Короткие истории. Тексты

Еще выпускали трактора марки «ВТ» – трактора сельскохозяйственные, общего назначения, тягового класса. Номера 100, 150 и 175. Эти трактора были однотипными по конструкции и различались только эксплуатационной мощностью двигателя: 120, 150 и 170 лошадиных сил. «ВТшек» было меньше.

Нижний поселок всегда считался криминальным местом. Даже сейчас считается таковым. Заселили его бывшими зэками и переселенцами в 50-е годы. Первые как не работали, так и продолжали не работать, и периодически «шли на посадку», последние работали на заводе.

Во дворе нас, детей, было всегда много. С разных домов. С соседних. Я был один из самых младших. Дети делились по возрасту примерно так: те, кто ходит в детсад, младшие школьники, и так далее - по возрастающей линии.

Наша, «нижанская» местная шпана называла меня - Ленявый. Узнав, как меня зовут, ребята чуть постарше, недолго думая, переделали мое имя в понятное местному народу прозвище, производное от имени. Ленявый. Я сейчас думаю это что-то между «ленивый» и может быть: «линять» - так ребятам было проще, так как здесь наблюдается привязка к этим глаголам, известным всем. Нет, ну а что еще могли придумать простые, не шибко, как говорится, грамотные шкеты с поселка. Так что это мое первое погоняло.

Когда я выходил на улицу с отцом, подбегали наши дворовые друзья, ребята постарше.

- Здарова, Ленявый!

- О, Ленявый!

- Привет, Ленявый!

Я тоже здоровался своей, совсем детской лапкой с ними – жал им их руки. Я был их подшефным. Отец шел домой, или сидеть на лавочку, или кататься на велосипеде (у него был велосипед), а я тусовался со своими первыми корешами, и всегда знал, что никогда в обиду меня здесь не дадут. Младших товарищей у нас опекали.

Потом, когда я через очень много лет встречу в троллейбусе знакомого парня с поселка, то он меня как раз окликнет фразой – «Здарова, Ленявый...» Я буду ехать со Спартановки.

К сожалению, я совершенно не знаю, как сложилась судьба моих самых первых друзей по поселку. Лишь иногда, очень редко от общих знакомых и родителей до меня доходили отрывочные сведения о ком-то из них. Сведения эти не пестрели разнообразием: этот сел, того судили, тот – полез куда-то, разбился и умер.

Рассказывали, что раньше, в послевоенные годы, в особо жаркую погоду люди с поселка выносили летом раскладушки на улицу и спали. И никто не боялся – что его обворуют или еще что-нибудь сделают.

Отец с матерью рассказывали мне, как и им приходилось неоднократно попадать в интересные ситуации на поселке. Я уже родился к тому времени.

Однажды, сожитель по коммуналке нашей, алкаш, долго орал, а я в соседней комнате не мог заснуть, вышел отец и дал ему пиздюлей, но так – не сильно, чтоб не шумел, тогда соседушка, пригрозив «это дело так не оставить», побежал за дружками, сидевшими во дворе. Те, выслушав «кореша», надавали ему пиздюлей сами. Типичная рядовая история для конца 80-х окраинного рабочего поселка.

Потом, спустя какое-то время, тот же сосед-алкаш, придя домой и не найдя ключа от своей комнаты, взял топор и вырубил внизу двери себе лаз, после чего заполз внутрь как собака, - открыл замок изнутри, смог уже по-человечески выйти, и, торжественно объявить жителям коммуналки: «А ключ-то вот! В штанах-то лежал! Вот – ключ-то!», - и, нащупав его в кармане брюк, победно вытащил и показал.

Дырку ту в двери я отчетливо помню. Помню бордовым цветом дверь их комнаты. В дырку эту, ради спортивного интереса и я слазил.

Отсюда две поселковые морали вытекает. Первая: не бегай жаловаться – это не по понятиям. Вторая: семь раз отмерь – один раз отрежь.

