Страница 10 из 59
Он давал своим время утащить раненых и, возможно, спастись самим. А для него это был шанс все-таки положить чужака и взять этот корабль целым или почти целым — боевая рубка наверняка содержит много ценного, значительно больше, чем складские или там жилые помещения, которые они разнесли, разбираясь с опасностями корабля. Так что взрыв в ней совершенно не входил в его планы, а в скафандре, утратившем главное достоинство — неуязвимость, — он двигался слишком медленно, намного медленнее, чем без него. Впрочем, была и еще одна причина…
У каждого из нас свои страхи. Кто-то боится боли, кто-то смерти, кто-то темноты. Большинство людей имеют страхи и умеют с ними справляться — это вполне нормально, можно, например, бояться пауков и, демонстрируя самому себе, что ты настоящий мужчина, демонстративно давить их ногами. Боятся практически все, абсолютное бесстрашие сродни непроходимой тупости, и, как показывает практика, не умеющие бояться в любой заварухе страдают, а порой даже погибают, первыми.
Так вот, у Виктора тоже были страхи, которые он, как и любой другой человек, научился успешно преодолевать. И одним из них было постоянное беспокойство о том, чтобы кто-нибудь не счел его трусом. Именно поэтому он всегда шел впереди своих товарищей в бой, сам вел флагманский крейсер, возглавил абордажную группу… Ну а сейчас первым шагнул навстречу неведомому врагу, и все для того, чтобы никто не посмел назвать его трусом. Комплекс, конечно, но раз уж он есть, с ним приходится как-то уживаться. Или умирать…
Чужак, видимо, понял, что ему предлагают поединок. Он с интересом (это выражение было понятно даже в исполнении его нечеловеческой физиономии) посмотрел на Виктора, а потом встал в стойку, чем-то неуловимо Виктору знакомую. И мгновенная вспышка воспоминания…
Запомните, орелики. Орелики-орелики, до взрослых хищников вам, как до Луны задним ходом. Запомните, красивые стойки хороши для кино, для боя — уже не очень. Нет, конечно, из стойки бывает удобнее работать, вот только далеко не всегда, а вот минусов не счесть. Во-первых, принимая стойку, вы теряете время. Во-вторых, по стойке любой мало-мальски грамотный противник сразу определит вашу школу, а значит, и сможет предугадать ваши действия. В-третьих, из каждой стойки можно эффективно работать только определенные удары. Все это делает вас предсказуемым, а значит, слабым. Есть еще много недостатков, но они уже помельче, сами потом увидите. Поэтому учитесь работать из любой позиции, причем делать то, чего от вас не ждут. Потом я покажу вам эти стойки, конечно, для общего развития, но для начала продемонстрирую, как выглядит реальный ножевой бой. Курсант Илюшевский, два шага вперед!
Стойка противника Виктора была буквально слизана со старой испанской кинжальной школы, с поправкой на телосложение чужака, естественно. А значит, удар будет неожиданным для обычного, не знакомого с ней человека — от плеча, прямой, колющий. Такого не ждут. Конечно, можно ошибиться и нарваться, но уж больно многообещающее сходство. Есть из этой стойки и другие варианты ударов, но этот оптимальный, скорее всего, если Виктор будет открыт для него, то именно так чужак и ударит, решая исход схватки в одно движение. Зная, как тебя будут бить, имеешь шанс уклониться. А главное, если угадал — это еще и шанс на победу, сколь-либо долгий бой ему не выдержать, уж это Виктор понимал прекрасно. Слишком быстр был его противник, слишком мастерски владел клинком. И сам клинок был хорош, парировать удары такого — значит, остаться без оружия, десантный нож будет просто перерублен пополам.
