Страница 43 из 103
Когда же Пекюше заговорил о царстве минералов, Бувар воскликнул:
- Не верю я в царство минералов! Подумай только: в образовании кремня, мела, а быть может, и золота принимали участие органические вещества! Разве алмаз не был углём? Разве каменный уголь - не смесь различных растений? Если нагреть его - уж не помню до скольких градусов, - получим древесные опилки; значит, всё проходит, всё разрушается, всё преобразуется. Мироздание неустойчиво, изменчиво. Лучше займёмся чем-нибудь другим!
Бувар лёг на спину и задремал, а Пекюше предался размышлениям, опустив голову и обхватив руками колено.
Тропинка шла среди мхов, в тени ясеней с их трепетной прозрачной листвой; в воздухе стоял пряный запах нагретой мяты, дягиля, лаванды; было душно; Пекюше, погружённый в сонную одурь, грезил о бесчисленных, рассеянных вокруг него существованиях, о жужжащих насекомых, об источниках, скрытых под травой, о соке растений, о птицах в гнездах, о ветре, облаках, обо всей природе, не пытаясь проникнуть в её тайны, завороженный её могуществом, подавленный её величием.
- Пить хочется, - проговорил Бувар, проснувшись.
- И мне тоже! Хорошо бы выпить чего-нибудь!
- Нет ничего легче, - заметил проходивший мимо мужчина в блузе, с доской на плече.
Друзья узнали бродягу, которого Бувар угостил как-то вином. Он, казалось, помолодел на десять лет; волосы у него были в завитках, усы напомажены, походка вразвалку на парижский манер.
Шагов через сто он открыл ворота во двор, приставил доску к стене и ввёл посетителей в просторную кухню.
- Мели! Где ты, Мели?
Появилась молоденькая девушка, выслушала приказ «нацедить винца» и вернулась к столу, чтобы прислуживать господам.
Под серым полотняным чепцом виднелись причёсанные на пробор волосы цвета спелой пшеницы. Убогое платьице плотно облегало тонкую фигуру. У девушки был правильный носик, голубые глаза, во всём её облике было что-то милое, деревенское и простодушное.
- Славненькая девчонка, правда? - спросил столяр, когда она подавала стаканы. - Можно побожиться, что это барышня, переодетая крестьянкой! А работяга хоть куда! Бедняжечка ты моя, погоди немного: разбогатею и женюсь на тебе!
- Всё-то вы глупости говорите, господин Горжю, - ответила девушка нежным голоском, растягивая слова.
В кухню вошёл конюх, полез в старый сундук за овсом и с такой силой захлопнул крышку, что от неё отскочил кусочек дерева.
Горжю вспылил и принялся ругать этих нескладных «деревенских увальней»; затем встал на колени перед ларем и принялся искать повреждённое место. Пекюше подошёл, чтобы помочь ему, и разглядел под слоем пыли человеческие фигуры.
Это был ларь эпохи Возрождения с витым орнаментом внизу, с виноградными лозами по углам и колонками, делившими на пять частей его лицевую сторону. Посредине была изображена Венера-Анадиомена в раковине, затем Геракл и Омфала, Самсон и Далила, Цирцея со свиньями, дочери Лота, подносящие вино своему отцу; ларь пришёл в ветхость, был изъеден жучками, а правой стенки вообще недоставало. Горжю взял свечку, чтобы показать Пекюше его левую стенку, на которой вырисовывалось райское дерево, а под ним Адам и Ева в крайне непристойной позе.
Бувар тоже залюбовался ларем.
- Если сундук вам нравится, его могут уступить по дешёвке.
Друзья колебались: ведь ларь надо реставрировать.
Горжю с готовностью брался за это дело: он сам был краснодеревцем.
- Идёмте со мной!
Он повёл Пекюше во двор, где г-жа Кастильон, хозяйка, развешивала бельё.
Вымыв руки, Мели взяла с подоконника кружево с коклюшками, села поближе к свету и принялась за работу.
Дверной проём служил ей как бы рамой, коклюшки скользили в руках с щёлканьем кастаньет; девушка сидела неподвижно, склонив головку.
Бувар спросил, откуда она родом, кто её родители, какое жалование она получает.
