Страница 35 из 48
– Говори! Говори!
Я поздравляю его! Плачу от умиления!
– Плевать мне на Легион! Пусть мне ответят, почему у тебя такие глаза!
Дались ему! Выкипает? Мои глаза?
Затем совсем невпопад:
– Ты не встречал мою модель?
Чью модель? Какую модель… Он говорил мне про свою модель? У него их было десять! Тридцать! Сильвин?… Фаринетт?… Манон?… Я прихожу его поздравить, а он пристает ко мне, чтобы я нашел ему девку! Ну и приемчик! Какая неискренность!.. а он разве не обольщал их?!. Ах, скорее! Наконец-то хотя бы… чтобы он не осуждал!.. он ненавидит меня, чародея глаз… женщины, которые ему говорили про мои глаза… болтуньи! дурынды!.. что они знали!..
– Ах, как он смотрел на меня вчера!
Готово!.. Он вскипал! псих!.. это было что-то другое, не мои глаза!.. причина его ревности!.. что?… из-за чего?… думаете, я понимаю? ни черта!.. пусть у меня две ноги, у него должно быть больше! Ах, он считает это преступлением! Да, преступлением! Хотя у самого – две руки, а у меня одна!.. только действующая, это еще как-то можно перенести… тем хуже! У него только две отрезанные ноги! И все! Всепоглощающая злоба! Мои глаза! Моя удача! Мое обаяние! судите сами! Можно ли это пережить? Теперь этот тип, этот идиот, видит меня здесь, в тюрьме, и говорит: бо-бо? Ах ты, недотрога! Твои глаза! Похудел на сорок пять килограмм? Но зато приобрел стройность! краля!
Его мастерство меня поражает: скульптура,*[390] это же так трудно, почти невозможно работать на тележке с колесиками, он, наверное, весь пол испортил! Весь паркет измазан этой жижей!.. даже его ноздри забиты глиной, кругом всякая дрянь… а по вечерам, весь в грязи, волосы в краске, он был уморителен… клоун на колесиках!.. он обижался… отмывался… такой розовый… так тщательно подбирал свой туалет… Думал, что это сработает… и оправу очков, само собой… элегантность, покрой пиджака… пусть женщины столбенеют… он инстинктивно был клубменом… не отрывался от зеркала, маленького зеркальца на цепочке… он завидовал мне, ведь я не скульптор, я могу лапать задницы и письки клиенток, вот вам!.. он видел, как я пальпирую больных! Двумя руками!
– Но у меня всего лишь одна рука, ты, эротоман несчастный!
Ну вот, здорово я ему врезал!..
– Ты бы слегка помял глину в моих горшках! Глянь-ка, вон глина! А это масляная паста! Не сожри всю красную краску, обжора! черт возьми! где красный мелок? Что это еще такое?
Ему мерещится, что у меня все губы в краске! Он жаловался на все и на вся, но больше всего волновался, что скоро не будет хватать глины! Он испортил последний ком!.. все, его золотой жиле конец, его специальному тоннелю, единственной гипсовой «статуэтке» Монмартра! Он, только он знал эту расщелину, одну-единственную! Лишь он!.. и Паско Рио,*[391] который уже умер… там, в конце тупика Трене, слева… Ах, он мне не назвал точное место! Даже мне! Вход в его расщелину! Единственный вид гипса, который ему необходим!*[392]
– Когда уже придет конец глупостям?… моя печь!
Его печь, последняя на Монмартре!.. ну, положим, не совсем последняя, но почти что!.. во всяком случае, последняя его печь… развалившаяся в 39-м!.. а мои кирпичи, а? Найдите мои кирпичи! Кирпичи, печь! Ему всегда мало!
– Я бросаю все, конец, работе конец!
Он хватался за гуашь, акварель, случайные заработки… Случайные клиенты… Он бы хотел обжигать глину!.. раскаленная земля! только земля! растрескавшаяся!
– Я буду последним керамистом!
Весь пол запачкан глиной… На паркете – лишь глиняные статуэтки… писал он тоже на полу… подрамники стоят у стены… Он не мог рисовать на мольбертах!.. он ни минуты не оставался на месте, вертелся волчком!.. и вечерами напивался в стельку… лак!.. краски! тюбики!.. кисть!.. все летело к черту!.. разбивал молотком глину… резал полотна!
Сколько злобы!
– Пошли все вон, все!
Когда он бесился, это было нечто! Бешенство палок! Грохот костылей! Трассирующие снаряды! Горшков!.. все в окно! срывал повязки! и пусть они вернутся сейчас же… пусть молят о прощении… раздобывают шампанское… и даешь загул!..
Веселуха до рыгачки!
И давай носиться зигзагами… пусть все видят виртуоза…
– Давай, гуляй, моя гондола!
Прямо по чужим ногам! По животам! По горшкам! По головам!
– Откуси мои ноги! Отрежьте мне ноги!
