Ангел возмездия

— Правда, что ты пытался заказать Михася в Иркутске?

— Не заказать — я хотел, чтобы его немного поучили.

— Ясно. Ты уволен. Пока, — помахал Мартинсон ему ручкой и повернулся к Данилову. — Сергей Борисович, этот мудак все испортил. Михась звонил мне утром и сказал, что не собирался забирать все деньги сразу, но теперь вынужден это сделать. Так это или не так, не знаю, сегодня суббота, а в понедельник мы фактически станем банкротами. Свяжись с ним, объясни, что я сам не могу, извинись за этого идиота. В общем, необходимо сделать все возможное и невозможное, используй любые методы, кроме силовых: таким способом нам с ним не справиться. Надо решить все сегодня, крайний срок — завтра. Я верю, ты все сможешь. Иди.

Мортинсон устало откинулся на подушку, разговор измотал его и он прикрыл глаза, даже не захотев взглянуть еще раз на входящую Алену. Она сразу же озабоченно спросила:

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально, Алена, просто устал немного. Посиди со мной рядышком.

Он взял ее руку и положил себе на грудь. Теплая ладонь приятно согревала душу. «Как не вовремя этот инфаркт, хотя когда он бывает вовремя? Данилов все сделает, надо было его отправить в Иркутск, он способнее и гораздо сильнее, поэтому и оставил при себе. Ошибся. Впрочем, не стоит расстраиваться, при любом раскладе можно прожить безбедно оставшиеся дни за границей в собственном домике. Однако, хочется еще поработать. И поработаю. Банк мог бы вернуть Михасю все деньги сразу, но обескровится до предела, а журналюги его доканают мгновенно. Пойдет цепная реакция — все захотят забрать деньги, а этого уже не выдержать никак. Даже если Михась станет молчать, они все равно раскопают и уничтожат банк, паршивая статейка им дороже благосостояния многих людей. Это аксиома»! Плавно бежавшие мысли прервались — Алена резко выдернула руку. Лев Абрамович открыл глаза и увидел вошедшую жену. Она заметила движение руки и беспокойство сидящей на постели Алены, бросила обыденно и больно:

— Все нормально, милочка, этого… я уже давно не ревную, — и вышла, оставив их в гнетущей тишине.

Мартинсон занервничал, сердце снова заныло под грудиной, пульс зачастил, и Алена сделала укол.

«Зачем же так? Это же не горничная, которая привыкла и не обращает внимания даже тогда, когда занимается со мной сексом», — обидчиво подумал он. Спальни у них были разные, но жена иногда могла зайти к нему без стука — взять что-нибудь, и словно никогда не видела, что в его постели красуются обе горничные, а иногда и повариха. Не допускала она только одного — чтобы он трахал ее подруг и знакомых, а на прислугу не обращала внимания никогда. В пятьдесят лет ей удалили матку и яичники и она сама как-то намекнула ему, что воздерживаться не стоит, но приличия соблюдать необходимо. Хоть и позволяла она прислуге спать с мужем, но по работе спрашивала строго, и если кто-то пытался возомнить из себя хозяйку — увольняла немедленно. Новых нанимала сама и не старше тридцати лет, с красивыми ножками, чтобы муж не бегал к другим и не позорил ее. О сексуальных обязанностях растолковывала сама и платила неплохо. В работу мужа не вмешивалась, но дома была полновластной хозяйкой.

Аркадий Борисович пришел, как и обещал, вечером. Обследовал больного, долго расспрашивал о болях, общем самочувствии и настроении, внес в лечение незначительные поправки. Впрочем, на количестве кожных дырочек это не отразилось, лекарство впрыскивалось в физраствор и вводилось внутривенно через систему. Сделанная повторно кардиограмма не показала увеличения пораженной зоны сердечной мышцы, и он остался доволен.

