Страница 18 из 30
- Очнулся! - воскликнул Борислав, обернувшись на шорох и увидев, меня, выходящего из-под ветвей, тут же устремившихся вверх, слегка шелестя не по зиме зеленой листвой.
- Я же говорил! - улыбнулся Емельян, вставая вместе с остальными: - Здравия тебе, Огнеслав!
- И вам здравия, - улыбаюсь, подходя к собравшимся: - В путь?
- Куда в путь? Ты же еще...
- Я в норме, нужно идти, пока сумерки не пришли.
- Куда такая спешка?
- Времени мало, морок расстилается по миру, и покуда мы медлим, он все больше вбирает силу мирскую. Пошли!
- Вот теперь пошли, - с довольным видом произнес Емельян.
- Давно бы так, - согласно кивнул Борислав, присоединяясь к последовавшему за мной, уходящим в сторону от первичного направления.
- Так, - Воислав обратился сразу к обоим верховным жреца: - Это именно то, очам вы говорили?
- Оно самое, - отозвался Емельян: - Оно самое.
- Так! Слушай мою команду! - тут же раздался командный голос: - В походную колонну становись! По направляющему, передовое охранение, в оперативное построение, остальные следом!
Из-за спины ещё продолжали доносится голоса, но я уже не слушал, обращая свой взор к горизонту, поднимающемуся над лесом, раскинувшемуся меж холмов, кажущихся такими близкими. Но я не искал в этом пейзаже ничего неповторимого, не пытался что-то высмотрить в попытке найти некий смысл или какую-то фантомную цель, принудившую свернуть с намеченного курса.
Многие из нас ощущали себя не на своём месте или же понимали, что занимаются тем, что им не то что не нравится, противиться. Но продолжали это делать, ибо зарабатывали деньги, которые требовались для дальнейшего существования. И эта тягостность искажала нас, переделывая в иных, лишенных прежней душевной красоты, обывателей. Но когда дело не только нравится, а становится смыслом жизни, мы расцветает, начиная наслаждаться жизнью, и это особенно сильно происходит, когда дело направлено чистыми промыслами на помощь в том или ином виде другим. Пусть даже малая толика, но от чистой души, а не ради известности или отмывания от собственной грязи, тяжелыми наростами повсеместно облепившей со всех сторон.
Вот и я шёл быстрым шагом, стремясь на зов, слабым импульсом разносящийся во все стороны в надежде, что хоть кто-то услышит и успеет прийти на помощь. И я услышал, сначала не зов, но страдания, растекающиеся по округе эманациями угнетающей ауры. Те уже не утратили свою силу принудить небеса пролиться дождями, дабы оплакивать страдающую частицу мироздания, да и не потревожат прилегающую под облаками птицу, как и кого бы то ни было. Но я почувствовал, обратив свой взор и увидев слабую искру пока еще живого существа среди серости и черноты обескровленной чащобы.
Тело само рвется вперёд, игнорируя омертвевшие деревья, ставшие ссохшимся буреломом, когти с лёгкостью разрывают паутины мрака, впившегося в некогда полные жизни растения. Резкие попытки впиться, сковать, опутать истлевают, как только навстречу вырывается всполох белого пламени.
"Осталось самую малость. Держись, слышишь, держись!"
Поваленные стволы многовековых исполинов в миг превращаются в разлетающуюся во все стороны труху, усилившаяся в близости аура тоски и горечи, перемешанная с болью и сожалением, пробудила внутри меня, казалось бы, закостеневшие чувства сострадания и сопереживания. Былая безучастность в конец сгорела в пожарище внутреннего пламени, поглотившего остатки косности и бесчувственности, когда-то позволявшей смотреть на гибель и муки других людей по телевизору как интерактивное шоу, утоляя жажду чужой крови и насыщаясь горем тех, кого я никогда не знал.
И нет более для меня понятия "чем хуже другим, тем лучше мне", и даже врагам я буду желать лишь добра, а мое добро с клыками и когтями, покрытыми мифриловой сталью и объятыми пламенем.
