Страница 70 из 87
- Хоть бы стены побелили, - сказал я.
- А зачем? Все равно мухи засидят.
Я показал ему свой газетный мандат. Он и ухом не повел:
- Так бы сразу и сказал, что из газеты. Я б за Паранькой сбегал и читалку пораньше открыл. Она любит возиться дома... Баба, она баба и есть.
- Не для меня читалку надо открывать, а для народа.
- Известно - для народа, - охотно согласился он. - А то для кого же?
- Каталог у вас составлен?
- Чего? - он впервые насторожился.
- Ну, перепись книжек.
- Ах, перепись! А к чему она? Я их и так все книжки наперечет знаю. Сам читал.
- А как же вы их учитываете?
- По ящикам... Столько-то ящиков, столько-то полок... Да вон, остаток в углу. Чего же их считать?
Помню, на лекции в клубе Евсей Петрович сидел в первом ряду, и когда лектор, кончив читать, спросил: «Вопросы имеются?» - Евсей Петрович тотчас встал и задал вопрос:
- А вот скажите, как в Индонезии дела?
- В каком смысле? - переспросил лектор.
- Порядок там наведен? Помощь наша не нужна то есть?..
После моего выступления в газете Евсея Петровича сняли. И как-то сразу все стали называть его просто дедом Евсеем. Но странно, он не обиделся на меня или делал вид, что не обиделся. При каждом моем наезде в Паньшино он непременно разыскивал меня, заговаривал со мной все по книжной части и, прощаясь, всегда напоминал одно и то же: «А тогда-то, после твоего наезда, меня сняли. Да...»
Вот и на этот раз дед Евсей увел меня из правления на конный двор, угощал холодным квасом, ну и под конец повел умную беседу. Я догадался, что это была своеобразная месть - вот, мол, какого человека ты не у дел оставил. Не оценил...
О своей бывшей руководящей работе рассказывает дед Евсей как о веселой и не совсем понятной игре, в которую он бы и теперь не прочь поиграть.
- Раз попал я под течение... Меня и вызвали, - говорил дед Евсей, постукивая черенком шила о кожу. - Спрашивают: тебе задание довели на куриный помет? Довели, отвечаю. А ты что делаешь? Собираем, говорю. Кто же это собирает? Правление, отвечаю, по дворам ходим. Дурак! Твое дело спустить это задание дальше, понял? А ты по дворам, как поп, шатаешься. Мне бы надо согласиться... Но я не собразил - опыта в тую пору у меня по руководящей линии, можно сказать, не было никакого. Я и ляпнул: руководитель, говорю, сам должен пример показать. Эк, меня и почали молотить... Ты что же, самих руководителей на куриный помет хочешь бросить? Да?! Навоз вывозить, поле пахать! Да?! Может, ты и коммунизьм хочешь построить одними руководителями? Это и есть отрыв от массы, понял? То есть аппортунизьм. То-то и оно, - дед постучал шилом, помолчал... - А течение такое в то время было. Может быть, и я бы окончательно угодил тогда в него. Да, на счастье, народ в районе сидел с головой - разобрались, что к чему. И оставили меня в председателях, - он покосился в мою сторону, мотнул головой и добавил укоризненно: - Так-то.
Ваське этот рассказ показался, должно быть, скучным, он раскрыл таблицу Менделеева и разложил ее на коленях.
- Это по-какому же написано, по-немецки, что ли? - спросил дед Евсей.
- Это таблица Менделеева, - ответил Васька.
- Менделеева? - дед Евсей поджал губы и задумался. - Нет, что-то не слыхал. По текущей политике я разбираюсь, а вот в истории нет.
Он сделал несколько стежков, постучал, покряхтел:
- Она к чему ж дана, эта таблица, к умножению или к делению?
- Дед, это ж элементы... Классификация, понял?
- А чего ж не понять! Элементы - известное дело. Они бывают разные. Есть которые бабы получают: мужик сбежит - его цоп! и за элементы привлекают. А бывали и такие элементы, которых раскулачивали... Пережиток капитализьма то есть, - он поглядел на меня и спросил: - А у этого Менделеева про иностранные элементы написано, что ли?
- Дед, это ж химия! - ответил раздраженно Васька, ерзая по приступке. - А пережитки капитализма к истории относятся. Неужели это не понятно?
- А ты не елозий, а то занозишь сиделку-то, - обиделся дед Евсей. - Ишь какой образованный! Для тебя же, дурачка, стараюсь, седло чиню. А он и разговаривать не хочет.
- Да ты что, дедушка? - испугался Васька и снова прильнул к его коленям. - Я ж просто так... Химия мне надоела. А ты что подумал?
- Глупый ты, Васька. Ежели бы я, как ты вот, сызмальства грамоту постигал, я б теперь ого-го где был. Погладить не достал бы меня.
- А где ты учился? - спросил Васька.
- Я в двадцать втором годе ликбез окончил. Ликвидировал безграмотность то есть. Потому как нельзя иначе - с одной стороны кулаки нас донимали, а с другой - темнота. Ну, мы, стало быть, уничтожили и тех и других. А потом колхоз построили.
- Постой, дед Евсей! - Васька хлопнул его по коленке. - А ликбез-то вы где проходили? В школе?
- А то где же! Утром ребятишки учатся, а вечером мы, дураки старые. Бывало, горит лампа-молонья, а мы, как сычи, глаза таращим на доску. Пока домой дойдешь, буквы позабудешь. А дома что в тую пору? Лучина! Потому как военный коммунизьм. Я и теперь, как выпию, все про лучину пою: «Да-агарай, гари, моя лу-учина...» А некоторые про это позабыли, между прочим. - Дед Евсей снова прищуркой, по-верблюжьи, поглядел на меня. - Им что? Горя не видали, пришли на готовое, потому и критикуют. А ведь не все точен в точен приходит. Равнять нельзя и говорить нельзя. Вон, в магазине, один стоит в очереди, а другому через голову дадут. Ну и что? Скрычи возьми... Скрычишь - дураком и останешься. Потому как такой порядок установлен. Это понимать надо.
- Какие же вы предметы изучали, дед? - спросил Васька.
- А разные... То тебе буквы показывали, то на доске писать... Но больше все - чтение. Потом в тетрадь переписывали. Ба-альшие буквы писали, эдакие вот, с папироску каждая. Ну а потом - политграмоту. Когда политграмоту начали, сразу понятно - что к чему. Жизнь наша была забитая. После чего началась революция. Интерес появился. А тут колхозы образовали. Иначе и нельзя. Оно, может, и прожили бы при колхозах... Отчего ж не прожить? Но - тут война. Немец попер... А до немца были еще Врангель, Деникин и двенадцать держав, - все агенты мировой буржуазии. Но про гражданскую войну я вам говорить не стану, потому как вы оба не помните. А война кончилась - настала победа, и пошли мы восстанавливать. То есть на коровах пахать. Тут у нас много председателей сменилось... А теперь наша жизнь идет вперед...
- Дед, а география у вас была? - спросил Васька.
- Географии вот не было. А почему, я не могу сказать. Может, боялись, что мы из колхоза разбегимся. Да, я по совести сказать, и не люблю ее, географию. Где какая страна лежит - и так известно. Вот книжки - другое дело. Книжки я люблю. Какую ни прочтешь - в одной про одно, в другой про другое сказано. И главное, не знаешь, что же дальше будет. Только прочтешь книгу и думаешь - что дальше? Как проклятущая Паранька откуда ни возьмись орет: «Евсей, корову напои! Евсей, дров наколи!..» Тьфу! Обидно.
Возле конного двора остановился «газик». Председатель открыл дверцу и махнул мне рукой. Я встал с крыльца. Дед Евсей отложил седло и прошел со мной до околицы. Здесь он чинно поклонился, подал мне руку и, глядя на меня своими выпуклыми, скорбно прищуренными глазами, сказал:
- А тогда-то, после твоего наезда, меня сняли. Да...
1965
СТЕПОК И СТЕПАНИДА
- Борь, а Борь! Купи мне флакончик одеколона опохмелиться. Я тебе дровами заплачу, - клянчил Звонарь.
- Иди к черту!
- Ну что тебе стоит заплатить каких-нибудь несчастных шестьдесят копеек? А дрова у меня сухие, мелкие - швырок! Березовые...
- На что ему твой швырок? У него в Москве газом обходятся. И жарят, и парят, - сказал Федот.
- На газу-то?
- На газу.
- Не бреши. Отопление, может, и произведешь газом. Потому как по трубам. А жарить надо на вольном огне. Выпусти его, газ, на волю да подожги... Что ж получится? Во-первых, воспарение. Улетучится, значит. И вонь пойдет. Газ - он и есть газ. Ничтожность то есть.