Чекистские будни

— Проходите, пожалуйста, — сказала она. — В доме никого нет, не беспокойтесь.

В небольшой, скромно обставленной комнате Георгица усадила меня на кушетку и присела рядом.

— Вы давно из Москвы? Как там Лилиана? Она здорова? А внук, наверное, уже большой?..

Я едва успевал отвечать на ее вопросы. Потом сказал, что имею очень важное поручение от Деда — это был псевдоним Георгия Михайловича, известный только ограниченному кругу его товарищей. Упоминание о Деде еще больше расположило Георгицу ко мне, она окончательно уверовала, что я «свой» и со мной можно быть вполне откровенной.

— Вы знакомы с Георгием Димитровым? Боже мой! Я не видела его целую вечность — пятнадцать лет.

— Мне поручено встретиться с кем-нибудь из Главного штаба Народно-освободительной повстанческой армии. Я должен передать личное послание Деда. Можете ли вы устроить мне такую встречу?

Георгица обещала сообщить обо мне товарищам «по цепочке».

— А как я смогу узнать, где и когда будет назначена встреча? — спросил я.

Она задумалась ненадолго.

— Приходите ко мне через четыре дня в это же время. Если почему-либо не увидимся, значит, свидание наше переносится еще на два дня.

— Каким образом я узнаю, что свидание не состоится, что оно переносится?

— Очень просто. Вот посмотрите, — Георгица показала на окно, выходящее на шоссе, — окно открыто — «добро пожаловать», закрыто — «переносится». И знаете что… — Она снова задумалась. — Давайте добавим к обоим срокам по два часа. Для гарантии. Но это уже будет наверняка.

Ее предусмотрительность меня порадовала. И с окном придумано подходяще. Неплохо была поставлена конспирация у болгарских патриотов.

Спустя четыре дня я опять отправился по Княжевскому шоссе к дому Георгицы. Окно на втором этаже было открыто — стало быть, все в порядке. Как только я вошел в квартиру, Георгица сказала, что она обо всем договорилась: через два дня состоится свидание с одним из членов Главного штаба Народно-освободительной повстанческой армии.

В назначенный день мы встретились с ней, как и условились, вскоре после объявления воздушной тревоги. Но на этот раз не на квартире, а на улице. Она перехватила меня неподалеку от дома:

— Нельзя повторяться — так лучше и безопаснее.

Георгица пришла не одна. Рядом с ней я увидел женщину, заметно старше ее. Как потом выяснилось, это тоже была подпольщица, если не ошибаюсь, по фамилии Нешева. Поодаль неторопливо прохаживался какой-то мужчина. Я вопросительно посмотрел на Георгицу.

— Свой человек, — пояснила она. — Нас охраняет. — И добавила: — Ну, нам пора, идемте.

Нешева пошла впереди, показывая дорогу, а заодно проверяя, все ли благополучно. Где-то рядом были и другие товарищи, скрытно обеспечивающие нашу безопасность.

Откровенно говоря, я и не предполагал, какой сложный путь нам предстояло проделать до квартиры, где должна была состояться моя встреча с представителем партизанского штаба. Сначала мы долго кружили по окраинам, затем петляли по разбитому городу: ныряли в какие-то закоулки, пересекали какие-то дворы, пробирались через какие-то развалины… Временами я даже начинал проявлять нетерпение: будет ли когда-нибудь конец нашему путешествию?

— Скоро, теперь уже скоро, подбадривала Георгица.

Все же я очень волновался. Ведь у меня в кармане лежала директива Георгия Димитрова, предназначенная для руководства Отечественного фронта, — четыре листка тонкой бумаги с машинописным текстом на болгарском языке.

Через много лет, посетив музей Георгия Димитрова в Софии, я узнал, что это был важнейший программный документ — циркуляр ЦК БКП под номером три, определявший цели и тактику борьбы болгарского народа против гитлеровских оккупантов и верных им монархо-фашистских правящих кругов страны. Документ призывал к мобилизации всех антифашистских сил перед лицом возможной открытой оккупации Болгарии гитлеровцами. «Путь для спасения страны, — говорилось в нем, — это вооруженное восстание. Силы для такого всенародного движения налицо. Это — народ, армия и повстанческие отряды».

