Передел

– Да, к тому же он тебе даже любовником не был, – кивнула Мэри, тем самым подстрекая Мэгги на дальнейшие рассуждения. Разговоры о Хьюберте давно стали одним из ее любимейших развлечений.

– Он бы не знал, что делать с женщиной, – буркнула Мэгги.

К ужину обещали приехать двенадцать гостей. Включая ее, Майкла с Мэри и Берто, получалось шестнадцать. Гости приезжали почти каждый вечер – это были ее новые друзья, старые друзья из Америки, старые и новые друзья Берто. Мэгги позировала художнику, приятелю де Рено, затем ее сменила Мэри.

– Он обеих нарисовал не в фокусе, – высказался потом Берто.

В мире, где события сменяли одно другое, лишь Хьюберт оставался постоянной величиной. Мэгги и сама не понимала, насколько она была ему за это благодарна.

Вилла Берто была построена знаменитым архитектором Андреа Палладио. Здание фотографировали с начала эры фотографии, а до того рисовали, скрупулезно описывали снаружи и изнутри, в прозе и в стихах. Виллу изучали ученые, на нее молились архитекторы. Вилла Туллио и в самом деле была красива. Меньшая, чем виллы Фоскари, Эмо, Сарего, Д'Эсте, Барбаро и Капра, она, казалось, соединила в себе все достижения классической архитектуры. В ней царила волшебная атмосфера завершенности и покоя. Это был загородный дом, стоявший на былых сельских угодьях старого рода Туллио. Сейчас, когда подробнейший план дома во всех деталях был известен миру – его вкупе с фотографиями фасада и внутреннего убранства уже не один век публиковали в альбомах и трактатах по архитектуре, – для грабителей вроде бы имело мало смысла посылать людей на разведку. Однако они так не думали.

В десять минут пополудни к вилле подъехал спортивный автомобиль с двумя модно одетыми молодыми людьми. Из библиотеки на балкон, укрывшийся в тени великолепного фронтона, вышел угрюмый Берто. Приехавших он не узнал. К обеду было еще рано – значит, это не друзья Мэгги. Вероятнее всего, очередные зеваки приехали посмотреть дом. Обычно Берто мало заботился о туристах. В сторожке у ворот не было привратника. Когда сам Берто отсутствовал, приемом туристов занимался старик дворецкий Гильоме, чье шестое чувство безошибочно подсказывало, кому показывать дом, а кого отослать прочь. Дней для посещений, как в других, более знаменитых творениях Палладио, не было. Чаще всего просьбы посетить виллу приходили заранее в письменной форме. Иногда любопытствующие запасались рекомендациями друзей или бумагами из университетов. То, что Берто ничего в доме не перестраивал, было общеизвестно. С шестнадцатого века на вилле изменились только система канализации и интерьер.

Берто, гордый своей жемчужиной архитектуры, настолько возжелал, чтобы это оказались туристы, что с первого взгляда наделил прибывших всевозможными добродетелями. Высокий седой мужчина и его молодой спутник, одетые в светлые брюки и выглаженные рубашки, с должной Для непрошеных гостей скромностью поднялись по мраморным ступеням и скрылись из поля зрения Берто, который с нетерпением ожидал звонка в дверь.

Звонок прозвенел спустя несколько секунд, в течение которых Берто воображал как туристы остановились и замерли в восхищении, любуясь портиком в античном стиле и открывавшимся с него великолепным видом. Гильоме зашаркал к двери, а Берто вернулся в библиотеку. Гильоме давно работал у маркиза. Шестьдесят два года назад его, мальчишку без роду и племени, привез из Марселя отец Берто. Так Гильоме получил фамилию – Марсельезе. Фактически он управлял виллой, и Берто, выросший под его присмотром, редко противоречил дворецкому. Берто и Гильоме обладали удивительной степенью телепатического взаимопонимания. Берто всегда понимал, кого из многочисленных друзей хозяина Гильоме имеет в виду, когда говорит, что звонили французы, или немцы, или что приедут римляне, хотя у Берто было предостаточно друзей, подходивших под эти расплывчатые описания. А Гильоме Марсельезе всегда точно знал, каких американцев ждать на обед, когда Берто сообщал, что пригласил американцев. Без сомнения, смысл слова «американцы» передавался каким-то плохо уловимым изменением в тоне, однако Берто и Гильоме никогда не обсуждали подобные мелочи и никогда не ошибались. Помимо прочих, «американцы» включали в себя Мэри с Майклом, а до свадьбы и Мэгги.

