Страница 111 из 147
Помимо всех этих артистов, особо важные роли в общем спектакле играли бармены, или, как их еще ласково именовали, «манипуляторы-полташечники». Саша Штейн и Аня Корнеева были настоящим лицом клуба, теми людьми, с которыми все общались, перед которыми как на ладони разворачивались все клубные события. Они помнили большинство своих клиентов по именам, вели бесконечные долговые списки, умели отпустить тысячу острот, и именно им приходилось принимать решения и жать на красную кнопку в тех ситуациях, когда перед баром начинали закипать страсти. Штейн, как уже известно, был художником и кипучим выдумщиком, а субтильная ироничная Анечка серьезно увлекалась саксофоном.
Всеми деньгами, взимавшимися за вход в Подземелье, заведовала студентка театрального института Рита. Тихая и незаметная, она с полночи до утра просиживала с книжкой в кассе, а о происходящем на вечеринках знала лишь то, что могла увидеть через круглое окошко этого бронированного сейфа.
Охрану клуба от бандитов, налетчиков и прочих распоясавшихся несли семь усатых милиционеров. Этим хороводом часто меняющихся камуфляжных матрешек строго правил голубоглазый Ромашка, а за всеми ними присматривал контролер Андрей Мистрюков.
Замыкали клубное хозяйство появлявшиеся только под утро трусливая бухгалтерша, имени которой никто не помнил, и уборщица Галина Ивановна, пожилая пенсионерка из местных.
Некоторым особняком от штатного состава держался клубный художник, молодой и талантливый Петя Лебеденко.
В начале 1994 года в команде появились еще два персонажа: Даня Ди Каприо и Денис Мотоциклист. Первый возник и стал очень популярен среди юных посетительниц благодаря милой наружности, делавшей его необыкновенно похожим на голливудского киноартиста. Второй же героической внешностью не блистал, зато был мастер на все руки, не чурался грязной работы и, быстро став завхозом-уборщиком, забавно подкатывал к клубу на дребезжащем мотоцикле с коляской.
Легкий и общительный Ди Каприо быстро сдружился с Андреем. Они стали проводить вместе много времени, встречались почти каждый день, по любому поводу, иногда и не расставались вовсе. Работая на каком-то заводе, этот веселый молодой человек мучился своим бездушным занятием и потому так потянулся к «подземным» людям. Общение с клубными не прошло для него даром — очень скоро Данила бросил опостылевший завод и, растворив в acid-музыке все свои проблемы, окончательно примкнул к угрюмым подпольщикам.
Вся эта организация, именуемая «Тоннелем», была плотно пригнана, хорошо обучена и закалена в боях. Клуб работал как часы.
Все было поставлено на поток. Диджеи играли, световики сверкали, бармены напаивали, охрана махала дубинками, уборщица выгребала кучи мусора, а кассирша считала деньги и приносила их в офис. В офисе эти деньга распихивались по карманам, и здесь же происходили все взаимодействия. Тысячу раз за ночь сюда забегали разнообразные знакомые, сюда стучались и пытались прорваться всякие нежелательные персонажи, тут же прятались от шума друзья и уставшие диджеи. Офис был отделан со спартанской скромностью: камуфляжная сетка под потолком, металлический шкаф и сейф, доставшиеся еще от штаба ГО.
В этой же прокуренной комнате строились творческие планы, один другого фантастичней. Впрочем, все, что еще недавно могло казаться фантастикой, теперь было абсолютной реальностью. За эти полгода в первом российском техноклубе выступило такое количество диджеев из Европы, что к началу 1994 года о нем уже знали в Берлине, Гамбурге, Лондоне и Париже. Чаще других приезжали Camden Logan и Rod («Drum club»), а также Nick Warren («Mixmag») и Roman To («Р-500 Boat»).
Так «тоннельное подполье» было организовано и так оно жило своей шумной жизнью глубоко под землей, негласно управляя оттуда всем танцевальным бедламом, творящимся в ночном городе. Однако уже к концу 1993 года, достигнув своего звездного часа, «Тоннель» обрел такое могущество, что сферы его интересов выбрались на поверхность и клуб нанес по городу свой первый мощный удар.
