Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 77

Они притащили его наверх, и привет! хитрые друзья! он еще и рожу кривит, чудо-юдо? Смычками страданий он играет им симфонию урагана на эоловых арфах! искры сыплются на него дождем… целым потоком… и осыпают его башку!.. физиономию! и ничего не загорается! хотя мельница, по всем расчетам, должна бы уже сгореть… она сухая, странно! вот уже века, как она сухая! она корчится, наклоняется… но не горит… и до сих пор цела!.. на нее обрушиваются зажигалки, шквал! полон трюм зажигалок! у Жюля! полно!.. он раскачивает, наклоняет… опрокидывает за борт… течет зажигательная смесь… вытекает… заливает его платформу!..

А друзья веселятся:

– Чертов повеса, недомерок зловредный, пьяница, одним меньше!..

Они его притащили! случайность?

Нет… Они думали, что он бросится вниз, и конец акробату! а он толкается туда-сюда! и давай! о другой борт! еще! если он так ловок! если он может собой управлять… соскальзывает!.. снова поднимается… оп!.. он танцует вместе с мельницей!.. это пляска в огне!.. воздушный цирк «Медрано»!*[37] какой артист, а!.. настоящий артист! акробатика в раскаленном воздухе, я вас умоляю!..

– Свинья!.. окорок копченый! селедка! – ору я.

Перечисляю все, что можно поджарить!

Я не стесняюсь, я выплескиваю в морду все, что хочу!..

– Развратник!

Они хорошо сделали, что притащили его туда!.. кашляет, он прочищает горло? браво!.. я сам, хоть и не на жарком ветру, но горло горит!.. прям кузнечный горн в глотке! это уж точно! Лили хочет пить! Лили…

– Да, немного…

Следующий налет!.. с востока! а за самолетами тысячи сшей… взрывающихся между небом и землей и стекающих огненной лавой по небу… спирали… синие, оранжевые, небо исполосовано, расчерчено вдоль и поперек… будто от края до края накрыто гигантской сетью… рваные, пересекающиеся следы ракет на голубоватых сугробах облаков, синие, зеленые, желтые… словно большущий клубок ниток… чистой воды феерия, чтоб мне с места не встать!

– Ты можешь что-нибудь сказать, Лили?

Мне хочется, чтобы ее потрясло это зрелище!.. а тому, дирижеру, прямо в рожу высунуть язык!.. надо же, дирижировать небесным оркестром, чтобы вызвать огонь на себя!

– Тоже мне, стратег, свинья, блядун! Эй, Жюль! Пьянь! Пусть знает…

Сейчас я испытываю отвращение к этому парню! А ведь он может взорваться!.. Я пытался спасти ему жизнь… пытался отучить его пить!.. я что, священник?… не скрою, какое-то время он прислушивался ко мне… но все равно пил… а потом, после Сталинграда, а особенно после Ароманша, он начал напиваться как свинья, и возненавидел меня! «Ферни»-Головная Боль», – называл он меня… он кричал, что будет пить все, что горит![38] Не только шампанское… коньяк… автомобильный бензин! даже растворители и лаки! будет лакать бидонами! ведрами, бочками, что под руку попадет! брехня! Лжец! что видал он мои советы! как же! сиди уж на своем насесте!.. бунтующий хам!..

– У тебя чудные ляжки и чудная попка!

Он всегда хамил женщинам по-всякому! а как он меня поносил!

– Продажное чудовище, интриган! в печь! в печь!

Он страстно мечтал иметь печь! готово! готово! она у него есть!

Именно во время авианалета я увидел этот его жест! мне-то он казался похожим на чудище в раскаленной печи!.. из пустоты Маркаде… двадцать машин! пятьдесят! которые пикируют с диким воем, прямо на нас… они развешивают в небе… шары, наполненные магнием… похожие на бенгальские огни!.. целые гирлянды огней… праздничные, веселые… вдруг обрушивается настоящий огненный ураган… бомбы? сквозь облака!.. И я опрокидываюсь! и Ба-бах! только глуше… из глубины… наверно, бомбят шоссе… мины взрываются в метро, я уверен!.. и в катакомбах, глубоко… глубоко… в склепах первых христианских мучеников… они есть!.. есть под Монмартром!.. тысячелетние склепы… и мученики… а тот, наверху, не мученик, не жертва, тоже мне, капитан гондолы!.. он бесится, он такое выделывает! оп! от его метаний все вибрирует! его тележка поднимается в воздух!.. он срывается в крутой вираж!.. кружит!.. качается!.. парит… что это?… собирается спикировать… нет!.. вот сука! художник!.. трахальщик во имя Господа! и культяпки не мешают ему трахаться, повидал я его на дамочках! между раздвинутыми ногами! геркулесова сила рук!

– Позируй мне, Лили! Позируй мне! у тебя шикарные ляжки!