Позднее я обнаружил в газете «Работническо дело» два письма нынешнего Председателя Государственного совета НРБ, первого секретаря БКП Тодора Живкова, бывшего в годы войны политическим руководителем Первой (Софийской) военной оперативной зоны. Эти письма (одно написано в мае, а другое — в июне 1944 года) были адресованы коммунистам и партийным руководителям отряда «Чавдар» и штабу Первой военной оперативной зоны. Тодор Живков развивал в своих письмах рекомендации и указания Георгия Димитрова, содержавшиеся в послании Деда болгарским патриотам.

Послание Деда и письма Тодора Живкова сыграли большую роль в организации партизанских отрядов и в дальнейшей борьбе Народно-освободительной повстанческой армии с гитлеровскими захватчиками.

…Наконец Георгица замедлила шаги и указала мне взглядом на один дом, в котором после бомбежки чудом уцелели две-три комнаты на втором этаже и ведущая к ним лестница без перил. Мы находились в основательно разрушенном аристократическом квартале у так называемого Орлова моста, рядом с теперешним Парком Победы.

— Вот здесь, — сказала Георгица, когда мы поднялись по лестнице на второй этаж, и тихонько постучала в дверь.

Нас встретил крупный, средних лет мужчина с коротко подстриженными усами и «ежиком» на голове. Ничего не говоря, он пожал мне руку и проводил в комнату. Как я узнал чуть позже, это был Добри Терпешев — начальник Главного штаба Народно-освободительной повстанческой армии и Первой (Софийской) военной оперативной зоны, той самой зоны, политическую работу в которой возглавлял Тодор Живков. Квартира принадлежала видному болгарскому генералу — одному из руководителей Отечественного фронта.

Георгица представила меня Терпешеву.

— Ждем с нетерпением, — сказал он. — Устали? Присаживайтесь. — И, крепко обняв меня за плечи, усадил рядом с собой.

Терпешев не спешил начинать разговор. Он пристально разглядывал меня, словно желая убедиться, что перед ним действительно человек из Москвы.

— Вы самолично видели товарища Димитрова? спросил он.

— Да, видел, разговаривал, как вот сейчас с вами.

— Как бы я хотел быть на вашем месте! — Терпешев громко вздохнул, расстегнул ворот рубашки. — А какое у вас поручение?

— Передать письмо от Георгия Михайловича, выяснить положение дел и помочь вам организовать прямую связь с Центральным штабом партизанского движения в Москве. Георгий Михайлович мне сказал, что после больших провалов в 1942 году партизанское движение в Болгарии оторвано от общего фронта борьбы с фашизмом. Московская радиостанция «Христо Ботев» передает иногда некоторые сообщения условным текстом, но связь эта только односторонняя.

К сожалению, это так, — кивнул Терпешев.

Георгий Михайлович просил, чтобы вы сообщили ему, как действует Отечественный фронт, как идут дела у партизан, — сказал я.

Мой собеседник насторожился. «Так сразу и обо всем», — прочел я в его глазах. Чтобы окончательно развеять его сомнения, я вынул из рукава пиджака небольшой конверт с несколькими листочками папиросной бумаги. Это и была директива номер три.

— Дед! — воскликнул Терпешев, увидев подпись. — В самом деле он! — И стал быстро-быстро читать письмо. Потом прочитал его еще раз.

Я понимал, как дорого ему живое слово Георгия Димитрова, тем более после такого длительного перерыва.

Почти до вечера Терпешев довольно подробно рассказывал мне о деятельности Отечественного фронта, о партизанской борьбе. Записывать что-либо, делать какие-нибудь пометки на бумаге я не стал. Натренированная память помогла мне запомнить наиболее важное, представлявшее особый интерес.

Сразу же после свидания с Терпешевым я составил обстоятельную информацию на нескольких страницах, и она была надежным путем передана в Москву. Опасность, риск, волнения, бессонные ночи — все это окупалось сознанием того, что Георгий Димитров и наш Центральный штаб партизанского движения получили нужные сведения о борьбе болгарских патриотов с гитлеровцами и их монархо-фашистскими пособниками.