Виктор рискнул и выиграл, вот только финал не рассчитал. Когда он шагнул навстречу чужаку, нарочито неловко замахиваясь (ну, неловко — это в глазах мастера, естественно, на взгляд постороннего неискушенного зрителя, так наоборот, очень ловко и быстро, тут главное было не переиграть, изображая неумеху), тот, как Виктор и предполагал, легко уклонился и атаковал сам, с такой скоростью, что, не будь Виктор готов именно к этому удару, то, наверное, его карьера на этом бы и закончилась. Однако тело его успело, опережая мысли, уклониться, а левая, безоружная рука со всей дури ударила в шею противнику. Вот этого чужак и не учел — того, что бить его будут безоружной рукой. А Виктор не учел, что противник его очень быстро двигается и очень отличается от человека по физическим кондициям. Он-то бил в голову, надеясь оглушить чужака, но тот успел дернуться в сторону. Впрочем, это не слишком повлияло на результат — удар был такой силы, что сломал чужаку шею, а попади Виктор туда, куда рассчитывал, скорее всего проломил бы ему череп.
Вот так и остались они без пленных — больше никого живого на корабле не нашлось. Нашли, правда, еще один труп, как раз в том отсеке, который был поврежден вторым попаданием, однако это было уже как-то без разницы, только разве что подтвердило еще раз прописную истину о том, что «брони много не бывает!». Правда, останки чужаков заморозили — мало ли, вдруг многомудрые ученые придумают чего, но на этом проблемы только начались. Ну в самом деле, если попался тебе редкостный трофей — разве ты его бросишь?
Корабль чужаков, после недолгих обсуждений, решено было перетаскивать на базу, и это вылилось в целую операцию. Перетаскивать корабли случалось и раньше, технически ничего сложного в этом не было — швартуешь его к борту корабля-буксира и тащи себе на здоровье. Хороший пилот с этим справлялся на раз, да и посредственный тоже справлялся, правда, немножко попотев. Единственная проблема — нарушение центровки буксирующего корабля, да и ускорение снижается, однако это все решалось, что называется, в рабочем порядке. Однако транспортировать так корабль чужаков, тем более к межпространственным прыжкам, похоже, неприспособленный (на борту не нашли, сколько ни старались, ни одной системы, аналогичной используемым для этого людьми), было, мягко говоря, рискованно — вдруг рванет тот же самый реактор? Или непонятно на каких принципах работы построенный двигатель что-нибудь отчебучит? Да мало ли каких сюрпризов можно ждать от неизвестной техники.
Решали все, как обычно, мозговым штурмом и, в конце концов, решили — за два дня состряпали буквально на коленке каркас из металлических труб, углов, швеллеров и вообще чего попало, разорив при этом ремкомплекты обоих кораблей. Созданный каркас позволил швартовать чужой корабль не борт к борту, а впереди, метрах в трехстах, что хотя бы частично снимало опасность при взрыве. Несмотря на хрупкость, ускорение в 0,1g конструкция выдержала. Через это извращение сопромата диск пришвартовали к «Ганимеду», оставив на крейсере минимум экипажа — пилота, он же штурман, и двух механиков. Большего для корабля с такой автоматизацией, в принципе, и не требовалось. За пилота пошел сам Виктор, матерно послав всех, кто говорил, что так нельзя, а механики остались штатные, благо механизмы своего крейсера они знали отменно.
И, в общем-то, ничего страшного — один прыжок сделать смогли. Правда, самопальная швартовочная эстакада развалилась сразу после перехода, но это уже не играло никакой роли — диск переход выдержал, не взорвался, не рассыпался, не испарился. На основании этого был сделан вполне логичный вывод — не страшны ему переходы, а раз так, то цепляем в обычном режиме и поехали. Ну и поехали — бодро, весело и с песнями. Тогда у Виктора в первый раз прихватило сердце, но он никому, кроме врача, об этом не сказал, а врач, проверив его в стационаре, успокоил, что проблема чисто нервная, а само сердце вполне здоровое. Ну и обругал за то, что не напился Виктор сразу водки, не пережег адреналин. Типа, выпил бы — помучился бы с бодуна, зато потом бы проблем не было. А так, не подумал — ну и мучайся теперь. Виктор смиренно выслушал доктора, с таким же смирением получил кучу уколов, взял с врача слово, что сведения о его болячке из стен амбулатории не выйдут, получил в ответ гневное фырканье и лекцию о врачебной этике и отправился спать. Спал он двое суток, с перерывами на туалет, после чего проснулся голодным, но отдохнувшим и почти здоровым, что внушало ему осторожный оптимизм.