Страница 20 из 26
— Не далее как неделю назад я читал листовку эсеров, — ухмыльнулся Милюков, — арестованного рабочего Гвоздева там клеймили наравне с изменником Гучковым…
— Господа, — сказал Набоков, — сейчас не время для пререканий, хотя политическая борьба и предполагает эмоциональные срывы… Нам не надо бы пикироваться, ситуация слишком трудна, право…
Гучков кивнул, согласившись с Набоковым, приглашая взглядом высказываться каждого.
Чхеидзе поддержал Керенского:
— Павел Николаевич, вы рискуете оказаться в хвосте событий. Мы не вправе позволять царю и Протопопову творить произвол, бросая в тюрьму представителей рабочего класса, какую бы линию они ни вели. Ваша тактика — если это стратегия, то мы ее не примем — намеренно отделяет рабочий класс от общенародного демократического движения. Что ж, рабочий класс достаточно силен и организован, чтобы выступить под своими лозунгами, как предлагают товарищи большевики: не демонстрация в поддержку Думы к Таврическому дворцу, а к Зимнему, с чисто рабочим лозунгом против террора самодержавия…
Абросимова словно подбросило со стула:
— Я, как член "рабочей комиссии", говорю гражданину Милюкову прямо и открыто, по-нашему, трудовому, в глаза: демагогия это! Вы боитесь бросить вызов самодержавию! Что ж, мы это сделаем сами, без вас!
Набоков закурил.
— Павел Николаевич, при всем моем к вам почтении — вы и Гучков патриархи демократического движения России — я должен с вами не согласиться. Более того, я бы поддержал господина Абросимова… Да, да, поддержал бы… Не опасайся я лишь одного: демонстрация рабочих к Зимнему будет расстреляна…
— Войска стрелять не станут, — заметил Гучков. — Я держу руку на пульсе армейских дел… Но разделять движение — в этом я согласен с господином Чхеидзе — нецелесообразно… Только общее может возобладать над коррумпированной, некомпетентной властью…
Сошлись на том, чтобы провести консультации, прежде чем выработать единую программу.
Абросимов, плюнув под ноги, махнул рукой на собравшихся и демонстративно покинул собрание…
(В это же время государыня писала Его Величеству в Ставку о том, что в северной столице заметны признаки "чисто хулиганского движения; мальчишки и девчонки бегают по улице и кричат, что нет хлеба'^…
Она плохо знала историю: накануне Французской революции мадам Помпадур соизволила поинтересоваться, отчего по улицам бегает чернь; ей ответили, что чернь требует хлеба, коего нет; могучая фаворитка соизволила на это заметить: "Если нет хлеба, пусть едят пирожные".
Именно эта фраза стоила ей головы — революция, рожденная тупоумием власти, мстит гильотиной.)
…Путилов аж смеялся от злости:
— Завтра вызывают в министерство юстиции, Александр Иванович. Если, говорят, не сойдемся, — будете ответствовать в суде по всей строгости закона военного времени.
Гучков потер затылок — ломило до звона в ушах; давление поднялось, спать удается не более пяти часов в сутки; увы, не Наполеон, веки тяжелели к полудню, становясь свинцовыми; держался настойкою женьшеня, чуть бодрило.
— В чем дело? — спросил устало: перед Путиловым не надо играть бодрость и хорохористость, свой до самой последней капельки, так же думает, так же чувствует — братство.
— Я поставил новую линию, металла идет меньше, экономия, снаряды даю быстрее, качеством надежнее, так вот, оказывается, я преступно не провел "обязательное в таком случае утверждение "тфэо" — технико-финансовоэкономического обеспечения. А я знал, что это самое "тфэо" займет полгода: согласовать надобно в министерстве промышленности — там три департамента; в банке; военном министерстве — два департамента; министерстве финансов — три департамента; министерстве путей сообщения — три… Ведомство пожарных, канализации, инспекция водного надзора… Пять столоначальников в каждом; это чертово "тфэо" каждый столоначальник обязан завизировать, внеся свои коррективы, отправить коллегам в другие министерства, все увязать с ними, а уж потом я должен перед ними защищать свой проект! А на фронте снарядов нет! А я их даю! И за это должен идти под суд!
