Страница 106 из 145
84 Там же, стр. 103.
85 Там же, стр. 63.
86 Там же, стр. 91.
87 Сергей Есенин. Собр. соч., т. 2, стр. 92.
88 Там же, стр. 100.
89 Там же, стр. 59.
90 Там же, стр. 28.
91 Там же, стр. 77.
92 Там же, стр. 96.
93 Там же, стр. 111.
94 Сергей Есенин. Собр. соч., т. 2, стр. 101, 103, 104.
95 Там же, стр. 122.
96 Интересно отметить, что типично есенинские обороты встречаются в стихах, написанных значительно ранее аналогичных произведений Есенина и порою принадлежавших перу самых заурядных поэтов. Например, некий Предтеченский в стихах 1915 года изображает себя в компании «убийц, мошенников и кутил» и предваряет интонации известного стихотворения Есенина 1923 года «Сыпь, гармоника. Скука... Скука»: «Плачь дитя! Моя грудь раздавлена глыбой грусти. Плачь, стерва!» и т. д. (сб. «Без муз», Нижний Новгород, 1918, стр. 23). Это говорит о том, что «есенинщииа» как литературно-бытовое явление существовало, по сути дела, независимо от Есенина, а поэт своим именем и талантом лишь придал ему известность.
97 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 15.
98 Иван Филипченко. Эра славы. Стихи и поэмы, М., 1918, стр. 15, 6.
99 Георгий Якубовский. Практика и теория в творчестве «Кузницы» - как проблема материалистического искусства. - «Красная новь», 1923, № 6(16), стр. 340.
100 Декларация пролетарских писателей «Кузницы». - «Правда», 21 июня 1923 г.
101 «Эпопея», 1922, № 1, стр. 7, 16-17.
102 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 1, стр. 135-136.
103 В. Александровский. Восстание. М., 1919, стр. 4.
104 Например, П. Орешин поэму «Последняя свадьба» (другое название «Микула»), появившуюся в 1919 году отдельным изданием, одновременно опубликовал в лирических извлечениях, как ряд стихотворений. При этом элементы эпического сюжета, игравшие в поэме подчиненную роль, выпали без следа, что не оказало заметного влияния на содержание и структуру этого произведения.
105 В. Кремнев. Поэма Великой Революции. - «Кузница», 1920, № 5-6, стр. 62.
106 Там же, стр. 63.
107 Нельзя согласиться с утверждением К. И. Чуковского, отождествившего тогда поэму «Двенадцать» с прежними произведениями Блока: «...Мы, следившие за творчеством Блока, знаем, что здесь не новый, а старый Блок, и что тема „Двенадцати“ есть его давнишняя привычная тема. В „Двенадцати“ изображены: проститутка, лихач, кабак - но мы знаем, что именно этот мир проституток, лихачей, кабаков давно уже близок Блоку. Он и сам давно уже один из „Двенадцати“. Эти люди давно уже его братья по вьюге... И даже то, что двенадцать говорят о попе, было когда-то сказано Блоком - в „Ямбах“. Даже нож, которым в „Двенадцати“ Петруха убивает соперника, есть тот самый русский национальный нож, который давно уже неотделим для Блока от русской вьюги и русской любви, о котором Блок задолго до „Двенадцати“ сказал в стихотворении „Русь“:
И девушка на злого друга
Под снегом точит лезвие».
(К. Чуковский. Александр Блок как человек и поэт. Введение в поэзию Блока. Пг., 1924, стр. 130-131).
Эта концепция отчасти была продиктована полемикой Чуковского с теми, кто обвинял поэта в измене своему прошлому. Однако, не изменив себе, Блок существенно изменился в «Двенадцати», и количество звучащих здесь «реминисценций», напоминающих о его более ранних произведениях, еще ничего не доказывает. Очевидны качественные различия, касающиеся общей художественной структуры этой вещи и замеченные большинством читателей и самим автором. Между прочим, в той же книге Чуковский рассказывает, что Блок до конца дней относился к «Двенадцати» как бы с некоторым удивлением и, внимательно прислушиваясь к спорам вокруг этой поэмы, старался уяснить себе, что же у него написалось. Этот факт говорит за то, что «Двенадцать» для Блока не были привычной и давно разработанной темой, что здесь он выступил не как старый, а как новый Блок.
108 В. Кадашев. Причастие бесу болотному (О трагедии одного поэта). - «Накануне», 1918, май, № 6, стр. 4.
109 Записные книжки Ал. Блока. Л., 1930, стр. 175-176.
110 Г. Блок. Герои «Возмездия». - «Русский современник», 1924, № стр. 184.
111 Б. Эйхенбаум. Трубный глас - «Книжный угол», 1918, № 1, стр. 3.
112 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 85.
113 Александр Блок. Собр. соч., т. 8, стр. 55.
114 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 14.
115 К. Зелинский. На рубеже двух эпох. Литературные встречи 1917-1920 годов, стр. 7.
116 Попытки привязать автора к какому-то определенному «месту» поэмы доходили до того, что Блока отождествляли иногда даже с «буржуем на перекрестке». В. В. Сиповский, крайне вульгаризаторски трактовавший Блока, следующим образом излагал смысл и содержание «Двенадцати»: «Пошел Александр Блок, отравленный тоской, на Невский проспект с затаенной надеждой найти „нечаянную радость“ в лице какой-нибудь „прекрасной дамы“ - „незнакомки“ и ...наткнулся на „двенадцать красноармейцев», „в зубах цыгарка, примят картуз, на спину б надо бубновый туз“ - остановился на „перекрестке“ „и в воротник упрятал нос“... „Стоит безмолвный, как вопрос“, куда идти? Где спасенье?... Вдруг... трах-тарах-тах-тах-тах-тах. Петруха выпалил в Катьку - „незнакомку, падучую звезду“. Вот тебе и „нечаянная радость“! Вот тебе и прогулка по Невскому! И еще глубже ушел Александр Блок в свой воротник. „Хвост поджала его собака“... „Куда идти? ...Где спасенье? Стоит - и ноги не идут“». (В. В. Сиповский. Поэзия народа. Пг., 1923, стр. 17-18).
117 Драматургическое начало в этой поэме было выражено столь отчетливо, что вскоре после ее появления возникли инсценировки «Двенадцати», переводившие образы Блока на язык музыкальной драмы. При этом структура поэмы не подверглась существенным преобразованиям: весь текст легко распределился «по ролям», разбился на множество «партий». Любопытно, что в этих инсценировках роль автора никак не предусматривалась, все осуществлялось и произносилось самими персонажами, действующими или упомянутыми в поэме Блока.
118 См. Э. В. Померанцева. Александр Блок и фольклор. - «Русский фольклор. Материалы и исследования», III . Изд-во АН СССР, М.-Л., 1958.
119 Александр Блок. Собр. соч., т. 5, стр. 9.