Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 116

Он проходил службу в драгунском полку, обучая конных солдат европейскому строю, стрельбе из ружей, владению палашом, несению караульной службы, воинской дисциплине, пониманию различных команд. Полковник Джон Кроуфорд мог быть вполне доволен исполнительным и инициативным помощником-земляком, не раз отмечая в приказах деятельного офицера.

Наряду с исполнением обязанностей в полку Патрик Гордон вёл обширную деловую и частную переписку, не считая подробных, почти ежедневных записей в «Дневнике». Иногда он писал по 15 писем в день, поддерживая постоянную связь с родственниками и близкими людьми, разбросанных ветром истории по всей Европе.

Драгунскому офицеру оказалась не чужда и деловая хватка. Гордон, как и многие иноземцы на русской службе, активно занимался коммерческими операциями, проявив практический ум и расчётливость. Таких людей в Немецкой слободе уважали. Он теперь стал вступать в долю с «англицкими гостями», то есть купцами из Англии, которые в большом количестве вывозили из Московии через порт Архангельск много строевого корабельного леса, пеньки, смолы, воска, мехов и прочих традиционных русских товаров.

Оказавшись на царской службе, которая давала хорошую перспективу для служебного роста и материального благополучия, Гордон решил устроить личную жизнь. Женившись на 13-летней дочери полковника Будкевена (или Бокховена) Катарине, он укрепил своё положение в Москве. Ибо российский царский двор в силу вековых русских традиций не жаловал холостых родовитых людей и служилых иностранцев.

Со своей первой женой Патрик Леопольд Гордон жил счастливо, но не долго. Второй его супругой стала Элизабет Ронар. И та и другая жена шотландского дворянина происходили из осевших в Москве нидерландских фамилий и принесли мужу хорошее приданое.

Благодаря покровительству царского тестя боярина Милославского Патрик споро продвигался по службе. Вскоре ему пришлось повоевать с поляками на Смоленщине в составе своего драгунского полка. Он получил за доблесть и победы чин подполковника. И соответственно существенную прибавку к жалованью.

Те непродолжительные боевые действия на порубежье стали ему хорошим уроком, дав понять, что наёмный иноземец на службе Московии совсем не похож на ландскнехта короля Польши или Швеции.

Высланный далеко вперёд дозорный разъезд донёс, что польская конница заняла деревушку на лесной дороге и шляхтичи стали мародёрствовать. Сторожевой заставы они не выставили, надеясь на речушку, которая протекала впереди, хотя через неё и был переброшен неширокий мосток. Патрик Гордон, хорошо зная нравы шляхетского воинства, решил не остерегаться, а атаковать тем эскадроном, который был у него под рукой. Более того, с ним шла сотня поместной дворянской конницы.

Посовещавшись с сотником Тимофеем Борисовым сыном Юшковым, царским комнатным спальником, драгунский подполковник решил на полном скаку промчаться через всю деревню, а за ней развернуться и отрезать полякам путь к бегству. План нападения удался на славу. Поляки в замешательстве выскакивали из домов с награбленным и попадали под пистолетные выстрелы и удары клинков несущихся по улице драгун и поместных конных ратников. В дальнем конце деревни крестьяне взялись за вилы и топоры.

Увидев, что дорога обратно перекрыта, поляки, бросая всё, устремились вперёд, стремясь проскочить через мост на другой берег. Однако оставленная на мосту застава русских встретила бегущих из деревни залпом из драгунских карабинов. В итоге не всем удалось подальше забраться в подступавший к дороге замшелый еловый лес. Были взяты и пленные.

Довольный тем, что эскадрон не потерял ни одного человека убитым, а легкораненые в счёт не шли, майор Патрик Гордон приказал драгунам встать на привал, выставив по дороге дозоры. Конные солдаты, а вместе с ними и дворяне стали располагаться, развязывали мешки, разжигали костры и в небольших котлах начали варить кашу-толокнянку.

К такой «мужицкой» пище, не сдобренной ни мясной порцией, ни пивом, служилый иноземец в Польше не привык. Патрик Гордон привычно подозвал к себе драгунского сержанта и на ломаном русском языке приказал тому:

   — Возьми двух солдат и пройди по амбарам мужиков. Возьмёшь соленья и коренья. Вино спроси у хозяев. Солдата пошли в стадо, пусть пригонит сюда несколько овец. И прикажи их освежевать. Ступай.

