Страница 33 из 47
Отныне хорошим тоном считалось читать Библию на языке оригинала, и это научное требование вызвало более непредвзятое и более историчное отношение к библейской древности. До сих пор экзегеты рассматривали Библию как единое произведение, а не как собрание различных книг. В действительности они могли никогда не видеть все писания собранными в одном томе, однако привычка связывать разрозненные тексты воедино заставляла их преуменьшать различия взглядов и эпох. Теперь же гуманисты начали изучать библейских авторов как отдельных личностей, отмечая свойственные каждому таланты и особенности стиля. В особенности их привлекал апостол Павел, чей стиль приобрёл новую непосредственность в оригинале, на греческом койне. Его страстное стремление к спасению души казалось целебным противоядием от рационализма схоластиков. В отличие от современных гуманистов, учёные Возрождения не были скептически настроены по отношению к религии и становились пылкими последователями Павла.
В особенности они подчёркивали острое чувство греха, свойственное Павлу. В периоды тяжёлых социальных перемен зачастую возникают тревожные настроения. Люди чувствуют себя потерянными и беспомощными; живя в гуще событий, они не понимают, в каком направлении следует их общество, но бессвязно, стихийным образом ощущают его подспудное преобразование. Несмотря на захватывающие достижения начала шестнадцатого века, нужда и бедствия были широко распространённым явлением. Протестантские реформаторы Ульрих Цвингли (1484–1531) и Жан Кальвин (1509–1564) оба страдали от острого чувства несостоятельности и бессилия, прежде чем пришли к новому религиозному решению. Католический реформатор Игнатий Лойола (1491–1556), основатель Общества Иисуса, так обильно плакал во время мессы, что доктора предупреждали его, что он может ослепнуть. Итальянский поэт Франческо Петрарка (1304–1374) столь же легко проливал слёзы: «Столько слёз я пролил в стремлении смыть с себя грязь, что едва сдерживал рыдания, даже когда заговаривал об этом! Но и до сей поры всё тщетно… Поистине, Господь — лучшее, а я — худшее»[435].
И всё же мало кто переживал тоску и тревогу, свойственные веку, более болезненно, чем молодой монах из августинского монастыря в Эрфурте, в Германии:
Хотя и жил я безупречной жизнью монаха, но чувствовал, что грешен и совесть моя пред Господом нечиста. Я не верил, что угодил Ему своими делами. Слишком далёк от любящего тот праведный Бог, Который карает грешников, — я уже питал к Нему отвращение. /…/ Совесть моя не приносила мне уверенности, и я всегда сомневался и говорил себе: «Не так ты всё делаешь. Мало в тебе покаяния, и многое ты замалчиваешь в исповедях»[436].
Мартин Лютер (1483–1546) обучался схоластической философии Уильяма Оккама (ок. 1287–1347), убеждавшего христиан пытаться заслужить Божью благодать своими добрыми поступками[437]. Но Лютер был жертвой мучительной депрессии и никакими обычными богоугодными поступками не мог унять терзавший его ужас перед смертью[438]. Чтобы избавиться от своих страхов, он исступлённо погрузился в реформаторскую деятельность. Более всего его возмущала папская политика продажи индульгенций, целью которой было набить сундуки Церкви.
Лютер смог совладать со своим экзистенциальным отчаянием при помощи экзегезы. Увидев полное издание Библии, он был поражён тем, что в ней содержится гораздо больше писаний, чем он себе представлял[439]. Ему показалось, что он видит её впервые[440]. Лютер стал профессором теологии и философии в Виттенбергском университете, и во время лекций о Псалтыри и о Посланиях апостола Павла к римлянам и к галатам (1513–1518) он испытал духовный прорыв, позволивший ему освободиться из тюрьмы оккамовского богословия[441].
