Страница 48 из 116
Пунктуальный в служебных и личных делах шотландец занёс всё им задуманное в «Дневник» и составил особую записку. Он же дал ей и название: «Распоряжения относительно того, что должно быть приготовлено и сделано для имеющих произойти близ Коломенского военных упражнений». Но представлять записку сразу на решение царя не стал, решив несколько дней подождать, чтобы не торопить события.
Через два дня генерал Патрик Гордон вновь предстал перед Петром Алексеевичем в Преображенском. Принятый царём сразу, без доклада дежурного офицера, служилый иноземец выложил перед ним подробный план предстоящих манёвров:
— Мой государь, воля твоя мною исполнена. Представляю на твоё высочайшее утверждение записку о военных упражнениях.
Довольный услышанным, Пётр, взяв несколько листов аккуратно исписанной бумаги из рук своего военного наставника, сел сам и пригласил за стол генерала:
— Садись, ваша милость. Сейчас посмотрю твою диспозицию. Торопиться нам надо, пока дожди не начались и холода не наступили. Иначе людей зазря многих погубим болезнями, а потешных мне надо беречь для настоящих походов...
Раскурив трубку, царь углубился в чтение. Прочитав первый лист, пододвинул к себе оловянную чернильницу. Потом выбрал гусиное перо поострее и стал на полях гордоновской записки торопливо вставлять свои замечания.
Пётр Иванович внимательно следил за ним: «Правит диспозицию мало, знать, получилась она у меня...» По выражению лица самодержца читалось, что он был доволен скоро исполненным повелением.
Закончив читать записку, царь надписал сверху размашистыми, неровными буквами, разбрызгивая по бумажному листу чернила:
«Пётр».
Подпись присыпал песком, чтоб чернила быстрее просохли. После этого, стряхнув песчинки с бумажного листа, велел дежурному при его государевой особе капитану-преображенцу, молча стоявшего навытяжку у дверей в сени:
— Отправь мой указ сей час в Разрядный приказ. Отдать в руки боярину. Пусть готовят роспись войскам, кои здесь указаны для потешных игр. И дел на завтра не оставляют. Так им и скажи моё слово. Иди.
Прощаясь с государем, Патрик Гордон словно ненароком сказал ему то, о чём не решился сказать сразу:
— Воинские упражнения — не война в настоящую величину. Но стрелять велено с порохом. Будут на Кожуховских полях убитые, а ещё больше раненых да и увечных.
Пётр, чуть помедлив с ответом, молвил:
— Будет кровь. И покойники будут. Но в те поры только впрямь можно увидеть, сильны ли по-настоящему мои полки обученностью ратным делом. Потешные, солдатские, стрелецкие...
Гордон самолично нашёл вполне подходящее место для царских потешных игр. Довольно хорошо зная подмосковные дороги, он выбрал для предстоящих военных манёвров обширную луговину — равнину по обеим сторонам Москвы-реки в окрестностях деревни Кожухово (на левом берегу) и села Коломенского (на правом). Здесь было где развернуться не одной тысяче людей, поставить походные лагеря, проводить конные атаки. Да и проходящая из столицы уезженная дорога не грозила большими бедами для обозных телег.
Задуманная царём Петром и командиром Бутырского солдатского полка в портовом городе Архангельске потешная война вошла в историю петровского правления как Кожуховский поход или (более позднее название) Кожуховские манёвры. Аналогов готовящиеся военные упражнения не имели.
К Кожуховским манёврам готовились основательно. Близ Коломенского на правом берегу Москвы-реки (против деревни Кожухово) силами согнанных местных мужиков было заблаговременно устроено большое полевое укрепление. Его назвали «Безымянным городком». Он представлял из себя пятиугольный ретраншемент, укреплённый валом в 5 аршин высоты и рвом глубиной в 4 аршина. На углах ретраншемента сделаны были бойницы и щиты, на валу расставлены рогатки, а вокруг городка устроены волчьи ямы.
Когда государь первый раз увидел в поле кожуховский укреплённый город для военных упражнений, он немало удивился, как скоро его возвели на огромной луговине:
— По окончании потешного похода Кожуховского велю сказать мне, кто сию фортецию строил больше всего. Прикажу наградить. Хороша получилась фортеция.
