Страница 7 из 13
В небольшой комнате на столе горело сразу несколько свечей, и в их колышущемся неверном свете я попыталась разглядеть хозяина жилища. Игра света и тени резко очертила скулы бледного худощавого лица, глаза казались темными провалами, было что-то в этом лице пугающим и манящим одновременно. В полном молчании мы просидели около минуты. От затянувшейся игры в молчанку мне стало не по себе, и я резко спросила:
— Когда я смогу въехать в квартиру?
Помолчав и пристально вглядевшись мне в лицо, хозяин ответил:
— Да хоть сейчас.
Я немного растерялась, честно говоря, не ожидала такого стремительного развития событий.
— А как же с оплатой?
— Оплата не играет большой роли. Видите ли, я уезжаю далеко и надолго, и мне хотелось бы, чтобы за квартирой как следует присмотрели во время моего отсутствия.
— А когда вы уезжаете? — спросила я, чтобы выиграть время на размышление и поддержать разговор.
— Уже совсем скоро, — ответил мой странный собеседник и добавил: — не хочется выглядеть негостеприимным хозяином, поэтому прошу вас — располагайтесь как дома.
Он говорил тихо, чуть шепелявил и как будто слегка причмокивал. В другой ситуации это показалось бы мне забавным, но не сейчас. От звуков его мягкого глуховатого голоса, его манеры произносить слова, сердце у меня подпрыгивало и проваливалось в живот.
— Д-да нет, спасибо, я, наверно, поеду, — выдавила я, мысленно проклиная себя, на чем свет стоит.
— Я не настаиваю, — собеседник помолчал, потом вкрадчиво добавил: — уже очень поздно, молодой девушке не следует так поздно ходить одной. Район здесь опасный, мало ли что может случиться ночью. Оставайтесь — переночуете, освоитесь, заодно прикинете, захотите ли вы остаться дальше. Тем более что я уже ухожу. А с оплатой мы решим позже.
Я заколебалась. Этот человек определенно внушал мне страх, хотя я не смогла бы в тот момент внятно себе объяснить, чем этот страх вызван. Но уходить из тепла и относительной безопасности обратно в промозглую осеннюю ночь совсем не хотелось: я ужасно устала в тот день. И, поддавшись минутной слабости, я согласилась остаться и переночевать.
После того, как согласие на ночевку было получено, мой странный собеседник встал и пошел к входной двери; при нем не было совсем никакого багажа, ни одной даже малюсенькой сумочки. Возле двери он остановился, повернулся ко мне и улыбнулся, нет — оскалился, вышел и абсолютно неслышно притворил за собой дверь.
— А ключи? Ключи?? — я кинулась следом, запнулась о порожек комнаты, вскочила и рывком распахнула входную дверь. В подъезде было тихо, никто не отозвался на мой отчаянный зов. Вернувшись, я в изнеможении опустилась на диванчик, стоявший в углу комнаты, усталость взяла верх и я, кажется, ненадолго задремала.
«Бом, бом, бом» — гулко пробили часы над головой, я в ужасе подскочила, продирая глаза и оглядываясь по сторонам: где я, где? И в ту же секунду вспомнила — где нахожусь и зачем я здесь; и, раз уж осталась, решила обойти квартиру и осмотреться. Попутно похвалила себя за то, что взяла мощный карманный фонарик, ведь возвращаться думала в кромешной темноте. Из сумки вместе с фонариком выпала свежая «Вечерка». «Здорово — подумалось мне, — будет, с чем время скоротать».
