Страница 45 из 45
Она долистала блокнот до чистой страницы и решила, слушая записи бесед, впредь держать его перед собой.
Взглянув на футляр кассеты, она увидела, что беседа происходила чуть меньше месяца назад.
Сухой голос Виктории:
…а потом однажды оказаться со связанными за спиной руками, предоставляя рукам других полную свободу делать все, что им заблагорассудится, хоть у меня и не было никакого желания. Плакать не хотелось, поскольку они не плакали, иначе это выглядело бы очень неловко, особенно коль скоро они проделывали такой длинный путь, чтобы спать со мной, а не с женами. Тем явно очень нравилось уклоняться от расплаты за возможность сидеть дома и целыми днями заниматься ерундой, вместо того чтобы вкалывать, зарабатывая раны на руках и ногах…
София потянулась к чашке с кофе и услышала, что Микаэль проснулся и прибирает в гостиной.
Она чувствовала себя растерянной, усталой и всем недовольной.
Лопотание телевизора.
Физическая усталость, как от тренировки.
И этот немилосердно монотонный голос.
Стук дождя в окно. Микаэль.
Может, перестать слушать?
…мужикам ведь нравилось уходить утром и возвращаться домой к еде, всегда полезной, питательной и сытной, хоть она и отдавала половыми органами, а не специями…
София услышала, как Виктория заплакала, и удивилась тому, что не помнит этого момента.
Когда никто не видел, можно было поплевать в кастрюлю, добавив туда кое-чего, что следовало бы спустить в туалет. А потом я осталась жить у бабушки с дедушкой. Это было здорово, поскольку я тем самым избавилась от ссор с отцом, и без него стало легче засыпать без вина или таблеток, которые всегда удавалось стащить, если хотелось приятного ощущения в голове. Лишь бы заглушить голос, пристававший снова и снова и спрашивавший, решусь ли я сегодня…
В половине первого София проснулась перед компьютером с неприятными ощущениями во всем теле.
Она закрыла документ и направилась на кухню, чтобы взять стакан воды, но передумала, прошла в прихожую и вынула из кармана пальто пачку сигарет.
Покуривая под кухонной вытяжкой, она размышляла над рассказами Виктории.
Все вроде бы складывалось, и хотя поначалу казалось бессвязным, какие-либо пробелы отсутствовали. Одно долгое событие. Час, растянувшийся на целую жизнь, точно резиновая лента.
“Насколько же ее можно растянуть, чтобы она не порвалась?” – думала София, опуская дымящуюся сигарету в пепельницу.
Она вернулась в кабинет и посмотрела свои записи. Там значилось: БАНЯ, ПТЕНЦЫ, ТРЯПИЧНАЯ СОБАЧКА, БАБУШКА, ЩЕЛЬ, СКОТЧ, ГОЛОС, КОПЕНГАГЕН. Слова были написаны ее почерком, хоть и более неровным и неряшливым, чем обычно.
Интересно, подумала София и, прихватив магнитофончик с собой, вернулась на кухню. Там она пододвинула к плите стул.
Прокручивая пленку назад, она взяла из пепельницы сигарету. Потом остановила пленку на середине и нажала на пуск. Первым делом раздался ее собственный голос:
“Куда вы ездили, когда уехали так далеко?”
Ей живо вспомнилось, как Виктория поменяла позу и поправила поднявшуюся на бедрах юбку.
“Ну, мне тогда было не так уж много лет, но думаю, мы ездили в Доротею и Вильгельмину[58], в Южную Лапландию. А может быть, еще дальше. Мне впервые разрешили сесть на переднее сиденье, и я чувствовала себя взрослой. Он рассказывал массу разных вещей, а потом допрашивал меня, чтобы проверить, все ли я запомнила. Однажды он положил на руль справочник и гонял меня по столицам мира. В справочнике столицей Филиппин значился город Кесон-Сити, но я принялась утверждать, что столицей там является Манила. Он рассердился, и мы заключили пари на новые слаломные ботинки. Когда оказалось, что я права, он на блошином рынке купил мне ношеные кожаные ботинки, которыми я никогда не пользовалась”.
“Сколько времени вы отсутствовали? И ездила ли с вами мама?”