Мортинсон поудобнее устроился на подушках, прикрыл глаза, не собираясь благодарить доктора — он считал, что хорошая оплата вполне компенсирует элементарную вежливость с прислугой и обслуживающим персоналом, к которому относил и врачей. Он думал о Михасе, его банке, навалившихся враз проблемах, которые мешает решать болезнь. «Все сразу, — усмехнулся он. — Необходимо определить, просчитать действия Михася, набросать свои мероприятия, выверить их и от этого исходить. Пресса пока молчит, а значит, Михась еще не нанес своего главного удара, ждет ответного хода на свой звонок, и можно предположить, что он надеется на определенное сотрудничество. Наказать зарвавшегося зама и предложить график выплат. Заместитель наказан, — мысли зароились в голове, наплывая одна на другую. — График… Скорее всего, подойдет что-то среднее между нашими желаниями, а это отсрочка на шесть месяцев». Казалось, набегающие мысли шевелили оставшиеся на голове волосы, на лбу выступила испарина. Мортинсон вытер лоб ладонью и постарался больше ни о чем не думать — необходимо отдохнуть и дождаться прихода или звонка Данилова. Примерно полчаса прошли в полудреме, в спальню вошла супруга и присела рядом с Аленой. Лев Абрамович открыл глаза.

— Звонил Сергей Борисович, — начала жена. — Просил передать, что все в порядке, вопрос улажен.

— Что еще? — поинтересовался Мортинсон.

— Все, — ответила Софья Андреевна, тоном и выражением давая понять, что подробностей и быть не может в его положении.

— Софочка, — ласково попросил он. — Принеси сотик, я сам переговорю с Даниловым.

— Еще чего, — отрезала жена. — Никаких разговоров, доктор запретил тебе волноваться.

— Поэтому и принеси, — тон уже не был просящим. — Это благодатный звонок, и подробности меня успокоят. Хорошие вести бодрят и придают сил.

Софья Андреевна вздохнула. Она понимала и знала, что спорить бесполезно, достала из кармана телефон и протянула мужу. Он набрал номер и бросил в трубку одно: «Рассказывай».

Она наблюдала за выражением лица, готовая в любую минуту вырвать трубку, если появятся признаки раздражения или волнения, но Мортинсон слушал молча и его облик постепенно добрел. Софья Андреевна окончательно успокоилась, но дождалась конца разговора и забрала телефон, лишая возможности связаться с внешним миром.

Лев Абрамович действительно взбодрился и уже плутал глазами где-то выше колен Алены. Супруга заметила его похотливое поглядывание и попросила медсестру выйти с ней из спальни. За дверью она внимательно и бесцеремонно вглядывалась в лицо Алены, видимо, стараясь понять ее сущность и приводя молодую женщину в явное замешательство. Потом начала без предисловий:

— Мой муж большой проказник, но я его не ревную. Может, вы не откажете ему в удовольствии?

В руке Софьи Андреевны незаметно появились зеленые бумажки, Алена покраснела, но доллары забрала.

— Только не сегодня, рано еще для его сердца, — бросила хозяйка напоследок и ушла в другую комнату.

Алена прислонилась спиной к двери — такого она еще не видела. Многие состоятельные больные пользовались услугами ее тела, но чтобы об этом просила жена… «Их, богатых, не поймешь», — констатировала она про себя и вернулась в спальню.

Лысоватый шестидесятилетний мужчина, лежавший на кровати, не вызывал у нее отвращения. За пять лет работы на этом месте она привыкла ко всякому. Конечно, поначалу каждый раз становилось обидно и противно, хотелось вернуться на работу в свое родное хирургическое отделение, но мысли о зарплате менее тысячи рублей перечеркивали все. А здесь бывало по-разному, но меньше тысячи баксов за месяц она не имела.

Алена присела в кресло напротив своего пациента и улыбнулась: вряд ли можно назвать его пациентом, теперь скорее — клиентом. Мысли вернулись в прошлое, когда она, стройная и очень симпатичная девушка, окончила медицинское училище. На вуз не хватило средств. Ее быстро заметили, особенно длинные, стройные ножки, и предложили поработать в фирме по обслуживанию больных на дому. Она и предположить не могла в то время, что зарабатывать деньги можно не только медицинскими процедурами и уходом за больными, но и другими услугами. И если бы ее посвятили во все тонкости предстоящей работы, она вряд ли оставила бы свое хирургическое отделение.

Первый пациент, прыщавый шестнадцатилетний мальчишка, совсем не требовал домашнего медицинского ухода — на сломанную ногу наложили гипс, и он вполне мог обходиться самостоятельно. Но очень богатая и дородная дама, его мать, так не считала. Мало ли что может потребоваться ее любимому отпрыску — дать таблетку, принести стакан воды… А фирма платила неплохо, гораздо больше, чем в отделении, и незачем рассуждать.