Квартирка оказалась небольшой, если не сказать маленькой: всего-то крошечная прихожая, комнатка, где меня принимал хозяин (ее я оставила на потом), неуютная, грязноватая кухня. По всему было видно, что здесь живет одинокий холостяк. Ванную с туалетом я обследовала в последнюю очередь. Унитаз немного протекал, в тишине квартиры отчетливо слышалось занудное кап-кап-кап, и я решила, что придется за свой счет вызывать сантехника, а то с такой колыбельной засыпать буду долго и мучительно. Дверь в ванную комнату была исполосована длинными и свежими царапинами. Приглядевшись, я решила, что у хозяина был кот: видно, долго просился в туалет, бедняга. Мысленно пожалев животное, я распахнула дверь в ванную комнату, осветила ее фонарем, и крик застрял у меня в горле: посреди ванной на толстой округлой балке болтался обрывок веревки. Мне стало жутковато, и я поспешила вернуться обратно в комнату, где, по крайней мере, уютно горели свечи. И в комнате в первую же секунду мой взгляд натолкнулся на какой-то белый прямоугольник на стене. Подойдя ближе, я поняла, что это занавешенное куском материи зеркало! Свечи на столе перестали казаться мне уютными, и едва придя в себя от увиденного, я схватила сумку: моим побуждением было бежать, бежать отсюда, куда глаза глядят, пусть в холодную и темную ночь, но к людям, к живым людям! Но не тут-то было — входная дверь не поддавалась моим усилиям открыть ее. Я бешено заколотила в нее руками и ногами, но через некоторое время поняла, что через дверь мне не выбраться. Но кто и когда успел закрыть ее? Это осталось для меня загадкой. В панике проскользнула мысль выбраться через окно — ведь квартира находилась на первом этаже. Я стала истерично открывать рамы, и они поддались на удивление легко. Но каково же было мое разочарование, когда вместо освежающего ночного воздуха руки натолкнулись на холодные, шершавые доски — окно было заколочено с той стороны! В отчаянии я добралась до диванчика, залезла на него с ногами и принялась колотить в стену. Ведь должны же быть здесь хоть какие-то соседи! Тишина была мне ответом.
Устав и охрипнув от крика, я огляделась вокруг: комната за время моих отчаянных и бесплодных попыток выбраться наружу уменьшилась в размерах, потолок надвинулся на меня, воздух стал спертым, и в нем явственно чувствовался тяжелый, сладковатый запах. Свечи на столе теперь не были просто свечами — они скорбно горели, словно крошечные погребальные костерки. Каким-то шестым чувством я поняла, что нахожусь уже не квартире, а в склепе. На полу валялась оброненная мною газета, машинально подняв ее, на раскрытой странице я увидела знакомое лицо. Текст под фотографией гласил:
Выражаем глубокое соболезнование друзьям и коллегам по поводу трагической кончины
Вальчука Юрия Павловича.
Помним, скорбим вместе с вами
Я несколько секунд мучительно соображала, где могла видеть это лицо. И когда, наконец, поняла, у меня резко перехватило дыхание, как будто кто-то подошел и играючи дал под дых: это был хозяин квартиры. Сомнений быть не могло, я ясно и четко видела перед собой его лицо. И вдруг — или это показалось моему воспаленному воображению — фотография мне улыбнулась. Совсем чуть-чуть, краешками губ. Я рывком отбросила газету куда-то в угол.
В этот момент донеслось негромкое покашливание — сердце сделало очередной кульбит. Это оказалось всего-навсего радио, стоящее в углу комнаты на тумбочке. Вперемешку с хрипами и вздохами, далекий и слегка надтреснутый голос произнес: Минуточку, минуточку внимания! Всем-всем-всем!
Эти идиотские стишки все повторялись и повторялись, постепенно увеличивая темп, и вот уже голос не произносил, а, задыхаясь и хрипя, надрывно кричал, прорываясь через треск и помехи, затем внезапно оборвался, так же, как и начался. Повисла давящая, могильная тишина. Уже не было слышно ни часов, спасительно тикавших раньше, ни даже протекающего унитаза. Ровным счетом ни-че-го.
Деваться мне было некуда, и я устроилась на единственном относительно безопасном островке — на диванчике. Я долго просидела, стиснув коленями руки и вслушиваясь в оглушительную тишину вокруг. Дышать становилось все труднее. Время тянулось омерзительно долго, я устала ждать самого худшего, что было уготовано мне в этой квартире. Но ничего не происходило. И незаметно для себя я впала в состояние, которое именуют «баттаты» — пограничное состояние между сном и бодрствованием, когда лежишь и не можешь пошевелить ни единой частью тела, как бы дремлешь, но при этом все видишь и слышишь вокруг. Мне привиделся хозяин квартиры. Он подошел ко мне, взял мою безвольную руку в свою ледяную синюшную кисть, и заговорил тем печальным и участливым тоном, каким говорил при первой встрече. Он говорил, будто продолжая давно начатый разговор: «у меня здесь остались дела, их нужно доделать. Понимаешь? А тебе придется туда, раз ты согласилась остаться здесь до рассвета. Это ведь не дом мой, это могила моя. Жди скоро гостей, прими их как следует, они очень голодны…». Последние слова потонули в звуках оглушительного хохота, кто-то прямо-таки надрывал живот, и я увидела лицо хозяина квартиры — оно стало искривляться, расплываться, рот изогнулся, смех гулом отдавался в моей голове, перекатывался диким эхом, распирал череп изнутри… в ужасе я очнулась.