Конец подземному затворничеству положила противоречивая натура Андрея. Она всегда толкала его в спину и побуждала к действиям, но сейчас он просто суетно спешил и метался из стороны в сторону. Все бы было ничего, моего кипучая энергичность постоянно чередовалась с приступами депрессивной меланхолии. Во время этих провалов полные театрального драматизма любовные переживания насыщали его такими страстями, что, возвращаясь в клуб, он щедро делился с друзьями изрядным количеством личной неврастении. Масштабы собственного клуба Андрею казались уже тесными, не давали покоя гремящие на поверхности бездарные вечерники новоявленных промоутеров. Амбициозная натура Андрея ждала большего признания, и он настойчиво требовал штурмового рейва. Назаров соглашался, что пора выходить из подполья, но осторожный Одинг полагал, что пока еще рано выбираться из безопасной брони убежища.
Сосредоточивший в своих руках все информационные потоки, «Тоннель» долго и придирчиво выбирал из массы предложений. В конце концов они выискали финансовых партнеров и организовали несколько мегавечеринок под своим директоратом. Наиболее крупная из этих акций осуществилась на деньги довольно загадочных структур, но прошла в здании Центрального выставочного зала. Впервые за всю свою двухсотлетнюю историю здание Конногвардейского манежа стало площадкой для танцев. Диджеем на этом масштабном шабаше выступил сам Андрей Хаас, а танцевальными шлягерами молодых петербуржцев развлекала московская штучка Лада Дэне. Народу собралось столько, что опьяненные успехом представители загадочной структуры впали в эйфорическое состояние. На радостях они выпили так много писки и вынюхали так много кокаина, что под утро, с криками «Эго наш город!» вдребезги разбили свой дорогущий «ВМВ».
Дорогая вечеринка удалась. Этот хорошо подложенный заряд рванул с таким грохотом, что после фееричного рейва в Манеже народ стал веселиться так, как будто жить ему осталось последний день. Разбить машину по пути в клуб и с хохотом бросить ее обескураженным ментам — это был уже не подвиг. Теперь почти на каждой большой вечеринке отыскивался какой-нибудь новый гуляка, который по просьбе своей девушки «кидал штукарь грина», чтобы «все было» (то есть тысячу долларов, чтобы танцы продолжались еще час или два). Шампанское лилось пенными струями, дорогой коньяк продавался в барах бутылками, билеты стали стоить тысячи рублей, и у многих в карманах завелись модные таблеточки. Потеснив недоумевающую молодежь, на танцполы ринулись «малиновые пиджаки» и в переполненных гардеробах впервые стало не хватать номерков.
Тихо разбогатевшие «широкие массы» пришли в движение и наконец поняли, как нужно развлекаться: дорого, вычурно, до потери сознания. Именно в этот период на крупных вечеринках впервые появился неприятный душок дешевой буржуазности. Заработала давно простаивавшая ярмарка тщеславия. Красным шелком, золотым блеском и лаковой кожей на коммерческие танцполы обрушилась лавина вульгарной итальянской моды. Наступил звездный час для всех, кто тратил тысячи долларов на своих пергидрольных блондинок, покупал им ложные «Versace», сомнительные «Dolce & Gabbana», попугайские «Moschino» и тонны блестящих побрякушек. В лучах сценических прожекторов их никчемная и никому доселе не интересная жизнь обрела свой яркий и оттого такой долгожданный смысл. В ярком блеске этого смысла и под пьянящим соусом абсолютной модности спесивые «новые русские» и их увешанные бижутерией «офисные палки», а также «правильные пацаны» со своими грудастыми «телками» наконец окончательно раскусили подозрительную пилюлю странного ночного куража.
Теперь в прямом и переносном смысле эти «пилюли» стали неотъемлемой частью их вальяжного отдыха. Для тысяч продвинутых коммерсантов и их заклятых врагов-рэкетиров обратной дороги уже не было. И те и другие были молоды, и те и другие хотели развлекаться, у тех и у других были деньги. Результат этой сомнительной общности определился очень быстро — оказываясь на танцполах, они начинали есть таблетки горстями. Кокаин был тогда еще дорогой диковинкой, поэтому новообращенные набрасывались на «колеса» и, обжираясь ими, становились героями клубных анекдотов. Ели они их много, глупо и по кабацкой привычке - чтобы забыться. Разница была лишь в одном — первые запивали их ликером «Амаретто», а вторые по старинке теплой водкой.