Оказалось, что Мели сирота, приехала сюда из Уистрегама и зарабатывает одну пистоль в месяц. Девушка так понравилась Бувару, что ему захотелось нанять её в помощь старухе Жермене.
Вернулся Пекюше с фермершей, и, пока они толковали о продаже ларя, Бувар спросил шёпотом Горжю, не согласится ли Мели поступить к нему служанкой.
- Понятно, согласится!
- Хорошо, - сказал Бувар, - но мне ещё надо посоветоваться с другом.
- Я помогу вам, помалкивайте только из-за хозяйки.
Сделка состоялась, и ларь был куплен за тридцать пять франков. О его починке надо было условиться особо.
Как только друзья вышли во двор, Бувар сообщил о своём намерении нанять Мели.
Пекюше остановился (дабы лучше поразмыслить), открыл табакерку, заложил в нос понюшку и, высморкавшись, ответил:
- Ну что ж, превосходная мысль! Бог мой, какие тут могут быть разговоры? К тому же ты - хозяин!
Десять минут спустя Горжю показался на краю канавы и окликнул их.
- Когда принести сундук?
- Завтра.
- А как насчёт другого дела?
- Согласны, - ответил Пекюше.
4
Прошло полгода, и друзья стали завзятыми археологами; их дом походил на музей.
В прихожей стояла старая деревянная балка. Геологические образцы загромождали лестницу, огромная цепь лежала на полу вдоль всего коридора.
Бувар и Пекюше сняли дверь между двумя комнатами, рядом со спальнями, заделали вход в одну из них, и получилось просторное помещение.
Переступив порог, посетитель наталкивался на каменную колоду (галло-римский саркофаг), затем взор его привлекали металлические изделия.
На стене, прямо против входа, висела грелка над таганами и каминной плитой с изображением монаха, ласкающего пастушку. На полках стояли светильники, лежали замки, болты, гайки. Пол был завален битой красной черепицей. На столе посреди комнаты были выставлены самые редкостные вещи: каркас старинного нормандского чепца, две глиняные урны, медали, бутыль опалового стекла. На спинку коврового кресла был наброшен гипюр в форме треугольника. Кусок кольчуги украшал правую перегородку, а под ним покоился на подставке уникальный экспонат - алебарда.
Во второй комнате, куда вели две ступеньки, хранились старинные книги, привезённые Буваром и Пекюше из Парижа, а также книги, найденные ими по приезде в одном из шкафов. Створки этого шкафа были сняты, и он назывался у них библиотекой.
Родословное древо семейства Круамар занимало всю внутреннюю часть двери. На деревянной обшивке стены выделялся пастельный портрет дамы времён Людовика XV, а против него - портрет Бувара-отца. На камине взор привлекали чёрное фетровое сомбреро и огромный башмак на деревянной подошве, наполненный сухими листьями, служивший некогда птичьим гнездом.
Два кокосовых ореха (они принадлежали Пекюше с юных лет) красовались по бокам фаянсового бочонка, на котором сидел верхом тоже фаянсовый поселянин. Рядом, в соломенной корзинке, хранилась децима - медная монетка, найденная в животе утки.
Против библиотеки возвышался комод с инкрустациями из ракушек и плюшевыми украшениями. На нём стояли такие достопримечательности, как кошка с мышью в зубах (окаменелость из Сент-Аллира), шкатулка из ракушек для рукоделия и графин из-под водки с грушей сорта бонкретьен внутри.
Но лучше всего была статуя св. Петра в оконной амбразуре! Правой рукой в перчатке он сжимал ярко-зелёный ключ от рая. Его небесно-голубая риза была расшита лилиями, а тёмно-жёлтая остроконечная тиара напоминала пагоду. У святого были нарумяненные щеки, круглые большие глаза, открытый рот и вздёрнутый кривой нос. Над статуей висел балдахин из старого ковра, на котором можно было разглядеть двух амуров в венке из роз, а у её подножия возвышался, наподобие колонны, горшок из-под масла с надписью белыми буквами по шоколадному фону: «Сделан в присутствии Его Королевского Высочества герцога Ангулемского, в Нороне, 3 октября 1817 года».
Лежа в постели, Пекюше рассматривал издали все эти сокровища, а иногда уходил в спальню Бувара, чтобы удлинить перспективу.
Одно место под кольчугой оставалось свободным - оно предназначалось для ларя эпохи Возрождения.