Рукопись Бэрсара. Сборник

— Ну да! Ты — и страх! Небось еще почище проделку задумал!

— Может быть, но это будет не скоро. А пока…

— Ну что, пока? Хочешь, чтоб я в эту упряжку впрягся? Ты еле везешь, а я — то против тебя?

— Больше некому, Эргис. Асаг рано или поздно всех разгонит…

— А начнет с меня!

— Погоди, Эргис. Послушай. Через пять лет Касе не должно быть ни Бэрсаров, ни Братства. Это не отвратит Священной войны, но даст вам шанс уцелеть. Против колдуна Бэрсара и богопротивного Братства Церковь заставит выступить светскую власть. И Таласар — можешь не сомневаться — с удовольствием ввяжется в эту войну. И Лагар — без всякого удовольствия — тоже. Ну, о Кевате я не говорю — там пока ничего не ясно. Но если не будет ни Бэрсара, ни Братства — только люди верящие как — то иначе, это выглядит уже по — другому. Не дело одного государя указывать другому, как и чему молиться его людям. Нейтралитет Бассота слишком нужен окрестным странам, и это будет для них предлогом не ввязываться в войну.

— Ну, наш — то поганец ввяжется!

— Но только он. И ты его одолеешь.

— Крира?

— Не прибедняйся, Эргис. Из Бассота можно сделать одно большое Приграничье.

— Против своих?

— За своих. Малый Квайр надо сберечь ради большого. Пока мы живы и процветаем…

— Да ладно! А то я не знаю! Ох ты, господи, ну, беда с тобой! Вечно как оглоушишь…

— Это еще не скоро, Эргис. Года через четыре. Мне еще надо прикончить Братство.

— Тилар, — очень тихо сказал Эргис. — А, может, вместе, а?

— А на кого я оставлю это? Отпусти меня, — прошу смиренно. — Дайте мне хоть немного пожить свободным!

А вот и еще один победитель: гон Эраф прилетел из Лагара. Я уже в силах принять его в кабинете.

Попиваем нагретый лот, говорим о приятном и интересном, потому что таков ритуал. Гон Эраф ценит время, но не выносит спешки, и беседа должна созреть. Созреть, перезреть и, как плод, упасть прямо в руки.

— Мой покровитель! — ласково говорит мне старик, — доколе вы будите так безрассудны? Какая вам надобность рисковать своей жизнью, драгоценной для стольких людей?

— Себя не переделаешь, биил Эраф. Но сами вы, надеюсь, в добром здравии?

Какое там в добром! У него полсотни болезней, и он с удовольствием расскажет о них, и надо вздыхать, поддакивать и кивать, но это значит, что мы с ним почти у цели, и можно спросить о здоровье его почтенного брата, а это прямая дорога к тарданским делам.

— Тардан — есть Тардан, — ворчит старик. — Пиратское гнездо и воровская обитель. Даже его величество, могучий и благородный Сантан III — просто грабитель с морской дороги, мужлан неотесанный.

— Но вас — то он не грабил, биил Эраф?

— Нет, — говорит Эраф, — но и я его тоже.

— Неужели?

— Увы! Я добился только права беспошлинного прохода через Тардан для наших караванов.

— Разве этого мало, биил Эраф?

— Мало! У брата такие связи, что я мог рассчитывать на право свободной торговли с Балгом!

— Не искушайте бога, биил Эраф! Чудеса дозволены только ему. Вы и так сделали больше, чем в человеческих силах. А что кор Эслан? Он не скучал в Лагаре?

— Нет, мой покровитель, — быстрый лукавый взгляд, и я улыбаюсь в ответ. — Царственный кор намерен остаться в Лагаре до зимы. Он просил передать вам письмо, биил Бэрсар…

— Я успею его прочесть.

Я знаю, что хочет сказать Эслан, и он, наверное, прав. Сейчас для него Лагар приличнее Каса.

Немного поговорим о лагарских делах. Теперь гон Эраф одобряет блокаду Квайра. Увидел поближе — и согласился. Нынешний Квайр стоит держать в узде — у него слишком сильные руки.