Генерал Патрик Гордон, представлявший городок государю, с поклоном отметил:
— За такой фортецией, ваше царское величество, и в настоящей баталии, на трудной войне отсидеться можно. В себя эта полевая крепость с тысячу солдат гарнизонных вобрать может.
— Это мы посмотрим, ваша милость. Военные упражнения сие уже в первые дни покажут...
Патрик Гордон действительно расстарался при возведении ретраншемента, стремясь показать свои европейские фортификационные дарования, хотя времени было мало, а коломенские и Кожуховские крестьяне не утруждали себя на земляных работах. Царь же Пётр Алексеевич остался доволен только одним видом «Безымянного городка», сказав его устроителю после последующего придирчивого осмотра пешим шагом и снаружи, и изнутри:
— Зело хорошо сработано. Всамоделешная фортификация. Не только для потешной игры сей ретраншемент мог бы пригодиться...
Полевая «фортификация» настолько понравилась государю, что он приказал срисовать с неё детальный план. В фортификационном деле он разбирался уже отменно. Равно как и в бомбардирском, пушечном. Срисованный гордоновской рукой план полевой крепости Пётр отправил в Архангельск тамошнему воеводе и своему единомышленнику из числа недавних потешных Фёдору Апраксину. В царском письме среди прочего говорилось:
«...Да посылаю я к вашей милости книгу и чертёж станов, и обозов, и брев, которые были под Кожуховом».
Первые три недели сентября прошли в приготовлениях к манёврам. Разосланы были по ближайшим к Первопрестольной городам грамоты с предписанием служилым людям московских чинов, то есть стольникам, стряпчим, дворянам московским и жильцам, явиться без опоздания в столицу к 18 сентября с «огненным боем» и на добрых лошадях для обучения ратному строю.
Такие грамоты Разрядным приказом были отправлены в Тулу, Калугу, Можайск, Серпухов, Звенигород, Верею, Боровск, Клин, Каширу, Дмитров, Владимир, Переяславль-Рязанский, Малоярославец, Коломну, Переяславль-Залесский, Дедилов, Углич, Кашин, Юрьев-Польский, Алексин, Суздаль. «Нетчикам», то есть не прибывшим в столицу служилым людям поместного войска, грозили суровыми царскими карами, вплоть до отбирания деревенек и мужиков.
12 сентября Патрика Гордона в его доме в Немецкой слободе посетил Франц Лефорт. Он передал ему приказание государя:
— Ваша милость, генерал Пётр Иванович! Его величество повелел набрать тебе человек двести или триста солдат из бутырцев. И с ними участвовать в военных упражнениях...
В тот же день Гордон исполнил царское повеление. На лугу перед солдатскими избами своего Бутырского полка он провёл смотр всем до одной ротам. Под Кожухово он отбирал солдат справных, в мундирах ещё не пообносившихся, в добротных башмаках. Отобранных на владение ружейными приёмами проверил самолично. Остальных оставил в Бутырках:
— Пусть солдатские избы ведают. Да ратной наукой каждый день занимаются. Изучат строевую и ружейную науку — тогда и в походы ходить будут с учёными...
Одному из бутырцев при всех подарил серебряный рубль «на вино» — награду за исправную службу и отменное владение фузеёй. Новоприборные солдаты любили за то иноземца и прощали ему многие служебные строгости. Патрик Гордон о том знал и не забывал лишний раз сказать кому-то похвальное слово.
На следующий день с утра шотландец был уже в Преображенском. Доложил государю о готовности Бутырского солдатского полка к Кожуховскому походу, в том числе людей, что было поведено. Пётр Алексеевич на то ответил:
— Ваша милость, сей день прошу к столу в мою избу отобедать. Там и поговорим ещё раз о деле...
К кожуховским потешным манёврам готовились, как к настоящей войне. 17 сентября в Преображенском состоялся «консилиум» — военный совет. На нём предстоящее дело обсуждалось в деталях. Генералы и полковые начальники докладывали о готовности солдатских и стрелецких полков. Дьяки Разрядного приказа — о том, что не всё ещё дворяне «московского чина» прибыли в стольный град из дальних уездов. Царь-батюшка на последнее гневался, грозил наказать «нетчиков» со всей строгостью, но на этот раз всё обошлось.