Страница 60 из 75
Последующие разговоры с Хайдеггером не были с моей стороны открытыми. Я сказал ему: ожидалось, что он вступится за наш университет и его великую традицию. Никакого ответа. Я заговорил о еврейском вопросе и о злобной чепухе про "сионских мудрецов", на что он сказал: "Существует ведь опасный международный союз евреев". За столом он сказал слегка сердитым тоном: это безобразие, что существует столько профессоров философии — во всей Германии следовало бы оставить двух или трех. "Кого же?" — спросил я. Никакого ответа. "Как может такой необразованный человек, как Гитлер, управлять страной?" — "Образование совершенно не важно, — ответил он, — вы только посмотрите на его великолепные руки!"
Сам Хайдеггер тоже казался другим. Сразу, как только он приехал, возник настрой, разделивший нас. Народ был опьянен национал-социализмом. Я поднялся наверх, в комнату к Хайдеггеру, чтобы поздороваться с ним. "Как будто опять наступил 1914 год… — начал я, желая продолжить: — опять то же всеобщее, лживое опьянение», но при виде сияющего Хайдеггера слова застряли у меня в горле. Этот радикальный разрыв необычайно меня затронул. Ни с одним человеком у меня такого не было. Особенно больно было оттого, что Хайдеггер, казалось, ничего не замечал. Он подтвердил это
тем, что с 1933 г. больше не приезжал ко мне и даже при моем увольнении в 1937 г. не нашел для меня ни слова. Но еще в 1935 г. я слышал, что на одной из своих лекций он говорил о своем "друге Яспер-се". Сомневаюсь, понял ли он тот разрыв даже сегодня.
Я был растерян. До 1933 г. Хайдеггер ничего не говорил мне о своих национал-социалистских симпатиях. Я, со своей стороны, должен был с ним поговорить. В последние годы перед 1933-м его визиты стали редкими. Теперь было слишком поздно. Перед одурманенным Хайдеггером я оказался бессилен. Я не сказал ему, что он на ложном пути. Я уже не доверял его изменившемуся характеру. От той силы, к которой теперь примкнул Хайдеггер, я чувствовал угрозу и для себя самого и, как уже не раз в моей жизни, думал о "caute" Спинозы.
Обмануло ли меня все то позитивное, что было между нами? Был ли я сам виноват, что не искал радикального разговора с ним, опираясь на это позитивное? Не был ли я виноват в том, что до 1933 г. своевременно не увидел опасности, считал национал-социализм в целом чем-то слишком безобидным, хотя Ханна Арендг уже в 1932 г. ясно сказала мне, куда все идет?
В мае 1933 г. Хайдеггер уехал в последний раз. Больше мы никогда не виделись" (Philosophische Autobiographie, a. a. O., S. 100 ff.).
305. Heidegger M., Die Selbstbehauptung der deutschen Universität. Rede, gehalten bei der feierlichen Übernahme des Rektorats der Universität Freiburg i. Br. am 27.5.1933, Breslau o. J. (1933). — С дарственной надписью: "С сердечным приветом. Хайдеггер".
306. Почти тридцать лет спустя по поводу ректорской речи Хайдеггера и его выступления в Гейдельберге Ясперс писал (ср.: KarlJaspers, Notizen zu Martin Heidegger, Nr. 165): "…я еще пытался в возможно более положительном смысле истолковать его ректорскую речь. Но
в то же время уже ему не доверял. Я не высказал этого, но повел себя по принципу: если ожидать лучшего, то другой — поскольку находится в долголетних добрых отношениях с тобой — пойдет тебе навстречу; если же выказать недоверие, то все разрушишь. Духовный уровень не был утерян, хотя содержание его речей и поступков скатилось на невыносимо низкую и чуждую мне ступень.
Но я все равно не мог не воспринимать его всерьез, теперь как субстанциального противника, как медиума угрожающе опасной — я понимал это, — разрушительной силы.