Удивлённый таким приказом сержант хотел было пойти исполнять то, что велел начальник. Но стоявший рядом сотник Тимофей Юшков решительно остановил его:

   — Не ходи по амбарам, я тебе говорю.





Теперь удивляться пришлось Патрику Гордону:

   — Почему не ходи по амбарам? Солдат должен получить мясную порцию и вино. Эта деревня — наша добыча, наш трофей. Что ты только говоришь, сотник...

Юшков не стал дослушивать служилого иноземца, который на его глазах так лихо командовал драгунским эскадроном. Царский комнатный спальник, с расстановкой выговаривая понятные для «немца» слова, заметил:

   — Деревня не польская, а наша. И живут здесь люди православные. Как же мы будем разорять крестьян и их помещика? Он небось сейчас на коне воюет с нами. Так нельзя делать.

   — Почему так нельзя делать? Ведь мы на войне, а на ней всегда есть добыча.

   — Православные ратники не разоряют свои деревни. А то, майор Гордон, можно познакомиться с Разбойным приказом. Мы с тобой с поляками воюем, а не с мужиками нашего царства...

Патрик уступила том споре Юшкову. Чтобы помириться с ним, подарил такому же, как и он, родовитому дворянину пару хороших пистолетов английской работы. Тот принёс ответный дар — чернённый серебром кубачинский кинжал. И уже между ними чёрная кошка не пробегала и после окончания Смоленской войны.

Всё же служивый иноземец в том деле добычу получил. Ею стали брошенные поляками кони и оружие, которых набралось немало. Коней разобрали поместные дворяне, чьи лошади поизносились, а оружие, целую подводу, подполковник Гордон продал в Немецкой слободе оружейных дел мастеру. Той сделкой два кукуйца оказались весьма довольны — доброе, справное оружие на Москве было «красным» товаром.

Боярская дума за Смоленскую войну сказала «шпанскому немцу» доброе слово. И в 1664 году, когда Джон Кроуфорд был произведён в генерал-майоры, Гордон стал полковником с окладом 30 рублей и получил в командование полк конных солдат, в котором он и служил. Так царь Алексей Михайлович сказал ему милостивое слово.

Служба в Первопрестольной не слишком обременяла командира новоприборного драгунского полка. Неслись караулы в Кремле, конные солдаты ходили на различные хозяйственные работы, учились правильному строю. Полк имел справных лошадей. Москва не бунтовала и не голодала.

В августе 1665 года Патрик Гордон получил через прибывших английских купцов письмо с известием о смерти своего старшего брата Джона, наследовавшего отцовское имение в Шотландии. Полковник сразу же ходатайствует перед Иноземным приказом об отпуске на Британские острова для разрешения наследственных дел. У него были надежды оставить за собой поместье Охлухрис или часть его.

Ходатайство об отпуске совпало с обострением русско-английских отношений. Царское правительство в лице Боярской думы и Посольского приказа прервало ранее установленные дипломатические связи с цареубийцей Оливером Кромвелем и лишило английских купцов их привилегий. После реставрации королевской династии Стюартов отношения между двумя государствами продолжали оставаться натянутыми.

Из-за неудачного посольства в Москву графа Ч. Карлейля (1663-1664 годы) и более чем холодного Приёма, оказанного в Лондоне русским посланникам В. Я. Дашкову и Д. Шипулину в 1665 году, межгосударственные отношения совсем разладились. Поэтому обращение нового английского короля Чарлза II о продаже «корабельных запасов», поступившее в марте 1666 года в Москву, вызвало некоторое замешательство в Посольском приказе.

Зная, что отказ Москвы от торговли с Англией, хотя и мотивированный свирепствовавшим в Европе «моровым поветрием», вызовет в Лондоне самую негативную реакцию, которая неизбежно отразится на русском посланнике, Посольский приказ выбрал в качестве царского посла-гонца «служилого иноземца» Патрика Гордона. Тем более что он сам ходатайствовал об отъезде в Англию по семейным обстоятельствам и к тому же имел в самом Лондоне немало влиятельных знакомых лиц, с которыми был связан частной перепиской.