Страница 1 из 75
Михаил Рыклин
Метаморфозы великих гномов
В 1920 году на праздновании дня рождения Эдмунда Гуссерля в его фрайбургском доме познакомились доктор медицины Карл Ясперс, только что ставший профессором философии в Гейдель-берге, и Мартин Хайдеггер, молодой преподаватель философии местного университета. Их сблизило исключительно серьезное отношение к философии, бунт против засилья посредственностей в тогдашней университетской среде, — это относилось как к преподавателям, так и к студентам, — а также скрытая, молчаливо подразумеваемая уверенность в том, что именно им в будущем суждено изменить эту ситуацию, возродив философию во всей ее подлинности, которую они, впрочем, уже тогда понимали не совсем одинаково. Бывший психиатр и бывший теолог, избравшие философию по призванию во время омассовления культуры и банализации человеческих отношений (во всяком случае, так это виделось им самим), вскоре образовали то, что сами они стали называть "редким боевым содружеством", с целью возрождения духа настоящей философии, выветрившегося из немецких университетов. Хайдеггер, "маленький волшебник из Мескирха", уже тогда славился как преподаватель, обладавший даром делать мысли древних и новых философов наглядными; его семинары привлекали студентов, несмотря на очень высокие требования, которые он предъявлял к их работе. В Мар-бурге этой славе предстояло стать всенемецкой еще до опубликования "Бытия и времени". Ясперс же был не просто талантливым преподавателем, но автором считавшейся новаторской книги "Психология мировоззрений", которая содержала in nuce зачаток оригинальной философской системы.
В том же 1920 году началась переписка, длившаяся, правда с очень большими перерывами, более сорока лет.
Читая эти в основном ясные тексты, испытываешь тем не менее трудность. Позднее начинаешь понимать, с чем она связана. Мы привыкли считать этот период серебряным веком немецкой философии и "наук о духе". В "Переписке" же такие имена, как Гуссерль, Шелер и связанный с ними круг идей, не говоря уже о Кассирере, Риккерте, Вивдельбанде и других философах, оцениваются изнутри этого времени и среды необычно критически, иногда даже иронически. По этим высказываниям можно судить, на какой высокий уровень Хайдеггер и Ясперс надеялись поднять планку подлинного философствования, каким масштабом предстояло измерять то, что они намеревались породить.
Общение двух философов является по преимуществу устным (исключением остается рецензия Хайдеггера на "Психологию мировоззрений", которую Ясперс воспринял сдержанно-критически): они обсуждают философские проблемы в гейдель-бергской квартире Ясперса во время визитов его младшего коллеги. Письма во многом — эхо этих бесед, которые не пересказываются, но интенсивно переживаются как нечто исключительно важное, даже решающее для осмысления ситуации в философии и своего места в ней. Впоследствии Ясперс признается, что читал бы тексты своего друга внимательней, не будь у него постоянной возможности беседовать с ним. "Ведь хороший разговор — самая подходящая и самая глубокая форма…" — пишет Ясперс (письмо 7). Не случайно именно он постоянно настаивает на том, что все основное, принципиальное должно решаться в форме беседы, разговора, личного общения. "Наше дело проиграно, если оно догматизировано и существует в виде произведения" (письмо 110). "Коммуникативная критика" ставится им выше опубликованных трудов и зафиксированных в них существенных различий; причем делается это не только на раннем этапе (когда замышляются непериодические выпуски под названием "Философия современности", для которых будут писать только они двое), но и после опубликования "Бытия и времени" и трехтомной "Философии". Постоянно обмениваясь мнениями об этих книгах, надо сделать достоянием публичности то, в чем мы "заранее едины": на Рождество 1931 года Ясперс предлагает опубликовать обсуждение этих книг в виде совместного произведения. И это несмотря на то, что к тому времени на уровне текстов ясно, что различия между философами, как минимум, не менее существенны, чем сходства. Общение является обманчивой призмой, которая, безмерно преувеличивая сходства, не преломляет различия; то, в чем они "заранее едины", окажется уже через полтора года разочаровыва-юще эфемерным не только по политическим, но и по философским причинам.