— Биил Эраф, — говорю я вдруг, — а особенности нашей дипломатии вас не задевают? Я ведь не официальное лицо, и нас с вами словно бы не существует. Тайные договоры, словесные соглашения…

— Да, — говорит он, — бывает. Я привык опираться на документы, а не на слова. Просто никогда еще я не мог столь многое совершить, потому что никогда у меня не было такого хозяина. — Увидел, что я хочу возразить, и поднял руку. — Я знаю, что вы скажете, мой покровитель, но старой собаке нужен хозяин. Утешьтесь тем, что нет никого вернее, чем старые преданные псы.

— Но вы же знаете…

— Знаю. — И вдруг невпопад: — Кстати, о документах. Я должен сообщить вам весьма прискорбную весть. — Молчит, опустив глаза, никак не может решиться. И наконец: — Чиновники — особое братство, биил Бэрсар. Мы не рубим канатов и не сжигаем мостов, поелику неведомо, на какой стороне спасение, а на какой — погибель. Есть люди — весьма доверенные — в Судейском и Посольских приказах, которые не забывают меня.

Мне стало ведомо, что из Судейского и Посольского приказов, равно как из личной канцелярии правителя, изымаются документы с надписью акиха Калата и заменяются таковыми же с подписью акиха Таласара. Подлинные оставлены только внешние договоры, ибо таковая замена сделает их недействительными. Но это только до той поры, пока не будут заключены новые договоры. — Поглядел на меня и спросил — почти с облегчением:

— Вы ждали этого, мой господин?

— Да. Чего — то в этом роде. Знаете, что сказал бы на это Огил? «Все правильно. Слишком большой контраст. Он все — таки не может тягаться с нами».

— Да, — говорит Эраф печально. — Так бы он и сказал. Обида жжет мою душу, биил Бэрсар! Великий человек создал эту куклу из грязи, вложил в нее свое разумение, ибо у этого купчишки нет ни единой своей мысли — и теперь создание восстает на творца потому лишь только, что недостойно его!

— Можно сказать и иначе, биил Эраф. Пока он доделывал то, что начал Огил, тень учителя не мешала ему. А теперь он должен идти своим путем, он уже натворил ошибок и сделал врагами немногих своих друзей. И сейчас ему стала опасна тень гиганта, потому что он — человек обычного роста. Все очень понятно, биил Эраф. Он позволил убить Огила, считая, что так надо для блага страны. А теперь он убивает его опять — и опять считает, что это для блага страны.

— И вы допустите?!..

— А что я могу? Убрать сейчас Таласара? Это значит ввергнуть Квайр в многолетнюю смуту, потому что он успел уничтожить всех, кто способен возглавить страну. Заменить Таласара собой? Я не смогу удержать власть. Сейчас надо убивать каждый день, чтобы ее удержать. Посадить на престол кора Эслана и направлять его? Но тогда его союзники станут его врагами, потому что благо страны — не благо для знати. Надо перетерпеть, биил Эраф. Никогда не выбираешь из двух благ — только из двух зол.

— Но аких Калат был вашим другом!

— Да. И поэтому я не спорю с ним. Огил сам выбрал свою судьбу — пусть же будет по воле его.

Теперь я совсем один — Баруф ушел от меня. Последний раз я слышал его в бреду, и больше он не пришел ни разу, не отозвался и не ответил.

Теперь я знаю, почему он молчит. Его убивают опять, и опять я позволю это.

Я думаю о Баруфе и о себе, потому что с какой — то минуты мы нераздельны. Мы с ним, как сросшиеся близнецы, у которых две головы, но одно дело. Я привык измерять наши чувства делом. А если отбросить дело, что такое Баруф? Умный, добрый, порядочный человек.

А если оставить только дело? Холодный, жестокий прагматик, неразборчивый в средствах и равнодушен к людям.

Как совместить доброго друга — и человека, который играл моей жизнью и моей душой? Заботливого командира — и того, кто молча позволил изгнать самых верных своих бойцов?

Это Олгон, думаю я. Мир, где человек — только винтик, где обрублены корни, где прошлое не существует, а настоящее — только то, что надо как — нибудь пережить.

Баруф виноват только в том, что родился в Олгоне. Как мне его судить? думаю я. Если бы он проделал все это в Олгоне — поставил к стенке верхушку и загнал полстраны в лагеря — я бы принял это почти что без возмущенья: что значат отдельные судьбы, когда спасают страну? Он просто действовал в Квайре, как действовал в Олгоне, и даже гораздо мягче — ведь он не жесток и дозу насилия отмерял по силе сопротивления.