- Держись! - выкрикивая, врываясь на заболоченный берег и обращаясь к тому, кто сейчас был под чёрной жижей, постоянно пускающей рябь, будто бы шевелились бессчетные змеи в одном гнезде
Шаг в болото, и нога скрывается до самого колена, второй шаг, и тело погрузилось до пояса. Шевелящая жижа будто бы облепила в попытках присосаться тысячами присосок, в отвращении поднимаю руку и осознаю, что не змеи копошатся вокруг, гигантские для своих размеров пиявки пытались, присосавшись прогрызть сталь и добраться до теплой крови. На последних силах, борясь с собственной брезгливостью, сдерживаю желание высвободить пламя и сжечь болото. Всепожирающая стихия в миг расправится с червями, но и не пощадит молящего о помощи.
Чернота болота посерела, проявляя мириады копошащихся свечений, источающих лишь ауру голода, сквозь которую пробивались слабые всполохи иной сути, сознания, разумного и прекрасного, но истерзанного и угасающего. Окружающий мир предстал иначе, не окрасившись в монотонную серость, но каждая травинка, каждое деревце, каждая некогда живая сущность источала пусть и слабое, но сияние собственной жизни, тонкие ниточки шли по их телам. Взгляд на переполненное паразитами болотце, незримые внутренние нити, скрепляющие сути с плотью, напряглись, тянущиеся ото всех темные нити встрепенулись в попытке воспрепятствовать, но ничтожные существа не способны даже таким числом противостоять воле Палача Смерти, приводящего приговор в исполнение. Безмолвный заастральный вскрик мириад вспыхивающих сущностей, и болотце вмиг обезгадило, густея от переполнившего жижу тлена.
- Держись! - вскрикиваю зверем, бросаясь в жижу и сдерживаясь от навалившейся боли, пронизывающей каждую частицу не тела моего, но самой сути: - Держись!
Руки потянулись ко дну, осторожно беря нечто громоздкое и тяжелое, внутри которого, сжавшись, пряталась почти угаснувшая суть ребенка. Тяну назад, борясь с топким дном и вытаскивая на берег, шаг, следующий, дно чуть окрепло, еще пара шагов, вода опустилась до пояса, еще шаг, ступня придавила мягкий прибрежный мох. Стискивая зубы, затягиваю нечто, погрязшее в черной гнилостности и застарелом мху, зацепившем коряги и ветви, что когда-то упали в жижу и утонули. Но я не обращал на все это внимание, видя, что внутри вот-вот погибнет дитя.
"Лечить, как? Нет, не поможет исцеление, оно уходит. Нет! Держись!!! Я помогу! Живи! Держись!!!"
Руки легли на тело, мысленно тянусь к истаивающей сути, взывая и прося принять помощь. На мгновение перевожу взор к небесам, высматривая в паутинах мироздания те узелки, что принадлежали этому созданию. Кажется, проходит вечность, пока отыскиваю тот самый, что сиротливо мерцал, еще не утратив память прежней связи. Тянусь к сплетению, одновременно пытаясь удержать суть создания, окончательно утратившего силы для борьбы. Мгновение, и, кажется, уже я теряю собственные силы, но продолжаю бороться, хотя боль все больше заволакивает сознание, и тело начинает исходить судорогой, утрачивая собственную связь с моим сознанием, втягиваемым в серость Небытия следом. Но бросить я не могу, нет, ведь это дитя так сильно взывало о помощи, борясь до последнего, и я буду не я, если сейчас отступлю и дам ему умереть.
- Де-ер-жись! - хрипя, дотягиваю нить связи и соединяя ее с сутью.
Кажется, полегчало, когда на плече вдруг ощутил благостное тепло, вливающее силы для борьбы. Оборачиваюсь и вижу лежащую на моем плече руку, по которой в меня передается жизненная сила, идущая по цепочке от стоявшего следом к первому, что возложил на меня свою руку.
- Спасибо... спасибо..., - киваю, кажется, улыбнувшись, продолжая вытаскивать суть и соединяя ее с изможденным телом, жадно впитывающим вливаемую жизнь, возвращая ее из небытия посмертия, о котором я знаю даже больше, чем хотелось бы: - Прорвемся! Слышишь? Прорвемся! Мы тебя не бросим, ты, главное, держись!