Нас, за последние годы привыкших к исключительной слабости российских академических институтов (и нередко благословляющих эту слабость на фоне их прежнего "величия"), удивляет еще одна черта переписки. Эти буквально одержимые делом философии люди — Ясперс даже в большей мере, чем Хай-деггер, — прекрасно разбираются в институциональной, карьерной стороне своего призвания. Заинтересованно, местами страстно, они обсуждают освободившиеся вакансии и перемещения в университетской среде: вопрос о том, кто был на каком месте в списках на занятие должностей, дебатируется не менее подробно, чем собственно философские проблемы. Претендентов при этом оценивают не просто по "гамбургскому счету", но и с точки зрения реализации собственных карьерных устремлений; причем в качестве советчика и знатока почти неизменно выступает Карл Ясперс. В статье "Еще один возможный мир" Ричард Рор-ти измыслил краткую воображаемую биографию Хайдеггера[1]. Переписка содержит реальные возможности этого рода: в ней, например, обсуждается перспектива трехгодичной гостевой профессуры Хайдеггера в Токио с хорошим жалованием; не будь у него на тот момент места в Марбурге, кто знает, как сложилась бы карьера знаменитого шваба, столь красноречиво писавшего о преимуществах жизни в родной провинции.
Другими словами, бескорыстное парение в чистой среде духа не исключает искушенности в практических деталях, а низкая оценка тогдашней университетской философии не только не означает институционального разрыва с ней, но, напротив, обосновывает право на более сильные институциональные позиции, чем те, которые занимают критикуемые "посредственности". Оба корреспондента вынашивают планы реформы немецкой университетской философии в русле по-разному (но это выяснится чуть позже) понятого "аристократического принципа", и один из них вскоре попытается воплотить свои планы в жизнь в радикально изменившихся обстоятельствах.
Пока же "аристократический принцип" проявляется в поднятии планки истинной философии на такую высоту, что, кроме их самих, на нее никто не может взобраться. Когда Хайдеггер отказывается от берлинской профессуры, Ясперс констатирует: "…в Берлине теперь не будет философии… Берлин падает в цене" (письмо 102). А вот как Хайдеггер судит о Гуссерле: "…говорит такие тривиальности, что просто жалость берет… люди уже не следуют за ним" (письмо 16). Ясперс высказывайся о Шелере следующим образом: "…он был светом обманчивым… я никогда не мог ни ненавидеть его, ни любить…" (письмо 65). Во всех этих оценках присутствуют пророческие интонации: философ видится как вождь, за которым должны идти, который должен быть истинным, а не обманчивым светом, подлинным, а не поддельным (до 1933 года молчаливо предполагалось, что оба корреспондента интуитивно понимают слово "подлинный" одинаково; потом выясняется, что это совершенно не так). Число такого рода суждений можно без труда многократно умножить: первые две трети переписки переполнены профетическими оценками студентов, профессоров и просто общих знакомых, совершенно неспособных им соответствовать, не оправдывающих ожиданий, не отвечающих великому призванию. И только в 1936 году находится, наконец, идеальный немецкий студент; им, правда, оказывается… девятнадцатилетний Фридрих Ницше, текст которого Хайдеггер посылает Ясперсу: он способен дать "нынешней молодежи пример того, как видит свою жизнь девятнадцатилетний юноша" (Хайдеггер, письмо 122). "Да, — соглашается Ясперс, — вот таким должен быть немецкий студент!" Появление имени Ницше в 1936 году не случайно. Ясперс только что выпустил посвященную ему монографию, которую Хайдеггер резко отрицательно оценил в одной из своих лекций о Ницше[2] (первое публичное отмежевание от своего друга, о котором тому, скорее всего, стало известно), положивших начало знаменитому "повороту" в его философии.
[1]
Статья Ричарда Рорти "Еще один возможный мир" была опубликована в сборнике "Философия Мартина Хайдеггера и современность". М, 1991, с. 133–137.
[2]
R. Safranski. Ein Meister aus Deutschland. Heidegger und seine Zeit. Frankfurt am Main, Fischer, 1998, S. 290.