Дальний рейд

Михаил Михеев

ДАЛЬНИЙ РЕЙД

ЧАСТЬ I

Глава 1

Я бегу по выжженной земле,

Гермошлем захлопнув на ходу!

Мой «Фантом» стрелою белой

На распластанном крыле

С ревом набирает высоту…

Хариус — рыба не крупная, но сильная и быстрая, а главное, никогда не сдается без боя. Прыжки, которые выделывает этот стремительный речной хищник, попав на крючок, даже не впечатляют — восхищают. И когда полуторакилограммовая рыба после очередной, особо эффектной «свечки» все-таки сорвалась, сумела выплюнуть блесну, Виктор не испытал разочарования — скорее восхищение и уважение к сильному и не желающему сдаваться противнику.

Тихонько выругавшись под нос (а как же иначе, душу-то все равно надо отвести), пиратский адмирал аккуратно сложил спиннинг — если хариус сорвался, значит, здесь, на небольшом перекате, ловить дальше бесполезно. Будь речка пошире или лови он на яме, можно было бы попробовать половить еще, но, когда пространство ограничено, первый сход означает конец рыбалки — хариус рыба умная и осторожная. Можно было бы, конечно, побродить по берегу и дойти до следующего переката, всего-то метров двести, но было уже лень. И потом, этим сходом река будто сказала: хватит на сегодня, зачем тебе столько? И с этим трудно было не согласиться.

Виктор подхватил кукан с десятком таких же, а может, чуть побольше или чуть поменьше, рыбин и, оскальзываясь резиновой подошвой сапог на глинистом склоне, начал подниматься наверх по высокому берегу. Вдоль реки идти не хотелось — хоть и проще, берег внизу довольно ровный, грунт плотный и каменистый, но зато и идти почти два километра, речка петляет, как заяц, а так, перевалив через холм, можно срезать сразу два поворота и, пройдя всего метров триста, выйти на стоянку. Извечная привычка русского человека выбирать пусть сложную, но короткую дорогу, но Виктора она не тяготила.

Айнштейн уже сидел у костра на аккуратно сделанной из трех сухих жердин скамейке и помешивал в котелке ароматно пахнущее варево. Виктор увидел, что Айнштейн не забыл кинуть под седалище сделанную из рысьей шкуры подстилку, и внутренне усмехнулся: все же немец остается немцем, пусть он даже и русский на много поколений. Пунктуальность и внимание к мелочам так и прет — сам Виктор, наверное, сел бы на первое попавшееся сухое бревно, благо их тут было в достатке, нанесло в половодье топляков, а за лето они успели неплохо просохнуть. И уж конечно Виктор не стал бы тратить время на то, чтобы сделать вот такую подстилку. А судя по всему, делал ее Айнштейн сам, он вообще сам делал все снаряжение для рыбалки и охоты. Аккуратно, стежок к стежку сделал. Впрочем, возможно, это у него такой своеобразный способ релаксации.

— Ну как?

— А вон, посмотри, — Айнштейн кивнул головой влево. Там, на берегу ручья, на котором они устроили стоянку, лежала такая же аккуратная, как и все, что делал Айнштейн, сетка-мешок, в которой как раз уместилось несколько рыбин. Раза в два поболе числом, чем у Виктора.

— На что ловил?

— Да разные пробовал, лучше всего на серебристый блюфокс идет. А ты?

— Тоже блюфокс, только желтый. Лень было экспериментировать.

— Ну а раз лень — иди чисти рыбу. Уговор дороже денег.

Айнштейн весело рассмеялся, демонстрируя окружающему миру безупречно ровные белые зубы. Виктор чуть обиженно пожал плечами, но уговор есть уговор: кто меньше поймал — тому и рыбу шкерить. И пришлось адмиралу, вздыхая и жалуясь самому себе на то, как несправедливо устроен этот мир, плестись к ручью, чтобы заняться там нелюбимым и неблагодарным занятием. Впрочем, судя по всему, кое-что Айнштейн уже почистил — если верить чешуе и прочей требухе, нескольких щук и пойманного ночью на жерлицу налима, из которых теперь и варил уху, настоящую, с дымком, а не ту пародию на благородное блюдо путешественников, которую готовят повара в ресторанах.

Пока Виктор ловко потрошил хариусов, отдельно откладывал мелких, чтобы потом, пересыпав их солью и перцем (последнее не совсем по канонам, но так вкуснее), сделать малосолку, отдельно, переложив листьями крапивы, крупных, Айнштейн успел и доварить уху, и вскипятить чай с брусничным листом. И как-то незаметно с небес на землю начал опускаться вечер, а навстречу ему от речки поднимался туман, чуть подсвеченный изнутри розовым светом заходящего солнца.