Поначалу лекции, посвящённые Псалтыри, шли своим чередом: Лютер толковал текст стих за стихом, разъясняя по очереди все четыре смысла. Далее же начинались изменения. Во-первых, Лютер попросил университетского печатника Иоганна Гутенберга отпечатать для него Псалтырь по особому заказу, с широкими полями и интервалами для его собственных примечаний. Лютер, так сказать, очистил страницы священной книги, стёр традиционные комментарии, чтобы начать всё заново. Во-вторых, он ввёл абсолютно новое определение буквального смысла Писания. Под «буквальным» он понимал не первоначальный замысел автора, а «христосологический». «Во всём Писании, — утверждал Лютер, — нет ничего, кроме Христа, выраженного либо в простых словах, либо в сложных»[442]. «Уберите Христа из Писаний, — писал он в другой раз, — и что же вы там найдёте?»[443]
Ответ, который напрашивается на этот вопрос — там найдётся весьма многое. По мере того как Лютер ближе знакомился со всем текстом Библии, он осознавал, что большая её часть имеет мало отношения к Христу. Даже в Новом Завете одни книги больше говорили о Христе, чем другие. Это обстоятельство со временем побудило его изобрести новую герменевтику. Решением Лютера стало создание «канона внутри канона». Как человек своего времени, он питал особую симпатию к Павлу, находя его послания, в которых описывались переживания христиан от встречи с воскресшим Христом, гораздо более ценными, чем синоптические евангелия, повествовавшие только о Христе. По той же причине он отдавал предпочтение евангелию от Иоанна и Первому посланию Петра и считал менее важными Послание к евреям, послания Иакова и Иуды, а также Откровение. Тот же критерий он применял и к Ветхому Завету: он отбросил апокрифы и мало внимания уделял историческим книгам и сводам законов Пятикнижия. Однако он включил в свой личный канон книгу Бытия, потому что её цитировал Павел, Пророков, предсказавших пришествие Христа, и Псалмы, которые помогли ему понять Павла[444].
Во время своих лекций, посвящённых Псалтыри, Лютер задумался о значении слова «правда» (еврейское «цеддек», латинское «justitia»). Христиане традиционно рассматривали Псалмы царского дома Давида как прямое пророчество об Иисусе. Так, например, считалось, что стих «Боже! Даруй царю Твой суд и сыну царя Твою правду»[445] указывает на Христа. Но Лютер выделял другое. Понимаемая буквально — то есть, по Лютеру, христосологически — мольба «По правде Твоей избавь меня и освободи меня»[446] была молитвой Иисуса, обращённой к Его Отцу. Но в нравственном смысле эти слова относились к избавлению каждого человека, которому Христос даровал свою правду[447]. Лютер постепенно склонялся к той идее, что добродетель была не непременным условием благодати Божьей, но божественным даром, и напрямую относил текст писания к своим собственным духовным затруднениям: Бог даровал свою справедливость и правду людям.
Вскоре после этих лекций о Псалтыри Лютер пережил озарение во время толкования писания в своём кабинете в башне монастыря. Он бился над строками, в которых Павел описывает Евангелие как откровение божественной правды: «В нём [в Евангелии] открывается правда Божия от веры в веру, как написано: праведный верою жив будет»[448]. Учителя Лютера, последователи Оккама учили его понимать слова «правда (justitia) Божия» как божественное правосудие, которое осуждает грешника. Как могло это быть «благой вестью»? И что общего у божественного правосудия с верой? Лютер размышлял над текстом весь день и всю ночь, пока его не осенило: «правда Божия» Евангелия была божественным милосердием, которое одевает грешника добротой самого Бога. Всё, в чём нуждается грешник, — это вера. Все тревоги Лютера мгновенно исчезли. «Я чувствовал себя так, словно заново родился, так, словно я вошёл через распахнутые врата прямо в рай»[449].
435
Charles Trinkaus, The Poet and Philosopher, Petrarch and the Formation of Renaissance Consciousness, New Haven, 1977, p. 87.
436
Цит. по: Alastair McGrath, Reformation Thought, An Introduction, Oxford and New York, 1988, p. 73.
437
Marc Leinhard, «Luther and the Begi
438
Richard Marius, Martin Luther: The Christian between God and Death, Cambridge, Mass., and London, 1999, pp. 73-74, 213-215; 486-487.
439
G. R. Evans, The Language and Logic of the Bible: Reformation, Cambridge, 1985, p. 8.
440
Ibid., p. 100.
441
David W. Kling, The Bible in history: How the Texts Have Shaped the Times, Oxford and New York, 1994, pp. 120-149.
442
Philip S. Watson, Let God be God! An Interpretation of the Theology of Martin Luther, Philadelphia, 1947, p. 149.
443
Martin Luther, Luther’s Works (LW), 55 vols, edited by Jaroslav Pelikan and Helmut Lehma
444
Emil G. Kraeling, The Old Testament Since the Reformation, London, 1955, pp. 145-146.
445
Пс. 71.
446
Пс. 70.
447
Leinhard, «Luther and the Begi
448
Рим. 1:17, цитируется Авв. 2:4.
449
McGrath, Reformation Thought, p. 74.