Страница 50 из 64
По фактору А плотность корреляционных связей возрастает во всех группах. Четко прослеживается корреляция «я-образа» с образами матери и себя как жены у девочек, себя как мужа — у мальчиков. Во всех группах образ матери коррелирует с образом себя как супруга и лишь у младших мальчиков — и с образом будущей жены. У девочек обеих групп коррелируют образы отца и будущего мужа. Противоречие это между проекцией образов матери и отца на супружеские роли носит внешний характер, ибо речь идет лишь о коммуникативном аспекте этих образов, важном и для мальчиков, и для девочек в подростковом возрасте. У младших девочек представление о будущем коррелирует с ассоциирующимися образами отца и будущего мужа, а также с «я-образом» и образом себя как жены, у старших будущее предстает как опосредованное образами матери и будущего мужа производное всех образов в системе их отношений. У мальчиков, напротив, связь будущего с «я-образом» усиливается, а связь с образами супружества становится полностью опосредованной.
Сопоставляя эти данные с данными Т. И. Юферевой (1980, 1982, 1985), можно заключить, что во многих особенностях описываемых ею декларируемых знаний подростков отражается сложная и многоаспектная половозрастная динамика формирования установочных значений, связанных с супружеством. В одних психологических аспектах образы родителей интернализуются как прообразы будущих супружеских ролей, тогда как в других непосредственное их соотнесение затруднено позиционными эффектами отношений «родители — ребенок». Как можно видеть, у мальчиков и девочек формирование семейно-ролевых установок во многом различно.
Об особенностях установочных значений маскулинности — фемининности мы судили по расстояниям между обозначающими черты поведения понятиями — с одной стороны и понятиями «большинство мужчин» и «большинство женщин» — с другой, рассматривая величину расстояний в качестве меры приписывания каждой из черт маскулинному и фемининному поведению.
Четкие различия полоролевой атрибуции черт поведения появляются лишь в старших группах. Значит ли это, что младшие испытуемые не дифференцировали поведение по признаку маскулинности — фемининности? Эмпирические данные и данные других наших экспериментов говорят о том, что это не так. Но в данном эксперименте «точкой отсчета» в полоролевой атрибуции черт поведения были образы взрослых («большинство мужчин», «большинство женщин»), а для 13—14-летних подростков мужчины и женщины предстают скорее в образе «взрослых», чем представителей пола.
В старших группах дифференциация черт как маскулинных и фемининных больше выражена у мальчиков, у которых и соотношения в контрастных парах черт оказались в основном соответствующими стереотипам маскулинности — фемининности. У девочек же с такими стереотипами совпала лишь полоролевая атрибуция эмоциональности и миролюбивости. Эти результаты хорошо согласуются с полученными нами при исследовании взрослых свидетельствами того, что в индивидуально-вариативных парах маскулинность — фемининность по тому же перечню черт преобладание маскулинной атрибуции у женщин встречается чаще, чем фемининной — у мужчин. Это переводит вопрос о так называемой «феминизации мужчин» в более широкий план отношений между полами. Эмансипационная демократизация стереотипов мужского и женского поведения связана прежде всего с расширением репертуара женского поведения, включающего в себя черты, ранее воспринимавшиеся как преимущественно мужские. Женщине же, усвоившей мужские стереотипы поведения, мужчина начинает казаться менее маскулинным. То, что это распространяется и на подрастающее поколение, подчеркивает, что предотвращение психологической маскулинизации никак не менее важно, чем феминизации мальчиков, а решение проблемы оптимизации полоролевого воспитания немыслимо вне контекста воспитания отношений между полами.
Представленные данные о «психологических портретах» маскулинности и фемининности в восприятии подростков носят обобщенный характер, но и в таком виде указывают на различную их представленность в восприятии мальчиков и девочек. Эти различающиеся переживания должны сказываться на оценке маскулинности — фемининности родителей и будущих супружеских образов.
Представляло интерес восприятие подростками семейных ролей через призму маскулинности и фемининности. Для изучения его мы воспользовались корреляционным анализом. Если, например, семантическое расстояние между понятиями «моя мать» и «властность» свидетельствовало о приписывании матери этой черты, то расстояния между понятиями «большинство мужчин» и «властность» — о степени восприятия этой черты как маскулинной, а между понятиями «большинство женщин» и «властность» — как фемининной; сопоставление же коэффициентов корреляции первого расстояния со вторым и первого с третьим указывало на оценку маскулинности и фемининности матери в восприятии подростков изученных групп. Так, были получены данные, представленные в табл. 3; они рассматривались нами как «психологические портреты» маскулинности — фемининности самих испытуемых на момент обследования и существующих у них образов матери, отца, будущего супруга и себя как будущего супруга. Основная масса черт (исключение составили «подчиняемость» и «изменчивость») оказалась достаточно информативной в интересовавшем нас плане.
В младших группах «портреты» лишь в самом общем виде совпадали со стереотипами маскулинности — фемининности, будучи в значительной мере размытыми и амбивалентными по полу, особенно — у девочек. Усредненные коэффициенты корреляции по всему перечню черт достигали уровня значимости и у мальчиков, и у девочек лишь в оценке маскулинности отца и собственной маскулинности и фемининности как будущих супругов. Судя по достоверности различия средних коэффициентов корреляции (критерий Стьюдента) вне зависимости от уровня их значимости маскулинная и фемининная атрибуция черт достоверно различалась в «портретах» отца, себя как будущего мужа и в настоящем — у мальчиков, себя как будущей жены — у девочек.
У старших мальчиков и девочек «психологические портреты» более дифференцированы, а степень амбивалентности маскулинной и фемининной атрибуции значительно меньше. «Я-образ» мальчиков определенно маскулинен, а девочек — фемининен. О степени этой определенности можно судить не только по атрибуции отдельных черт, но и по тому, что средние коэффициенты корреляции маскулинной у мальчиков и фемининной у девочек атрибуции достигали значимого уровня.
В восприятии мальчиков мать психологически более фемининна, хотя, по ряду черт, и маскулинна. В восприятии девочек фемининность матери представлена не столько ее совпадением со стереотипами фемининности (положительные корреляции), сколько несовпадением со стереотипами маскулинности (отрицательные корреляции). Понять эти различия можно с учетом разного влияния высокой воспитательной активности матери на восприятие ее поло-ролевых характеристик сыном и дочерью.
«Портрет» отца в восприятии мальчиков высокодостоверно маскулинен. В восприятии девочек он оказался фемининным, отражая, разумеется, не реальные качества отца, а восприятие дочерью отцовской протекции.
«Портрет» будущей жены у мальчиков по всем показателям ярко фемининен, а свой портрет как будущего мужа — столь же ярко маскулинен. В «автопортретах» девочек как будущих жен, как и в их восприятии матери, отрицание маскулинности преобладает над утверждением фемининности. «Портрет» же будущего мужа в восприятии девочек более фемининен, чем маскулинен. Это очень расходится с декларируемым идеалом будущего мужа как «мужественного мужчины», но хорошо согласуется с «портретом» отца, корреляцией образов отца и будущего мужа по фактору А и указывает не на желанную фемининность будущего мужа, а на семейно-ролевые ожидания заботы, опеки, защиты, понимания и проч. Здесь позиционные эффекты затеняют значение собственно полоролевых характеристик, скрывая в себе потенциально конфликтные возможности.
Таблица 3
Коэффициенты корреляции расстояний «объект — черта» и «большинство мужчин (БМ), женщин (БЖ) — черта»