Гучков потер затылок, вздохнул.
— Вас это удивляет? Должны б привыкнуть к российской действительности. "Мировую" предлагают? Наверняка предложат. Ну и соглашайтесь, черт с ними…
— Мировая — это значит остановка линии, Александр Иванович. Соглашаться?
Гучков чуть не простонал:
— Если б я не был православным, право б, застрелился… Но страшно: на кладбище не похоронят…
— А во мне вызрело столько ненависти, что я не стреляться хочу, но стрелять… Великий князь Гавриил, когда я ему сказал об этом, попросив устроить встречу с государем, ответил: "Вы не удостоитесь высочайшей аудиенции, к сожалению. Он сейчас никого не принимает"… Не я один готов стрелять, Александр Иванович. Вы бы, думаю, тоже не отказались убрать дурака, а уж потом пустить себе пулю в лоб.
— В сердце, — твердо ответил Гучков. — Я слишком явственно представляю, как мои рыже-кровавые мозги разнесет по стене, столу и ковру… Стрелять готов лишь в сердце… Даже боли не будет… И эстетично… Кстати, какого числа великий князь говорил с вами?
— Пятого, когда обедали у Павла Николаевича.
— А седьмого я уж слыхал об этом обеде. Значит, Протопопов донес государю шестого утром. Язык, язык, язык — вот она, болезнь наша…
— Не будь цензуры, языкам бы места не было: все печатаем в прессе, читайте, домыслы сами по себе умрут…
Гучков зло хохотнул:
— Любопытно, в какой из демократических стран возможно напечатать в прессе разговор родственника главы государства с другими заговорщиками о том, как и когда главу этого самого государства пристрелить? Смешно, а? Ладно, что будем делать, дабы отстоять вашу линию?
Сказал так потому, что, любя Путилова, тем не менее даже ему не считал возможным открывать все то, что держал в голове. Никаких записей имен, телефонов, адресов; да здравствует память, высшее таинство заговора, который лишь и может подвигнуть уснувшее общество к такому изменению ситуации, когда не будут страшны ужасы "техникофинансово-экономических обеспечений". Господи, но отчего Запад смог так легко воспринять рацио?!
Почему он выявил его в себе?! Утвердил во всех гражданах и подданных?! А мы бежим от рацио, как от огня! И сколько веков уже?! Что должен сделать промышленник в Англии, Америке или той же крошечной Бельгии, дабы поставить новый завод или создать фирму? Одно лишь: получить банковскую гарантию и согласие муниципалитета! И все! Никаких "технических обеспечений"! Отчего же мы столь несчастны и спасения не видно?! Почему полчища чиновников должны разрешать смелость мысли и разумность поступка? Почему?! Видимо, главная страсть истинных хотев России, пришедших с матушкой Екатериной из германских земель, — страсть к порядку — выродилась в самопожирающую рутину, раздавленная громадностью полученной ими территории, — пойди, загони ее в отчетность! И не надо бы! По-американски бы каждому штату и городу свобода управления самими собою. Что?! Да разве российский абсолютизм ("исчо" вместо "еще", очень по-русски!) мог позволить такое?! Сам держу — вот смысл нашей монархии;,но ведь будь у нашего орла не две головы, а тысяча, все равно за всем нё уследить!
— Есть два выхода, — ответил Путилов, закурив длинную папиросу дорогого египетского табаку, — и оба скандальны: или обращаюсь со встречным иском против германских шпионов, свивших себе гнездо в наших министерствах, или иду на процесс… Станочную линию останавливать не буду.
Гучков кивнул:
— Я с вами. Если Думу не разгонят — что, кстати, весьма вероятно, ибо Протопопов мечтает о диктатуре, — учиню скандал. А коли посадят под домашний арест или вышлют на Кавказ, найдутся люди, которые примут мое знамя. Но интервью готовьте, послезавтра будем давать в номер — сразу, как закончите "мировые" переговоры.