Страница 61 из 116
— Кто командует турками в крепости?
— Войсками в городе начальствует сейчас Муртоза-паша. А Мустафа-бей ему подчиняется.
— Укрепляется ли город Азов сегодня?
— Да. Паша приказал горожанам и гарнизонным солдатам чистить рвы и обложить каменный вал землёй, чтобы он стал выше. В степи перед городом тоже строят какие-то укрепления. Но я там не был — стража туда торговцев не пускает.
— Как попал в плен к казакам?
— Хотел вернуться в Крым за новым товаром. Плыл туда на меленьком корабле — всего шесть матросов и две железные пушки. Они не защищались, когда казаки на нас напали, сдались.
— Правду мне сказал об азовских турках? Вспомни Господа и перекрестись.
Грек перекрестился, достав из кармана небольшой молитвенник, который казаки не стали у него отбирать. Патрик Гордон тоже перекрестился, довольный сведениями, которые получил от пленного крымского торговца. Сказал тому:
— Побудешь у нас пока в плену, на работах. Возьмём султанскую крепость — отпустим обратно в Крым, на волю...
Гордон приказал отправить пленников вверх по Дону, навстречу царскому каравану. Чтобы государь сам ещё раз допросил грека Фёдора Юрьева и его спутников. Генерал, знавший теперь многое о вражеской крепости, на радостях угостил донского атамана и его товарищей белым вином и конфетами, прихваченными из Москвы на торжественный случай.
Такое заморское угощение казаки видели в своей жизни впервые. И даже не слышали о нём. Атаман Фрол Минаев, отпробовав конфету и придя после первых тостов в весёлое настроение, весь вечер уговаривал генерала:
— Ваше сиятельство! Любезный мой Пётр Иванович! Айда верхом ко мне в Черкесск. Вин донских там будет для тебя поставлено — любых. Степных и речных яств — ешь не хочу...
Отказаться от ответного визита шотландец не мог. Оставить на берегу Сужати войска — тоже не мог. Тогда Гордон отправил в гости к атаману Фролу Минаеву в казачий городок Черкасск, окружённый дубовыми стенами, своего сына Джемса.
26 июня утром Гордон приказал отслужить молебен — Азов был уже близок. Донские казаки в конном строю шли впереди в виду гордоновского отряда. Видевший в деле ханскую и лёгкую турецкую конницу под Чигирином, генерал приказал донскому атаману:
— Появится неприятель во множестве — в бой с ним не ввязывайся пока. Отходи назад. А мы султанскую конницу картечью встретим. Так и отобьёмся. Главное дело у нас впереди...
Первая встреча с Азов-городом
Разъезды крымской конницы круглые сутки маячили по пути на вершинах степных холмов. Порой они съезжались в немалые отряды и угрожающе выдвигались вперёд. Ожидавшихся сшибок верхоконных всё не было. Стороны стереглись друг друга, чего-то выжидая. Двигаясь с бережением вперёд, русский отряд беспрепятственно перешёл уже пересохшее русло степной речушки Батай.
Когда подошли к левому протоку Дона реке Койсуг, Гордон выбрал место для устройства пристани, где могли бы разгружаться идущие с верховьев Дона суда с артиллерией и припасами. Её намечалось соорудить близ устья одного из рукавов Койсуга, которое носило название речки Митищевой. Это название получила и пристань.
Шотландец приказал промерить речное дно у берега. После этого он оставил часть стрельцов для устройства пристани и складов, приказав их полковнику перво-наперво соорудить полевую крепостицу и установить на её валу пушечную батарею. Теперь можно было не опасаться нападения татарской конницы.
27 июля русский отряд дошёл до цепи холмов вблизи Азова и расположил свой лагерь на самом большом из них — Скопиной Кровле. Отсюда открывался вид на турецкую крепость и два его форта — каланчи. Командир отряда приказал дать три выстрела из пушки. Турки незамедлительно ответили залпом из крепости. Это было объявлением военных действий друг другу. После этого османы стали жечь дома в предместьях города, чтобы лишить русских укрытий на случай приступа.
Стоя на вершине Скопиной Кровли, генерал Патрик Гордон смотрел, как к холмам подтягивался его отряд. Погода стояла ясная — в дали безветренного залива просматривались высокобортные многопушечные турецкие корабли с упавшими парусами. Ветер со стороны Азова доносил запах гари.