Сейчас Гильоме начал подниматься по великолепной широкой лестнице, и Берто, чтобы избавить его от трудов, вышел навстречу и наклонился над полукругом перил.

– Люди пришли, – сообщил Гильоме, подняв глаза. – Gente[16], – добавил он, имея в виду то, что надежды Берто оправдались и гости действительно пришли осмотреть дом. Сам факт, что он впустил пришедших в дом и предложил подождать внизу, означал, что они пока не показали себя недостойными такой чести.

– Спущусь через пару минут, – кивнул Берто, дав себе время убрать газеты со стола, а гостям – полюбоваться результатом заботы, с которой следили за внутренним убранством виллы. – Скажите им, пусть подождут, – приказал маркиз.

Мэгги и Мэри каждый раз поражались, насколько грубо и надменно Берто обращается со слугами, и в особенности когда он так резко приказывал дворецкому. Однако Гильоме считал подобное обращение совершенно нормальным; старик судил о приказе не по тону, а по смыслу сказанного. Его сильно расстраивала фамильярность, с которой «американцы» общались с Лауро. Сейчас он решил, что приказ вполне разумен, и отправился его выполнять.

Вскоре спустился и Берто, пожал руки обоим пришедшим и поинтересовался, как их зовут, разглядывая седые волосы старшего и пиджак в бело-голубую полоску, который тот перекинул через руку. На младшем были хорошо сшитые брюки из дорогого немнущегося материала, а под мышкой он держал глянцевый художественный каталог. Гости представились, извинились за вторжение и спросили, можно ли им осмотреть эту великолепную виллу.

– Пойдемте, – сказал Берто, – я все вам покажу.

Младший оставил каталог на журнальном столике, а Гильоме принял у старшего пиджак.

Между тем Мэгги, обладательница зимнего карибского загара, перевернулась на живот и принялась натирать руки смягчающим маслом.

– Я хочу вернуть дом в Неми, мебель и картины, вот и все, – заявила она. – Мне не хочется больше думать об этом, мне противны эти мысли.

– Ты не думаешь, что он там занимается колдовством? – спросила Мэри.

– Надо просто вызвать полицию. Но Берто такой консерватор! Он считает, что даже колдовство лучше, чем скандал.

Снова появился Лауро и легким шагом направился туда, куда недавно швырнул радиоприемник. Он подобрал разбитый транзистор, потряс его, открыл, переставил батарейки, но безрезультатно. Радиоприемник погиб навеки. Лауро швырнул его обратно и налил себе выпить.

– Где мой муж? – нервно спросила Мэгги.

– Бродит по дому, показывает его гостям.

– Каким еще гостям?

– Не знаю. Пришли дом посмотреть, их Гильоме впустил. Двое мужчин, прилично одеты.

– Берто нас когда-нибудь доконает, – простонала Мэгги. – Подумаешь, прилично одеты! А если они вооружены? Что им мешает перестрелять нас, а потом ограбить виллу?

Мэри поправила прическу, порылась в сумочке и достала пудреницу и помаду.

– Твой муж слишком воспитанный, – заявил Лауро Мэгги, – а Гильоме – просто старый ублюдок, во всех смыслах этого слова. У него и родителей-то никогда не было, он родом с улицы. Без семьи.

– Какие у них рекомендации? – переспросила Мэгги. – Кто их послал?

– Не знаю. Может, и никто. Очередные искусствоведы.

– Все они искусствоведы, – хмуро кивнула Мэгги. – Каждый день про них в газетах пишут. Помните, что случилось прошлым летом на Искии?

– Так там работали ребята из Неаполя, – возразил Лауро. – А эти – американцы.

– Я ничуть не удивлюсь, если Берто предложит им остаться на обед, – проворчала Мэгги.

– Сегодня обедаем всего вшестером, – вмешалась Мэри, хлопнув пудреницей. – Двое погоды не сделают.

16

Здесь: публика (ит.).