозможных справок — и снабжать ими ровсовских агентов. Руководить этим делом взялся сам Николай. Для нас это было очень кстати. Мы имели почти полные данные о каждом белогвардейце, отправляющемся нелегально в СССР.

Некоторое время спустя в штаб-квартире РОВСа появилась новинка — фотолаборатория. Генерал Абрамов одобрил эту идею сына и распорядился оборудовать специальное помещение под лестницей. Чтобы избежать каких-либо недоразумений, местным властям откровенно сообщили, что РОВС организовал фотолабораторию для своих специальных целей, и она теперь значилась в официальных документах как лаборатория политической полиции. Это было солидное и вполне надежное прикрытие. Отныне Николай получил возможность переснимать любые попадавшие к нему в руки документы РОВСа. А когда ему поручалось сфотографировать очередного шпиона или диверсанта перед отправкой его с заданием в Советский Союз, он изготавливал фотографии в двух экземплярах: один хранился в архиве РОВСа, а другой — в Москве.

Частым гостем в доме Александры Семеновны и молодых супругов Абрамовых стал Михеич. Николай и раньше, когда еще был холостым, коротал с ним свободные часы в его маленькой клетушке рядом с кабинетом Фосса. Сейчас старый казак, которому ровсовцы передавали на хранение ключи от своих сейфов, оказался очень полезен молодому чекисту в его борьбе против РОВСа. Зная, что Михеич испытывает неодолимое влечение к спиртному, Александра Семеновна не жалела для него угощения. И когда возникала необходимость, Николай, прихватив ключи и неизменный фотоаппарат, спускался по внутренней лестнице в канцелярию, к сейфам. По возвращении он провожал основательно захмелевшего гостя в его закуток.

Конечно, не все у Николая выходило так легко и гладко, как хотелось бы. Бывали случаи, когда ему грозило разоблачение. Однажды, например, полковнику Браунеру доложили, что из штаб-квартиры исчезли весьма секретные документы. Браунер заподозрил генеральского сына. Но пока он раздумывал, как сказать об этом его превосходительству, ему сообщили, что пропавшие бумаги обнаружены в несгораемом шкафу. Полковник обрушил свой гнев на «разгильдяев и паникеров, которые устроили такой шум из-за ничего», и в душе порадовался, что не успел выложить генералу свои подозрения относительно его сына — тогда не миновать бы грозы. А документов этих и в самом деле какое-то время не было на месте. Николай брал их, чтобы сфотографировать. Потом, улучив момент, он незаметно сунул папку с бумагами в несгораемый шкаф. На этот раз все закончилось благополучно, но урок не прошел даром: Николай стал действовать еще осторожнее.

Позднее в одном из таких переулков Софии, на первом этаже большого дома, появилась вывеска: «Покупаем и продаем почтовые марки всех времен и народов». Маленький магазин принадлежал филателистическому «акционерному обществу», состоявшему всего из двух коммерсантов: болгарина и русского. Первый из них, как мы потом узнали, был болгарский подпольщик Чичо Славчо, то есть дядя Славчо, а второй — Николай Абрамов. Оборот магазинчика был невелик, но для прикрытия неофициальной деятельности Николая он имел немаловажное значение. Его, в частности, использовали в качестве почтового адреса и места встреч надежных людей, через которых осуществлялась передача информации в центр.