На холме стали собираться полковые командиры, офицеры из числа иностранцев. Рассматривая в подзорную трубу городские предместья, шотландец сказал окружающим:
— Господа офицеры! Смотрите — так и в Европе начинаются все войны. А теперь нам надо укрепиться в лагере. У султанского паши сил и дерзости, должно быть, немало...
Договорить ему не удалось. С тысяч до десяти или немногим более ханских конников пошло в атаку на русских со стороны крепости. На ходу они разворачивались в полумесяц. Атакующая конница двигалась всё быстрее, поднимая клубы пыли. В пехотных колоннах раздались крики:
— Татары!.. Берегись!..
Солдаты и стрельцы выстраивались в неровные четырёхугольники — каре. Пушкари успели развернуть свои заряженные картечью пушки и дать нестройный залп по набегавшей лаве. Густо полетели стрелы. На левом фланге крымчаки с визгом вынеслись прямо к походной колонне, но здесь с ними схватились донские казаки. Началась сеча.
Генерал всё время боя простоял верхом на лошади на вершине холма. Не одна стрела с недолётом упала рядом с ним. Генерал был в начищенной стальной кирасе, которая поблескивала на ещё неярком весеннем солнце. Подзорная труба была упёрта в бок. В шуме схватки слышался его голос:
— Вперёд! Вперёд! Смелее!..
Когда ещё раз ударили пушки, то нападавшие, развернувшись, повернули обратно частью к крепости, частью ушли в степь. Всё поле боя было утыкано пернатыми стрелами. То там, то здесь валялись убитые люди, били копытами раненные картечинами лошади. В тот день нападений ханской конницы больше не случилось.
Патрик Гордон, строя полевой лагерь, применил все свои инженерные познания. Солдаты-бутырцы и стрельцы трудились над возведением полевых укреплений не покладая рук. Донские казаки раскинули свой стан позади лагеря. Руководя земляными работами, генерал стал ожидать прибытия под Азов остальных войск во главе с царём Петром Алексеевичем. Без них предпринимать что-либо против неприятельской крепости было неразумно.
Главные силы русской армии двинулись из Москвы в конце апреля. Полки с артиллерией и всем необходимым разместились на стругах и по Москве-реке, Оке и Волге доплыли до города Камышина. Оттуда сухим путём добрались до Дона, где вновь сели на речные суда. Старательно вёлся путевой журнал — «Юрнал в путном шествии».
Гребцы менялись днём и ночью. К берегу приставали не часто. Царский караван длинной, растянувшейся на много вёрст вереницей проплывал мимо казачьих городков-станиц — Голубые, Пять Изб, Верхний Чир, Нижний Чир, Кобылкин, Есаулов, Зимовейки...
Пётр торопился на свою первую войну, если не считать потешной, кожуховской. Он всё чаще стал прохаживаться по царской галере, крича гребцам-преображенцам:
— Греби! Греби!..
Вёсла на галере гнулись после таких слов дугой. Солдаты гребли, опустив вёсла. По вечерам даже немалая чашка вина и сытный ужин не снимали с людей усталость. По спинам гребцов всё чаще стали гулять палки унтер-офицеров.
Государь, казалось, не замечал такого обхождения с гребцами-солдатами. Немало времени он проводил в каюте генерала Франца Лефорта. За застольем обсуждались походные дела. Не первый день монарх говорил своему фавориту:
— Скоро услышим пушки генерала Гордона...
Получая от вестников-казаков сведения о движении гордоновского отряда, государь писал Петру Ивановичу с пути о выборе места для устройства пристани, удобной для выгрузки людей, и особенно артиллерийских орудий:
«Моё Сердце Генерал (на немецком). Вчерашнего дня уведомеся мы о переправе вашей через Дон от казаков, из Черкаского на Голубые коньми, а з Голубых на Паншин водою едущих, где и встретеся с нами оное сказали. И того ради господин наш генерал приказал мне писать к вашей чесности, чтобы изволили, осмотря место, паче же пристань удобнейшею, где бы лутче и безопасней людей, паче же артиллерии, которой о величестве сам ведаешь, для которого дело удобное есть, дабы оное описаф и с нарочетым человекам встречу нам прислать дабы через письмо, такожде и через слова посланного удобней ы том деле выразумеф, поступать могли. А мы едем Доном с великим поспешением днём и ночью. Пётр (на немецком — Питер). Июня в 21 день».