Страница 29 из 55
Взаимоотношения жизни и искусства вовсе не так просты, как может показаться на первый взгляд.
Первое отступление в кино
Эта картина документальна и репортажна. Она лишена ухищрений моды. Она снята молодыми людьми, у которых было мало денег и много энтузиазма, - снята на добровольные пожертвования, на свой страх и риск. Этот бесхитростный, подробный и патетический рассказ о марше студентов и профессоров университета в Беркли против войны начинается с наивного и откровенного наезда камеры на дом, за освещенными окнами которого нам доверительно открывается штаб-квартира «заговорщиков», где в данную минуту обсуждается организация этой массовой противоправительственной акции. Он продолжается в разноголосице политических споров, в смене юношеских лиц, в страстности митинговых выступлений, в бесчисленности задорных плакатов: «Вьетнам для вьетнамцев!», «Пусть президент Джонсон запишется добровольцем во Вьетнам!», «Занимайтесь любовью, а не войной!»
И он заканчивается учениями американской морской пехоты, опустошающую бездумность которой впервые открыл для кино несколько лет назад Франсуа Райшенбах, - зрелищем тотального и страшного оболванивания человеческой личности.
Создатели фильма назвали его «Сыновья и дочери» и посвятили его не столько ужасам войны
во Вьетнаме - хотя и включили в свою ленту потрясающие и уникальные военные кадры вроде тех, где американский солдат методично избивает ногами связанного пленника, - сколько воздействию этой войны на сыновей и дочерей Америки. Они бы могли назвать свой фильм «Далеко от Вьетнама», как сделали это маститые французские кинематографисты - Ален Рене, Крис Маркер, Аньес Варда, Жан-Люк Годар, Клод Лелюш. Ибо убивают ведь не только там, где падают бомбы и льется кровь. Убивают и там, где одинаково обритые, с одинаково перекошенными лицами американские пальники только учатся без трепета убивать себе подобных в ближнем бою. Убивают не только тела, но и души. Убивают там, где одни молодые американцы, вооруженные лишь возмущением, плакатами и песнями под гитару, по собственному почину выходят на улицу, чтобы протестовать против войны, а другие молодые американцы во всеоружии ненависти добровольно выходят на ту же улицу, чтобы бить им морду. И все они - сыновья Америки.
Заключительный кадр - морской пехотинец, запутавшийся в витках колючей проволоки, - из документального становится символическим, ибо о этой войне и побежденные и победители в конце концов становятся жертвами...
Американский писатель Трумэн Капоте, который успел составить себе имя как автор изящных психологических новелл, предпринял единственный в своем роде труд. Прочитав в газете сообщение об одном чудовищном - но отнюдь не исключительном - убийстве целой семьи в маленьком американском городке Холкомб, он пошел по следам преступления, проследив шаг за шагом все детали его зарождения, осуществления, распутывания и, наконец, наказания убийц, вплоть до их конца «в углу», как на местном жаргоне именовалась виселица. В результате этого детальнейшего шестилетнего расследования появилась книга «In Cold Blood», что означает «Хладнокровно» (она была опубликована в «Иностранной литературе» под названием «Обыкновенное убийство»).
Начав, как и многие, с заметки на газетной полосе, Трумэн Капоте и в дальнейшем не позволил себе выйти за жесткие границы подлинного «дела». Это не каприз и не литературное кокетство, а потребность времени.
«In Cold Blood» - роман на основе документов или документ в форме романа. Строго фактическая книга Трумэна Капоте содержит в себе больше для понимания того, что можно было бы назвать типическим преступлением нашего времени, чем содержат самые изобретательные вымыслы романистов, кино- и телепостановщиков современной общедоступной криминалистики.