Слушая сейчас их беседу, София подумала, что слишком форсировала. Она прикурила от окурка новую сигарету и загасила его в пепельнице.
Услышала, как Виктория засмеялась.
“Не-ет, что ты, она никогда с нами не ездила”.
Они с минуту помолчали, а потом София услышала, как вновь возвращается к тому, что Виктория говорила что-то о голосе. “Что это за голос? Ты слышишь какие-то голоса?” София рассердилась на себя за повторы.
“Да, в детстве такое случалось, – ответила Виктория. – Но поначалу это больше походило на интенсивный звук, который постепенно увеличивал громкость и менял тональность. Будто нарастающее хмыканье”.
“Ты по-прежнему это слышишь?”
“Нет, это было давно. Но когда мне исполнилось шестнадцать или семнадцать, монотонный звук перешел в настоящий голос”.
“И что этот голос говорил?”
“В основном интересовался, отважусь ли я сегодня. Решишься? Решишься? Может, решишься сегодня? Да, временами он здорово утомлял”.
“Что, по-твоему, голос имел в виду, спрашивая, отважишся ли ты?”
“Покончить с собой, только и всего! Черт, если б ты только знала, как я с этим голосом боролась. А когда я это сделала, он сразу прекратил”.
“Хочешь сказать, ты попробовала совершить самоубийство?”
“Да, мне тогда было семнадцать, и мы с подругами отправились путешествовать. Мы потеряли друг друга, думаю, где-то во Франции, и когда я добралась до Копенгагена, я была совершенно сломлена и пыталась повеситься в гостиничном номере”.
“Ты пыталась повеситься?”
Когда София услышала собственный голос, ей показалось, что он звучит неуверенно.
“Да… Я очнулась на полу в туалете с ремнем вокруг шеи. Крюк на потолке вырвался, и я ударилась ртом и носом о кафель. Повсюду была кровь, и у меня откололся кусок переднего зуба”.
Она открыла рот и продемонстрировала Софии заплатку на правом переднем зубе, немного отличавшуюся по цвету от левого.
“Значит, тогда голос умолк?”
“Да, похоже на то. Я доказала, что могу осмелиться, а значит, больше не было смысла приставать”. Виктория засмеялась.
София слышала, как они молча сидят и дышат, минимум две минуты. Потом звук, когда Виктория отодвинула стул, взяла пальто и вышла из комнаты.
София загасила третью сигарету, выключила вытяжку и пошла спать. Было уже почти три часа ночи, и дождь прекратился.
Что она сделала такого, что заставило Викторию прервать курс терапии? Ведь они уже вместе что-то нащупали.
Она поняла, что ей не хватает бесед с Викторией Бергман.
Дорога
извивавшаяся по острову Свартшёландет, долго пустовала, но под конец она нашла мальчика.
Один на краю канавы со сломанным велосипедом.
Нуждался в попутке.
Доверял всем.
Еще не научился распознавать людей, испытавших предательство.
комната
освещалась лампочкой под потолком, и она наблюдала за представлением со стула в углу.
В стену напротив потайной двери в гостиную она вмонтировала железную петлю, предназначенную для швартовки лодок.
Они раздели мальчика, нацепили ему на шею удавку и крепко пристегнули его к петле двухметровой цепью.
Мальчик имел возможность перемещаться на четырех квадратных метрах, но до ее стула достать не мог.
На полу рядом с ней лежал электрический шнур, а на коленях – электрический пистолет, из которого при необходимости можно было выпустить два стальных патрона. Когда стрелы вонзятся в тело, через мальчика в течение пяти секунд пойдет напряжение в пять тысяч вольт. Мышцы сведет судорога, и он будет полностью обезврежен.
Она подала Гао знак, означавший, что представление может начинаться.
Утро он посвятил очищению и, медитируя, час за часом медленно сводил мыслительную деятельность к минимуму. Задача заключалась в том, чтобы полностью избавиться от логики, способной отвлечь его от того, на что он был натренирован.
В последние секунды перед началом представления ему следовало уничтожить самые последние остатки мыслей.
58
Доротея и Вильгельмина – местечки в южной части Лапландии.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.