Страница 85 из 116
Казаки тайно вышли из своего укрытия и на большой скорости двинулись к неприятельским судам, хотя и потеряли сколько-то времени на перетаскивание лодок на 300-400 саженей по мелководью. Тем временем турки, заметив столь решительно надвигающихся казаков, принялись сбивать суда вместе и готовиться к обороне. Но казаки налетели так быстро, что у тех не осталось времени выстроиться в боевой порядок; они попрыгали в лодки и бросились спасаться на галеры. Казаки взобрались на ближайшее судно, бросились хватать добычу и потому замешкались. Это позволило нескольким турецким кораблям отойти, а 6 из них поднялись по реке к городу.
Казаки забрали привезённые для уплаты жалованья гарнизону 50 тысяч дукатов и все лучшие вещи, подожгли суда (из них 3 больших и 10 малых) и увели одно гребное судно, ушколу. Много турок было убито, 27 взято в плен. Добыча составила 700 пик, 600 кривых турецких сабель, 400 турецких пищалей и мушкетов, 8000 тюков сукна и много суконной одежды, изрядное количество провизии: сухари, мука, табак, крупа, бекмес (сироп), уксус, а также ядра, много пороха, ручных гранат и бомб...»
Ушкола была гребным мореходным судном, которое могло ходить и под парусом. Её экипаж составляли стамбульские янычары, которые не смогли отбиться от идущих на абордаж донских казаков.
Царь Пётр, приехав к Гордону на его генеральский струг, восторженно рассказывал ему об этой приятной вести. Действительно, было чему радоваться во всей царской армии:
— Мой генерал! Виктория! На море! Фрол Минаев сей час был у меня на «Принципиуме». Рассказывал о деле и взятой добычи. Награда за то будет ему царская. Часть взятого у турок отдам его казакам...
По случаю победы в русском стане палили из пушек и ружей. Царь не утерпел и на галере вышел к месту морского боя — посмотреть на остовы сожжённых турецких судов. Генерал Гордон получил от него приказ: выйти со своей флотилией и полками в устье Дона.
Проплыв с осторожностью всю ночь, генерал-инженер на рассвете 22 мая достиг устья реки Каланчи. Там он застал государя, пирующего среди казачьей старшины. Казаки тем временем шумно занимались дележом взятой богатой добычи. Атаман Фрол Минаев на радостях подарил шотландцу турецкий ковёр, взятый из капитанской каюты одного из неприятельских судов:
— Господин генерал! Так ты мне люб по азовским делам, что не могу тебя не порадовать. Вот тебе мой подарок. Учти, что этот дивный ковёр есть часть моей добычи на море...
Патрику Гордону восточный ковёр понравился. Пришлось отдариваться перед казачьим атаманом. Он подарил ему настоящий шотландский палаш — из хорошего железа, тяжёлый, в кожаных ножнах, с костяной рукояткой, отделанной серебром:
— Ты шотландских гор, мой атаман, не видел. А в них горцы воюют издревле не саблями, а вот такими палашами...
Таким подарком гостеприимный атаман Фрол Минаев, понимавший толк в хорошем оружии, украшавшем во множестве стены комнат его дома в Черкасске, остался доволен. Он приказал принести на генеральский струг от себя трофейный мешок сарацинского зерна (риса) и мешок сушёного винограда, тоже добытого у османов.
Однако через несколько дней оказалось, что потери турок на море оказались несколько меньше, чем на радостях атаман показал царю-батюшке. Но при всём при том донцы захватили действительно богатую добычу: 300 пушечных бомб, 500 копий, 5 тысяч ручных гранат, 86 бочек пороху и немало провианта и сукна. Всё это вместе с 800 султанскими пехотинцами и жалованьем от султана в золотой и серебряной монете предназначалось азовскому гарнизону.
Петровские галеры, казачьи лодки и гордоновские струги перекрыли донское устье. Генерал-инженер расположил было часть своих солдат и стрельцов с пушками на островах, но подул западный ветер, и низенькие острова стало затапливать водой. Пришлось спешно грузить людей с орудийными расчётами и поставленными было палатками обратно на суда. Знакомство с Азовским морем доставило шотландцу не самые приятные минуты, и потому он записал в «Дневнике»:
«После обеда подул столь сильный ветер с моря и так поднял воду, что мы были принуждены снять наши палатки и возвратиться на лодки. При постоянно повышающейся воде вечером лодки сильным ветром гнало на берег, так что мы эту ночь провели в большой опасности».