И толпа человек в тридцать!.. и мадригал в его честь! эти слова до сих пор звучат у меня в ушах… я слышу их… меня отбросило к стене… Ба-бах! Снова бомба! Не могу забыть его оскорбления, ах, геркулесова сила рук! он еще свое получит… это уж точно!.. точно! Падение в пустоту… попытка удержаться в пустоте… Но, чу! его рожок! Его рожок?… но у него не было рожка?… я ловлю момент тишины… наконец чуть потише, он может меня услышать… я ору:

– Твой рожок? Твой рожок?

– Что? Что?

Он меня услышал.





Его рожок в мастерской? Он не взял его с собой? Да нет же, взял! Он показывает его… вот он! через плечо!.. сейчас только водки не хватает!.. а, тоже мне, горнист! От порыва ветра перехватывает дыхание! Еще один ураган!.. его площадка поднимается… еще!.. он слегка задевает перила! чуть-чуть! и разворачивается.

Вот это зрелище!

– Я иду!

– Как? Как?

Она еще хочет бежать туда? она снова хочет! люди! люди! Хлоп!.. затрещина! а! непроизвольно! а! слишком сильно! и хлоп! другая! она плачет… Ба-Ба-бах! здание содрогается… ставни меня щелкают по носу… вы подумайте! Бэмц! У меня из носа течет кровь… из ноздрей капает кровь… я ее слизываю… а ей смешно! она смеется! вдобавок все вокруг пляшет! ригогододон! Вся квартира кружится, колеблется, качается в танце! Почти так же, как платформа Жюля… ах, хорошая была квартира! Две рамы с грохотом падают! Две картины… тресь!.. на кусочки! Еще одна! новый порыв ветра, новая картина! улетает! точно, улетает! в окно! У меня на стенах висели настоящие произведения искусства! Почти маленькая коллекция… это свистят бомбы или моторы?… на взлете! Летят! Я ничего не вижу… кровь течет не только из носа… лоб тоже залит кровью! Я вижу что-то красное… кажется, громадная рама со свистом вылетела в окно! на ощупь… передвигаюсь… ощупываю стену… фотография, мы с отцом!*[39] ее унесло в окно!.. закружило ветром! развеяло по ветру! я, в кавалерийской кирасе!.. ее нет!.. нет!..

– Ну вот и проветрили комнату, – шепчу я, – проветрили!

Это чтобы показать вам свой характер…

Ба-бах! нас приплюснуло! раздавило! этот ветер! ураган! еще!.. еще самолет! Он пробил крышу… винты застряли… пробили потолок… Хорошо, что мы держимся друг за друга… а то бы нас тоже вынесло, как картинную раму!.. нас бросает от одной стены к другой… я снова вижу… снова вижу… Жюля! обрубок атлета там, наверху!.. он опять принялся за свое, лавирует, крутится… та же уловка! винты и крылья к нему гораздо ближе, чем к нам… и ни один не снесет ему голову!.. А как было бы интересно, Жюль – без головы! акробат-без-головы-на-гондоле!..

– На рожке! На рожке! – командую я.

– Что ты ему кричал?

– Что ты любишь его!

Она меня целует… она целует меня…

– Фердинанд! Фердинанд, я тебя обожаю!

Дамские сантименты.

Это был незабываемый момент.

Она опять заинтересовалась Жюлем! тут же!.. как же он борется, раскачивается… выдерживает бешеную болтанку!.. а, супер! сила! эта сила! конечно, он просто Геркулес, этот обрубок! Геркулес-на-гондоле!.. и оп! как сумасшедший… его железка! его костыли! Иди, иди, я тебя подтолкну!

Упражнение для бицепсов! плечей!.. даже в обычные дни! причуда, пффф! вы видите, он катится кубарем по площади Бланш… и он взлетает на лестницу за 10 минут! с двумя железками под мышками, здесь! бум! и бум! его весла для плавания по тротуарам! как вспышка, как взрыв, затягивающая страсть, любовь!

– У него красивый торс, а, Лили?

37

«Медрано» – цирк, на протяжении своего существования (с 1873 по 1973 гг.) располагался на углу Бульвара Рошешуар. Своим названием «Медрано» обязан хозяину – иллюзионисту, акробату, танцору и укротителю Мурано, который начинал свою карьеру клоуном в «Бум-Бум».

38

Серж Перро передает высказывание Селина о Жане Поле: «Я его оставлял рядом с бутылкой, а находил внутри».

39

В этих строках описываются не одна, а две известных фотографии Селина: одна изображает Селина вместе с отцом, верхом на лошади (фото из «Иллюстре-националь»). Эта фотография в рамочке висела в квартире родителей Селина. Что касается картин, упомянутых в романе, у Селина действительно было несколько картин, но, по словам г-жи Детуш, они так и лежали в ящиках после переезда на улицу Жирардон.