И попер на клиентов! ну и вопли! а у самого полно бензина, растворителей… лаков… он ведь про огонь говорил, что-то такое про огонь, однако!.. пролитые литры бензина! и еще трубку курил за трубкой! сигары! он играл с огнем! художники – опасные люди, непредсказуемые, вы говорите, он не дурак… как раз наоборот!.. вот он шарит по углам, что-то смешивает… что-то нашел под диваном… пакет… письмо… положил назад… черт! окно! поздним вечером, когда успокаивался, а он затихал поздно, казался хамелеоном на колесиках – весь желтый, оранжевый, фиолетовый, все лицо в глине… нас осталось только двое, он да я, он переругался со всеми… пустота… при свете газа… у него был газ, внизу, под лестницей, и ободранная кухня… свистящая газовая горелка… это напоминало мне пассаж Шуазель, он тоже освещался газовыми рожками, тысячами газовых рожков…*[394] в предпраздничные дни все уроды с Бульваров толпились в Пассаже, вопили, простофили, клоуны, арлекины, господа с Больших Бульваров… ну и суматоха! И толстые тетки, и старички, и молодежь! Какой визг там стоял! Газ светит посильнее, чем Луна, газ, тусклый зеленый свет, который поражает… ошеломляет… в его свете все кажется странным… люди ни живые ни мертвые, никакие… живые мертвецы… я раньше бредил этим мертвенно-зеленоватым маскарадом… а тут – вообще конец света! Полный Пассаж… вам надо побывать там… в предпраздничные дни! рожи разрисованы почище, чем у. Жюля! и этот бледно-зеленый свет газа… я вам уже описывал мастерскую Жюля… хаос!.. по его же вине!.. его бешеная гондола… его горючие смеси в горшках!.. а если он все это разобьет! Ах, гипсовые модели! Его конура была настоящим гадюшником!.. к тому же лак!..
– Тебе еще сюда бы конфетти!
Я имел в виду пассаж Шуазель.
– Никаких конфетти! Мне нужна печь!
Сидит в своей тележке, в дурацкой гондоле с кучей горшков между культяпками!.. Удобства, так сказать… он дергался, как в падучей, разбрызгивал краски – желтые, синие, красные!.. лужи… лужи…
– Я – палитра с красками? Правда? Похож?
– Да! Да!
– У Рембрандта не было таких красок! А у меня есть!
И тут же – в свое круглое зеркальце. Жалкое подобие, но не Рембрандта…
– Красавец!
Он и мочился прямо под себя, в тележку… даже не утруждал себя подниматься в клозет! Он ведь был совсем один! Его нужно было доставать из тележки, помогать ему, хотя бы раз в день…
– Я не ссу под себя!
Он гордился собой.
– Да уж, ты плаваешь на Трансатлантиках!*[395]
Он упрекал меня в том, что я путешествую люксом, суперлюксом!.. что я избалован жизнью, никогда и ни в чем не испытываю недостатка, в то время как он должен мочиться в штаны! Тележка его, естественно, была с дыркой… поэтому он обссыкал глину, паркет, тюбики с краской.
Он работал неистово, как истинный художник, он бы не смог вдруг прекратить писать, я так думаю! Я считаю!.. чтобы стать «единственным»! В общем-то, это было бы бедой! Вдохновение капризно, но Бог-то знает, что само оно капризов не выносит!.. Тем более, что из-за пьянства он становился все более упрямым, агрессивным! Больные печень, желудок!.. печени как таковой у него уже не было, так, что-то в этом роде!.. губка, пропитанная алкоголем! И боль даже от легких прикосновений! Но больше всего его доводили до бешенства мои разговоры о муфельной печке!.. вот это называется «человек умеет гневаться»! Он аж подпрыгивал в своей коробке! Дрожало все: тележка, туловище, гондола, колесики!
390
Одноногий художник Жан Поль превращается в калеку-скульптора Жюля. Это сближает образ с Пако Дюрио.
391
Пако Дюрио (у Селина Паско Рио – Прим. пер.) – керамист и гравер – был легендой Монмартра. Он дружил с Гогеном. В 1937 г., когда Дюрио болел и жил в страшной нужде, Селин попытался ему помочь, продав несколько принадлежавших Дюрио произведений Гогена. Дюрио был одним из последних обитателей улицы Маки, что неподалеку от дома, где проживал Жан Поль. Там он и умер в 1939 г., незадолго до того как дом снесли. Селин рассказывает, что у него была последняя на Монмартре муфельная печь для обжига, но топить ее во время войны было нечем.
392
Тупик Трене сейчас называется улицей Пульбот и упирается в улицу Норвэн, что выводит нас на улицу де Соль. Гипсовый карьер на Монмартре находился чуть ниже, на склонах холма.
393
К «Парижанке» Оффенбаха эта цитата отношения не имеет.
394
По поводу газового освещения и неудобств, им доставляемых, смотри роман «Смерть в кредит».
395
В 1934 и 1937 гг. Селин совершил два путешествия в Соединенные Штаты, пересекши океан на трансатлантических лайнерах «Шамплен» и «Либерте». В Ленинград Селин плавал в 1936 г. на пакетботах «Полярис» и «Коломби».