У соседа было двое детей, старше меня на несколько лет. Андрюшка и Сережка. Они, переезжая, оставили мне своих нескольких солдатиков, боевую игрушечную технику и кубики. Больше я, кажется, их не видел с того момента как они уехали. Видел лишь Сережку, который однажды заехал к нам, отслужив в армии – мы с родителями жили уже на новой квартире. Он служил на флоте, привез, и подарил мне, как младшему корешу – тельняшку без рукавов. Майку. До сих пор лежит у меня в шкафу. Где-то это уже было ближе к середине 90-х.

С отцом мы ездили на дачу. На его велосипеде. Он приделал впереди на раму детское сиденье, и мы ездили; по первой продольной, вдоль тополей по перегону между Тракторным и Спартановкой, затем сворачивали на станцию «Новая Спартановка», и дальше, перебравшись через жд пути, держали путь на поселок Забазный за которым находилась наша дача. За Забазным располагались дачные участки вдоль реки Сухая Мечетка. Сухая Мечетка – та самая известная на всю Россию тем, что именно здесь был открыт археологический памятник времен чуть ли не палеолита. Нам об этом рассказывали в универе на парах археологии. Да и в Интернете полно информации - я думаю легко можно посмотреть.

Дачу, как земельный надел (а это и есть земельный надел, участок, проще говоря) дали моему деду, Борису Порфирьевичу Маленко. Еще через овраг – у него была своя, а эту, напротив, на другой стороне оврага он отдал моим родителям. Случилось это в год моего рождения в 1986 году.

На своей даче у деда росла его гордость – огромная груша. Человек с Украины, он очень ценил две культуры: груши и вишни.

Даже когда дед мой умер, а дачу его бабушка продала, груша возвышалась над той стороной оврага. Потом новые хозяева забросили этот участок, домик сожгли, а грушу спилили.

Дача наша для меня до сих пор – как островок детства и чего-то древнего и незыблемого. Я редко сейчас там появляюсь. А если и появляюсь, то для меня это что-то вроде традиции, доброго знака самому себе. Дань уважения земле своей, которую за двадцать с лишним лет я вправе именовать и считать своей.

Родители много раз собирались продать участок, но все никак не продадут. Их тоже что-то держит. Не исключено что те же чувства что и меня. Только они не признаются, может.

Родители мои – Василий Николаевич Хлямин и Нина Борисовна Хлямина (Маленко) познакомились здесь, в Волгограде. Здесь же и поженились, родив меня и моего брата Егора.

Отец мой приехал из Владимира с товарищем. Приехали так: как-то на движняках решили: «А не махнуть ли нам в Волгоград, на легендарный тракторный завод работать?!» - «А давай махнем!» - И махнули. Приехали, поселились в общежитии на улице Дегтярева. На завод устроились без проблем. В те времена было так: хочешь работать – пожалуйста, устраивайся и работай на здоровье.

На заводе работала в то время моя мама, так как не поступила с первого раза в университет на факультет иностранных языков. Там они в недрах завода как-то познакомились. Или даже сначала отец мой познакомился с дедом моим, отцом мамы. Не знаю точно. А уж потом и с мамой довелось. Суть не в этом. Суть в том, что уже в 1980 году они поженились. Но я родился только через шесть лет.

Смотрю иногда, как и все нормальные люди, семейные альбомы, рассматриваю фотографии. Только с возрастом какое-то глубокое понимание ВСЕГО начинает приходить, ей-богу. Смотрю на смену поколений, хотя бы внутри нашей семьи, анализирую, думаю.

В детстве мне казалось, что взрослые всегда были взрослыми, а уж дедушка и бабушка вовсе были всегда. Я представлял себе происхождение взрослых так: мама и папа были взрослыми, вот такими, какие есть. Бабушка тоже. А дедушка, как самый-самый древний, как «динозавр» появился… из земли. Сам. Я это так видел: вот он мой дедушка, такой же, как на фотографии, в рубашке белой, пиджаке, галстуке - появляется из земли. Я даже помню место, где мне это «рождение» дедушки представлялось – как идти от остановки «кинотеатр Старт» вниз, мимо забора, к рынку – там есть насыпь такая, не доходя школьного забора – вот будто бы там.

2.