Согласно масштабам, которые, конечно, субъективны, его речь, поведение и внешность казались мне столь неблагородными, что субстанциальная чуждость составляла странный контраст с флюидами философствования. В этом тоже была чуждость и все же связанность в интересе к тому, чем нам казалась философия и в чем мы считали себя тогда единодушными (без определенного содержания)". 307. В архиве Хайдеггера не найдено. Должно быть, речь идет о заявлении Густава Адольфа Шееля (Gustav Adolf Scheel; род. 1907). Шеель был студентом-медиком; в 1931 г. национал-социалистское большинство избрало его председателем гейдельбергского студенчества. Он активно участвовал в "чистке" гейдельбергского студенчества от евреев, марксистов и пацифистов. В 1936 г. стал рейхсфюрером студенчества, одновременно был инспектором охранной полиции и СД в Штутгарте. В1941 г. стал наместником и гауляйтером в Зальцбурге, по окончании войны предполагалось назначить его рейхсминис-тром науки, искусства и народного образования. В рамках денацификации был приговорен к нескольким годам исправительных лагерей. Впоследствии работал врачом.
В 1932 г. Ясперс входил в комиссию, разбиравшую административные правонарушения Шееля и иже с ним. Ясперс позднее говорил, что своей лживостью Шеель сумел добиться для себя оправдания. Сам Шеель на судебных процессах после войны заявлял, что в годы нацизма неоднократно вступался за Ясперса и его жену.
308. Рукопись "Тезисы к обновлению высшей школы" ("Thesen zur Frage der Hochschulemeuerung", в архиве Ясперса машинописный текст под номером 27 mF). На титульном листе пометка: "Написано в июле 1933 г.", и более позднее добавление: "Кое-что взято для университетской речи 1945 г.". Имеется в виду речь "Обновление университета" ("Erneuerung der Universität"), произнесенная Ясперсом 15.08. 1945 по случаю открытия медицинских курсов в Гейдельбергском университете.
К "Тезисам" приложен листок, вероятно, черновик письма в министерство по делам культов и просвещения в Карлсруэ, указывающий на некоторые сопутствующие обстоятельства:
"Самовольно излагать решающей правительственной инстанции свои идеи, которые можно счесть личными, всегда сопряжено с сомнениями. Я осмелился на это, движимый сознанием, что для будущего немецких университетов наступил решающий момент. Всякий, кто на основании собственного опыта духовных возможностей в университете имеет что-либо сказать, очевидно, вправе без назойливости претендовать в такой момент на внимание; он не требует, но лишь указывает на то, что полномочной инстанции, возможно, давно известно, а возможно, даст ей новые идеи.
Эти записи сделаны в июле для Общества гейдельбергских доцентов, которым предстояло в обмене мнениями определить, что они полагают необходимым сделать для нового университета. Это общество распалось по причинам личного характера, так и не успев начать свою работу.
Записи мои не претендуют на полноту, это как бы фрагменты идеи целого, которые тогда представлялись мне важными, поскольку в стихийных публичных дискуссиях и планах они не на первом плане. Тезисы не противоречат, а, скорее, согласуются с принципами, уже одобренными министерством, и, видимо, не вступят в противоречие с неизвестными мне планами правительства.
Поскольку ныне я считаю нецелесообразной публикацию тезисов отдельной брошюрой, то с полным доверием посылаю их инстанции, которая будет решать вопрос о наших организациях".
На листке помечено:
"Не отправлено:
1. Хайдеггер информирован (моим письмом) и может, если пожелает, обратить на это внимание правительства.
2. По собственной инициативе я ничего предпринять не могу, ибо мне говорят, что как беспартийного и супруга еврейки меня только терпят, но доверять мне не могут".
Из всего этого можно заключить, что, отказавшись от намерения послать "Тезисы" без предварительного запроса, Ясперс втайне надеялся, что Хайдеггер посодействует, чтобы министерство по делам культов и просвещения выступило с таким запросом. Но "Тезисы" не были посланы и Хайдеггеру, что свидетельствует о сомнениях Ясперса в том, как они будут восприняты в той политической ситуации.