Чтобы надёжно пресечь сообщение азовского гарнизона с морем, Пётр приказал «генералу-инженеру» соорудить в самом донском устье форт. Тот, сам выбрав место, энергично принялся за дело, и вскоре полевая крепостица одним своим видом стала устрашать капитанов турецких судов, пытавшихся войти в устье реки.
Царь, первые дни проводивший почти всё время на галерах среди преображенцев, прибыл посмотреть на фортификационные труды генерал-инженера. Хотя земляные работы были ещё далеко не окончены, он остался доволен.
В эти дни к отцу прибыл его сын, полковник Яков Гордон, командовавший отрядом из трёх тамбовских солдатских полков. Русская армия собиралась на подступах к Азовской крепости во всей своей силе. Теперь, после закрытия устья Дона от турецкого флота, вражеский гарнизон был окончательно заперт в стенах города.
Утром 28 мая царь Пётр I отдал указ генералам, которые собрались в его каюте на «консилию»:
— Полки и судовые караваны подвести к самой крепости. Начать осаду Азова с его обложения. Войскам занять прежний лагерь...
Вторая осада турецкой крепости
28 мая началась вторая осада Азова — твердыни Оттоманской Порты на северо-восточной оконечности её границ.
Первыми к крепостному городу подступили солдатские полки генерала Карла Ригемана и отряд донских казаков под командой походного атамана Лукьяна Савинова. Пока русские стали устраиваться походным лагерем, турки сделали сильную вылазку. Однако донцы её не проспали и удачно отбили вражеское нападение. Янычарам пришлось несолоно хлебавши спешно отступать к крепости под защиту её пушек. Расходившиеся донцы гнали неприятелей почти до самого городского рва, и атаману Савинову стоило немалых трудов придержать их, чтобы не пострадать от пушечных залпов.
Прибытие под стены Азовской крепости трёх тамбовских солдатских полков под начальством Гордона-младшего отбило у азовского паши желание повторить вылазку против стана донских казаков. Тамбовцы издали кричали разодетым во все цвета радуги янычарам, густо толпившимся на валах бастионов:
— Суньтесь ещё раз к нам — попробуете штыка-молодца!..
— Это вам не прошлый раз, когда стрельцы московские в караулах днём и ночью, как на печи, спали...
— Выходите! Воронье ещё раз праздничный стол от нас получит. Смотри, сколь вас побито в поле...
Турки на сей раз старались отмалчиваться, не задирать русских. Причина тому была одна: на азовский гарнизон самым удручающим образом подействовал один внушительный вид петровской судовой рати. Сам паша молча взирал, как на хорошей скорости пушечные галеры на вёслах и под парусами проходили мимо города по Дону, держа путь к морскому взморью.
Пётр приказал Патрику Гордону оставить в выстроенном за считанные дни у речного устья форте стрельцов, а самому с солдатами-бутырцами прибыть под город-крепость Азов. 4 июня шотландец записал в «Дневнике»:
«Ко мне пришёл его величество и сказал мне, чтобы я шёл в лагерь, оставив два стрелецких полка в форте. Вскоре после полудня я отплыл с Бутырским полком и вечером достиг лагеря... куда потом прибыл и его величество. Было обсуждение, как расположиться перед городом и как его осаждать».
На « консилии» Пётр, так мало похожий на себя в Первом Азовском походе, говорил строго и требовательно: Азов-город блюсти с поля и с Дона. Лагеря разбивать на прежних позициях. Землекопам выходить в поле на работы с первыми петухами. Ханскую конницу стеречь конными дозорами на несколько вёрст в степь. Смотреть за турками в крепости во все глаза — чтоб не учинили нам какого-либо воровства...
Обращаясь к генералиссимусу Алексею Семёновичу Шеину и генерал-инженеру Патрику Гордону, царь сказал: