Оружейный барон

— А почему бы вам не сходить в глубокий рейд на ту сторону реки?

— Кто отпустит генерала в рейд с эскадроном? — удивился Бьеркфорт.

— Я не такой рейд имел в виду — всей дивизией, чтобы погромить вражеские тылы основательно большим кулаком и тем сорвать готовящееся наступление царцев.

Если у Доватора суровой зимой 1941–42 годов такое успешно получилось, почему у Бьеркфорта не получится? — подумал я. — Авиация тут пока еще в зародыше.

— Без пулеметов делать в таком рейде нечего, а они сильно затормозят передвижение. Снег глубокий, а пулеметы на колесах. Вы же видели эти механические бандуры и их большие узкие колеса. Вот если бы иметь в достаточном количестве ручные 'гочкизы'…

— Можно снять колеса и поставить гатлинги на сани… — закинул я пробный шар на тему эрзац — тачанки. Что поделать… у меня сегодня не голова а Дом советов. Наверное, потому что меня обрекли на полугодовое боевое безделье. Похоже, я сам подсел на адреналин…

— Интересная мысль… — генерал поднял правую бровь. — За это стоит выпить.

Мы покончили с едой, и как по заказу халдей принес мне лафитник коньяка, порезанный лимон и дымящуюся чашку кофе.

Я не стал гонять официанта за второй коньячной рюмкой, просто разлил лафитник по стаканам для воды.

— И минимум обоза, ваше превосходительство. Такая война должна кормить сама себя, учитывая, сколько всего царцы заготовили для наступления. А что не пригодится вам — предать огню. У меня тост, за то чтобы ваши конники на том берегу реки, что не смогут съесть, чтобы все понадкусали.

У генерала загорелись глаза. На щеках выступил легкий нервический румянец. Ноздри затрепетали.

— Охотно за это выпью, дорогой барон. Сегодня же спланирую такой рейд, и завтра пойду пробивать его в штабе пока Аршфорт не уехал.

— Привлеките к разработке принца, — посоветовал я. — Так вам удастся получить столь вами вожделенные ручные пулеметы. И возможно 'воздушную халву' которую готовят для воздухоплавателей. Весит она немного, места занимает мало, а питательна и сытна.

— Человек, — щелкнул пальцами начальник кавалерийской дивизии. — Еще коньяка. Самого лучшего! Барон — вы гений. Вы подарили мне вторую молодость.

Когда я, сидя в кабинете заводоуправления, писал последние списки на отправку, что в какой вагон грузить и кого куда размещать, возле меня скромно топтался Гоч. Уже пару минут. Такое поведение не было свойственно моему порывистому партнеру, и я сам прервал свое занятие.

— Мой друг, что с тобой случилось? Я тебя не узнаю, — покачал я головой.

Гоч еще несколько секунд помялся и, наконец, родил.

— Савва, я могу взять свою горничную с собой во Втуц? А то… — промямлил конструктор с некоторым плохо скрываемым смущением.

— Конечно, можешь, Имрич, — улыбнулся я. — Ехать нам долго, так что действительно надобно, чтобы рядом с тобой был человек, который бы тебя обслуживал. У тебя же денщиков нет. Кстати, а почему? Ты же такой же офицер, как и я.

— Понятия не имею… — пожал плечами Гоч, притаптывая, но уже весело. Глаза его загорелись, и довольный Гоч оборвав наш диалог на полуслове, чуть ли не вприпрыжку убежал собирать вещи.

Точно он со своей ночной горничной спит, только скрывает это ото всех. И чего стесняется? Женщина она красивая. Или он боится, что завидовать будут?

Эту ночь я спал в своем салон — вагоне. Его окончательно отремонтировали будвицкие мастера декора, что даже не стыдно было показать другим. По крайней мере, он уже не напоминал обшарпанное с разномастной мебелью помещение комиссара ЧК, как специально декорированное для съемок фильма о Гражданской войне.

Сам салон стал меньше, передвинули купе стюарда с кухней, а его месте устроили латунный санузел с душем, благо и титан угольный совсем рядом через узкий коридор. Потолок занизили, врезав под крышу увеличенный бак для воды. Окно забрали матовым стеклом, изнутри закрытым латунной же сеткой — чтобы если разобьют, то голого меня осколками не поранило.

Оба 'господских' купе стали двухместными, как в советских СВ.

Дальний холодный туалет также стал сиять надраенной латунью и из части тамбура сделали багажную кладовую, так что выход там был только на непарадную сторону.

В салоне появилась красивая мебель тропического красного дерева из довоенных еще запасов. Письменный стол с телефоном (связь с машинистом). Длинный стол для совещаний (он же обеденный) и шикарный диван с высокой спинкой. Вдоль непроходных окон узкие комоды для посуды, скатертей и прочих мелочей. На комоде в простенке медный самовар на медном же подносе со стационарным выводом трубы через стену. Две приятные для глаза люстры с масляными лампами. Шелковые шторы на окнах. Чистота как на корабле. Вся медяха золотом сияет. Не зря я пригрел в стюардах раненого и комиссованного подчистую старшего маата из отряда Плотто. Хромота тут в вагоне бывшему матросу не сильно мешает. И с матросской формой он расставаться не торопится. Как и с пистолетом Гоча.

Над письменным столом три фотографических портрета: императора, короля и маркграфа работы Шибза. Он действительно фотографический художник, наверное, один из первых в этом мире. Портреты непарадные и несколько экспрессивные.

На противоположной стене над диваном картина маслом с проплывающим над городом 'Черным драконом'. Ее Тавор пока бегал по городу увидел на рынке и сразу купил не торгуясь. Знал, шельма, что мне понравится. Неплохой художник, жаль денщик не догадался его фамилию спросить.

В принципе меня и прошлый салон удовлетворял, но приходиться соответствовать образу крутого фабриканта. Тут и деловых партнеров принимать придется, а те судят исключительно по одежке. Пока я военной формой спасаюсь от корявых понтов.

Большой мощный паровоз довоенной имперской постройки — одолжение от Бисеров, должен потянуть мой последний состав. К нему перед салон — вагоном сцеплены пять не отремонтированных паровозов и платформа с тремя компактными паровыми машинами с вертикальным котлом. Последние механики мне выломали в отстойнике из побитых маневровых паровозиков — есть у меня идея сделать на их основе гусеничный трактор. Пока трактор…

Паровоз этот я обязался принцу отправить обратно с составом лимонов. И как можно скорее. Принц даже полностью авансировал мне эти закупки. Хорошо, что я догадался взять с собой в путь свой почтовый вагон с сейфом, иначе, куда бы я положил такую кучу серебра. Из прибыли я вез обратно только долю Вальда. Остальное овеществилось в товаре.

Пришлось, пользуясь правами хозяина, взять дополнительно несколько ручных пулеметов с завода (официально на испытания новых стволов в горах). Только в почтовый вагон занесли пару. А то не дай ушедшие боги опять имперские 'махновцы' дорогу перекроют.

За салон — вагоном почтовый вагон с личным багажом и охраной.

Два пустых товарных вагона для закупок в Гоблинце. И вагон второго класса для сманенных в Рецию переселенцев.

Предпоследний мой грузовой состав с паровозом, который добыл для меня Молас (за очень дополнительные услуги с моей стороны) отправили сегодняшней ночью. Тавор убыл старшим эшелона с частью охраны.

Место моего денщика все теснее занимал стеснительный и аккуратный рец, а разбитной и проворный Тавор чем дальше, тем больше превращался в моего личного порученца. И это ему больше нравилось. Тем более что я после задвигания меня в резерв не заставлял его больше носить флотскую форму и разрешил пришить к мундиру реальные, а не бутафорские знаки различия. Тут уж я сам удивился, увидав на нем погоны фельдфебеля. Быстро растут люди на стезе 'стука'. Главное правильно выбрать, кому стучать.

Кстати о переселенцах. Когда я приглашал к себе на работу механиков с путейского отстойника, то я даже не предполагал, что реально таких беженцев придет к моему отъезду столь много.

Огемцев.

Удетов.

Куявцев.

И даже цугул.

С женами и детьми.

Все бывшие работники паромной переправы. Выгнали их ко мне война, мороз, голод и неустроенность.