Когда он вернулся к костру, уже почти стемнело. От холодной воды заломило руки, и Айнштейн, увидев это, тут же сунул в них кружку с крепким горячим чаем. Виктор выхлебал ее залпом, обжигаясь о металлические края походной посудины, и почувствовал, как по телу разливается спокойное тепло. Все-таки чай, да еще со свежим малиновым вареньем — это вещь!

Потом пришел черед ухи — тоже горячей, наваристой, похоже, в Айнштейне умер отличный кулинар. Хотя, похоже, умер не до конца. А вторым блюдом шел шашлык из свежего кабанчика, молодого, почти поросенка, которого он лично завалил утром, и запеченная в золе картошка. Словом, то, что надо — и для желудка, и для ощущения первобытной романтики. Перья в изобилии растущего на берегу реки дикого лука хотя и не шли по остроте ни в какое сравнение с его окультуренным сородичем, но приправой были неплохой и бодро хрустели на зубах. Ну и по сто граммов, конечно, — хотя какие сто граммов? В смысле выпивки оба предпочитали хорошие вина, поэтому бутылкой одного такого и воспользовались, не пьянства ради, а удовольствия для. В общем, вечер удался.

Спать завалились тут же, в палатках, забравшись в теплые спальники. Только не забыли насторожить сигнализацию, дитя новой эпохи, изрядно облегчающее жизнь, ибо медведей здесь, в Приуралье, водилось преизрядно, и рисковать попусту ну никак не хотелось. Впрочем, помимо основной сигнализации есть и традиционная, попроще, но от того не менее надежная. Вон она, спит чуть в стороне от костра — намаялась, весь день шныряя по кустам, потом наелась рыбы и дрыхнет теперь без задних ног, но сон ее чуток… Лайка, некрупная, рыжая, карело-финской породы. В тайге без собаки никак, пусть и стоит совсем рядом могучий драккар и лежит у тебя под рукой рядом с охотничьим карабином боевой лучемет.

Впрочем, ночь прошла спокойно — медведи, видимо, решили не связываться с прилетевшими на огненной птице чужаками. Правильно сделали, между прочим — хорошо быть большим и сильным, но человек стал тем, кем он стал, как раз потому, что был слаб и вовремя понял, что ум рано или поздно переламывает силу физическую, выдавая на-гора такие вот лучеметы, позволяющие разрубить хозяина тайги пополам, даже не подходя к нему близко. А выбравшиеся отдохнуть на природу адмиралы оружием пользоваться умели, в чем не раз убеждались их многочисленные враги. Как правило, слишком поздно для того, чтобы успеть принять это к сведению.

Утренний клев они безнадежно проспали. Впрочем, это не слишком их огорчило — как раз эти двое могли позволить себе распоряжаться временем по собственному усмотрению. Захотят — завтрашнего утра дождутся, не захотят… Ну вот за обсуждением этой животрепещущей философской проблемы их и застал вызов, и тоненький писк рации поставил точку в их споре — не получается просто захотеть или нет, даже если ты можешь себе это позволить.

Вызывал Медведь — как обычно усталый и мрачный, на экране видеомодуля, стирающем габариты, казавшийся даже похудевшим. Ну, что поделаешь, дала у человека личная жизнь трещину во всю задницу, вернулся из очередного рейда — и застал жену с… Да не все ли равно, как звали покойного. Теперь мучается, правда, не пьет уже, хоть это слава богу. Виктор загрузил его работой по самые уши, это помогало, но не всегда, из депрессии гигант пока что так и не вышел. Впрочем, вызывал по делу — доложил, что немецкий посол, похоже, созрел для разговора, жаждет встречи. Спрашивал, когда можно назначить. Виктор переглянулся с Айнштейном и ответил: давай прямо сейчас и прямо сюда. Нарушение этикета? Да и пес с ним, мы ведь не признанная мировым сообществом держава, а типа пиратская республика. Во всяком случае, в представлении обывателей. Ну а сами себя считаем гегемоном в этом районе. Если исходить из первого определения, то законы, в том числе и этикета, нам не писаны, а во втором — можем на них наплевать на правах сильнейшего. Так Виктор Медведю и объяснил. Тот, подумав, согласился и пообещал отправить немца немедленно, благо дежурный драккар всегда «под парами».