Достоевский. Отступление первое
...Но меня интересует при этом другое обстоятельство, так сказать, вопрос. Не говорю уже о том, что преступления в низшем классе в последние пять лет увеличились; не говорю о повсеместных и беспрерывных грабежах и пожарах; страннее всего то для меня, что преступления и в высших классах таким же образом увеличиваются и, так сказать, параллельно. Там, слышно, бывший студент на большой дороге почту разбил; там передовые, по общественному своему положению, люди фальшивые бумажки делают; там, в Москве, ловят целую компанию подделывателей билетов последнего займа с лотереей, - и в главных участниках один лектор всемирной истории... И если теперь эта старуха-процентщица убита одним из общества более высшего... то чем же объяснить эту. с одной стороны, распущенность цивилизованной части нашего общества?
- Перемен экономических много... - отозвался Зосимов.
Собр. соч., т. V, стр. 158 - 159
На первый взгляд убийство семьи Клаттеров - мужа, жены, дочери и сына - может напомнить своей бессмысленностью дело Уитмена, а жуткими подробностями - дело сексуального маньяка Спека. Трофеи убийц составили 40 - 50 долларов, транзисторный приемник и бинокль; жертвы найдены были в разных концах дома со связанными руками, с заклеенным пластырем ртом, застреленными в упор - в затылок или в лицо, - с перерезанным горлом...
Но видимая безмотивность преступления - это только первая «версия», с которой писатель начинает свой сюжет.
Когда после семи недель неизвестности перед следствием предстали два молодых человека - Ричард Хикок и Перри Смит, разгадка оказалась самой банальной: ограбление. По сведениям, случайно полученным Хикоком от соседа по камере в тюрьме Лансинг, Клаттер, зажиточный фермер, мог держать в сейфе сумму порядка десяти тысяч долларов.
Сосед ошибался: у Клаттера вообще не было сейфа, он предпочитал расплачиваться чеками. Но Дик узнал об этом слишком поздно.
Итак, на втором витке сюжета возникает знакомый мотив «американской трагедии»: деньги.
Очеркист, рассказавший в свое время читателям «Недели» о деле Спока, привычно подвел итог: «Рост нищеты и безработицы, перенаселенность городских трущоб и, наконец, мораль чистогана, поклонение желтому тельцу, которым охвачено американское общество, - вот то замусоренное поле, на котором стеной встает чертополох преступных устремлений»10.
Казалось бы, история Дика Хикока и Перри Смита полностью укладывается в эту схему.
Но привычное пояснение, сохранившееся, как клише, от 20 - 30-х годов - от времени сокрушительных экономических кризисов, инфляций, локаутов, от эпохи бирж труда и «гроздьев гнева», далеко уже не покрывает всей сложности сегодняшней действительности. Статистика больше не обнаруживает прямых соответствий там, где мы привыкли их искать. Например, в Японии (стране последнего по времени экономического бума) по данным за 1965 год лишь 3,4 процента малолетних преступников - выходцы из очень бедных семей; 47,2 процента выросли в семьях, которые сводят концы с концами, прочие - в домах средней и выше средней обеспеченности.
Тот же Чарльз Уитмен, двадцати пяти лет от роду, жил .вдвоем с женой Кетти в собственном каменном домике...
Да, кроме того, рост преступности, в особенности юношеской, - явление широко распространенное, и множество стран, публикующих свою статистику, дают тому доказательства.
И сквозь историю Дика Хикока и Перри Смита с ее классическими мотивами «нищеты», «трущоб» и «морали чистогана» постепенно начинает просвечивать нечто другое.
«Если бы не долги! Если бы я мог заработать побольше! Я старался»11, - воскликнул Дик на одном из допросов.
Он вырос в небогатой, но и не нищей семье. Семья была хорошая, честная. Школа? Он, пожалуй, смог бы стать одним из лучших учеников, если бы посвятил книгам то время, которое убивал на спорт.
«Бейсбол. Футбол. Я был членом всех сборных. Мог бы после окончания школы поступить в колледж на ту стипендию, которую получал бы как отличный игрок. Хотел изучить инженерное дело, но на стипендию не проживешь. Короче говоря, я решил начать работать».