Долгорукова

   — Это верно, я рисковал карьерой, а вы — жизнью. Как себя чувствовал Государь?

   — По-моему, прекрасно. Весёлый, помолодевший. Строил планы. А как у вас тут, в столице?

   — Всё тихо. Похоже, мы их напугали.

Генерал и штатский ехали в закрытой карете.

   — Он в камере, — сказал генерал. — При нём нашли пистолет. Лорис, конечно, сейчас доложит об успешной операции по поимке террориста и получит очередной орден.

   — А он, вы полагаете, не собирался им воспользоваться? Пистолетом?

   — Он на вопросы не отвечает. Я потому и хотел, граф, чтоб вы поехали — может, нам он что-нибудь скажет.

   — Вы пойдёте один. Я подожду вас. Чем меньше он будет знать лиц, тем лучше.

   — Вы опасаетесь...

   — Нет, но бережёного Бог бережёт. Учтите главное: у нас почти нет времени. Этот армянский шарлатан уже подготовил доклад. Поэтому действовать надо быстро. Эту стрелу надо выпускать как можно быстрее, предварительно как следует натянув тетиву и указав цель.

   — То есть?

   — Расскажите ему, что Государь женился.

   — Он знает.

   — Но объясните ему, что есть способ снова ей стать свободной.

   — Вы хотите, чтоб он сам?..

   — Нет, что вы... Желающих много и без него. Но они плохо осведомлены о перемещениях своей жертвы и, следовательно, затруднены в осуществлении своих планов.

   — Судя по покушениям, осведомлены вполне.

   — Как раз нет, везде следы поспешности. Им надо помочь избежать новой оплошности.

   — Вы полагаете, он согласится на это?

   — У них разные причины, но общий интерес. Намекните ему, да нет, объясните прямо, без затей, что вдова будет завидной невестой — богатой и склонной как можно скорее уехать из России. Тут ей не жизнь после этого. Как и ему, впрочем. Чем не мотив для него?

   — Вы думаете, это не слишком грубо?

   — Постарайтесь быть убедительным.

   — А пистолет зачем? — спросил генерал у X.

   — Затем.

   — В Государя?

   — Чушь. У меня другая цель, поближе.

   — A-а... Опять проигрались?

   — Вам-то что?

   — Поможем.

   — Такого рода помощь я принимаю только от друзей.

   — А я вам друг.

   — Неужто ль?

   — Да. И вот доказательство: вы свободны.

   — Могу идти?

   — Я же говорю — вы свободны.

   — Но я для вас всё равно ничего больше делать не стану.

   — Для нас не надо — для себя. Скажем, верните то, что у вас отняли.

   — Что у меня отняли?

   — Ладно, идёмте, дорогой поговорим. Я уж и то закоченел тут...

X. и Варя стояли у парапета. Дул сильный ветер. X. кутался в шинель.

   — А ты всё при ней, значит? — спросил он.

   — А тебе что до этого?

   — Так, значит, это правда? Я думал — слухи.

   — Да уж последние дни, надеюсь. Государь намекнул, что дом подарит — за верную службу. Да я и сама теперь могу купить, не бедная. Так что... — она со значением посмотрела на него, но он, похоже, не очень-то её слушал. — Ты что?

   — Что?

   — Ну вот, просил прийти, а сам мыслями неизвестно где витаешь.

   — Да, да, конечно.

   — Что — конечно? Что с тобой? Опять, да?

   — Ну, а тебе-то что за дело.

   — Ты ж обещал.

   — Мне отыграться надо было, долг отдать.

   — Но ты же обещал не садиться больше.

   — А что мне делать? Ждать тебя, пока ты со своими августейшими неге предаёшься?

   — Я ж предлагала — обвенчаемся, рядом был бы. А ты... Сказал бы прямо — всё прошло, и я бы не надеялась и не ждала тебя...

   — Да нет, Варя, нет, я по-прежнему... — Он обнял её, прижал к себе, а сам поднял голову, глядя на светящееся окна Зимнего. — Просто... сейчас такой период... Вся жизнь периодами — вверх-вниз. Сейчас вот — вниз.

   — Ну, а я подниму тебя, помогу. Я сильная, я смогу, ты только не противься мне, дай помочь тебе... Глупый ты мой, — она поцеловала его, — мальчик ты мой непутёвый. Замёрз весь, даже губы холодные... Идём со мной, идём, я согрею тебя, — и она повела его ко дворцу.

Помещение выглядело запущенным, асфальтовый пол потрескался, на полу блестели лужи.

Они осмотрели магазин и прошли в заднюю комнату. Их было пятеро: Желябов, Перовская, Якимова, Богданович и Кибальчич.

   — Ну что, — сказал Богданович, — вчера подписали договор об аренде. Так что можно начинать.

   — А я считаю, — сказала Якимова, — что сперва ремонт надо сделать, потом лавку открыть, начать торговлю. А уж после только можно приступать к подкопу.

   — Зачем время терять? — возразил Богданович.

   — А затем, — ответила Якимова, — что пока мы не начнём торговать и к нам не привыкнут, всё, что тут будет происходить, будет подозрительным. Ты представь, сколько земли выкопать придётся. А коль тут ещё и ремонтные рабочие будут целый день?

   — Ну и что? Днём они, ночью мы.

   — Аня права, — сказал Желябов. — Лучше не рисковать. Мы составили график проезда императора по городу. Ездит он всего в два-три места, и всё разными путями.

   — Боится, — сказал Богданович.

   — А ты бы не испугался? Мы записывали эти маршруты два месяца. Все они через какое-то время повторяются, в том числе и этот, по Малой Садовой. Но сказать точно, когда он тут поедет, пока нельзя. Так что давайте не суетиться, но и не тянуть. Быстро ремонт, открываем торговлю и — сразу же всех людей на подкоп. А вас, — Желябов взглянул на Кибальчича, — на изготовление заряда. Его тут понадобится немало. Договорились?

Лорис-Меликов, стоя у стола, докладывал Александру и сидящему сбоку наследнику.

   — ...Таким образом, Ваше величество, речь здесь идёт не о народном представительстве по западноевропейскому образцу, чего так опасались приближённые Его высочества, — он сделал лёгкий поклон в сторону наследника, — а всего лишь о создании Общей комиссии, где бы рассматривались вопросы, связанные с завершением реформ Вашего величества, и наиболее важные вопросы, стоящие перед центральными ведомствами. И вот в эту Общую комиссию действительно должны входить представители земств и городов. Но это, Ваше величество, никакая не дума, до неё нам ещё расти да расти.

   — А в печати, — заметил Александр, — твой проект уже окрестили лорисмеликовской конституцией.

   — Ну, Ваше величество ведь знает этих писак — они ради красного словца... И потом, члены Особого совещания ведь не газеты будут читать, а эту всеподданнейшую записку. Разумеется, если Ваше величество соблаговолит её подписать. — И Лорис-Меликов положил перед Александром текст записки.

Катя одевалась к ужину. Вошёл Александр, оглядел её, не смог скрыть своего восхищения.

   — Я тебе должен сделать признание: ты так же хороша, как и пятнадцать лет назад. В чём-то даже лучше.

   — Просто у Вашего величества улучшился вкус, и он больше стал ценить истинную красоту, а не искусство портных да парикмахеров. Ну что Лорис?

   — Я подписал его записку. Теперь её рассмотрит Особое совещание и утвердит Совет министров. И все — мы свободны в своих планах. — Он подошёл сзади к Кате и обнял её.

   — Пусти, Саша, помнёшь.