Страница 39 из 91
А он молчал. Только еще большей ненавистью вспыхивали затуманенные страшной болью глаза.
Приводили на очную ставку Миколу Демиденку, Георгия Глухова, Георгия Семенова, Миколу Герасимовича, Степана Зайца... Все они, увидя своего изувеченного вожака, отрицательно кивали головами:
— Не знаю...
— Не видел такого...
— Не знакомы...
Молодцы хлопцы! По-человечески принимают муки, сохраняя свое достоинство. Настоявшие патриоты!
И хотя многие из них были старше его, Исай по-отцовски радовался за своих боевых товарищей и в душе гордился ими.
К северу от Минска, между Острошицким Городком и Логойском, тянутся бескрайние Карпужинские леса. Лишь кое-где стена стройных сосен круто обрывается, из-под лесной зелени блестит лысина поляны. Можно пройти десятки верст по глухомани, продираясь сквозь мелколесье, и не встретить даже звериной тропки.
Здесь, в глубине лесов, в небольших поселочках, в стороне от битых шляхов, разместился отряд Василя Воронянского. Только партизанские связные знали неприметные тропки, которые напрямик вели сюда от Минска.
По одной из таких тропок в отряд пробирался Белов. Не так давно, накануне арестов, он хорошо расспросил у партизанского связного, как лучше и быстрей попасть в отряд. Будто предчувствовал, что понадобится ему это. А связной сообщил ему, как начальнику штаба Военного совета, и подробности пути, и пароль, и к кому нужно обратиться в лесном поселке, чтобы привел в штаб отряда.
Лес казался Белову суровым и таинственным. Из-за каждого дерева, из-за каждого пня и куста, казалось, внимательно следят настороженные, враждебные глаза. Рука Белова сжимала в кармане пистолет.
Белов был уверен, что в отряде ничего не знают о его предательстве. Откуда там могут знать, если сразу схвачено столько подпольщиков и закрыты все дороги, ведущие в Минск. В лесу боялся он не людей, а царившей вокруг немой тишины, какой-то жуткой неизвестности.
Вот, видимо, и та деревенька, где разместился отряд. Почему же никто не остановил Белова, не проверил? Неужели Воронянский не расставил дозоров?
В деревне тихо, на улице — ни души. Белов нашел хату, о которой говорил ему связной, зашел и, поздоровавшись, сказал пароль. Ему ответили. Значит, все в порядке.
— Мне нужно в штаб отряда, — сказал он хозяину. — Прошу отвести сейчас же.
— Что же, если нужно, так нужно. Значит, отведем.
Не раздумывая, хозяин надел кожух, сменил валенки на сапоги. Натягивая их, покосился на Белова:
— Уж очень легко вы обулись... Придется по глубокому снегу идти, а он уже тает... В ботинках только по мостовой прогуливаться. Какой вы номер носите?
Белов ответил.
— Ну, это хорошо. У нас как раз такие сапоги есть. Достань их из-под пола, — приказал он хозяйке.
Довольно молодая еще, шустрая женщина подняла широкую половицу и нырнула под пол, будто провалилась. Тотчас же оттуда показался сначала один, а потом и второй солдатский сапог.
— Вот это другое дело. Обувайтесь! — тоном старшего, более опытного человека сказал хозяин. — И ждите меня здесь.
Ждать пришлось довольно долго. Белов растерянно гадал: куда делся отряд? Спросить об этом у хозяина или у хозяйки — еще заподозрят что-нибудь. Придется ждать, будь что будет.
Наконец уже под вечер в хату ввалилось сразу несколько человек. Раскрасневшиеся от быстрой ходьбы по лесу, лица у всех были сосредоточенные, суровые. Старший представился:
— Микола Сандаков. Вам нужно в отряд? Тогда идем, пока совсем не стемнело. Снег тает, и ночью трудно идти.
Хозяин проводил их до самого леса, молча кивнул головой Сандакову и вернулся. А они шли след в след: впереди Микола Сандаков, за ним Белов, а сзади остальные.
«Идем мы как-то чудно: меня, как арестованного, ведут», — мелькнула мысль у Белова.
Разведчики не выказывали по отношению к нему ни особенной приязни, ни враждебности. Шли молча. В лесу по-прежнему стояла тишина — трепетная, хрупкая, готовая взорваться птичьим гомоном и многоголосыми криками звериного царства.
«Все-таки куда же это меня ведут?» — не унималась тревога в сердце Белова.
Только поздней ночью из темных зарослей крикнули им навстречу:
— Стой, кто идет?
Сандаков сказал пароль.
— А, это ты, Микола? Ну, давай давай! Комиссар давно ждет.
Макаренко действительно ждал. Отряд, узнав об арестах в Минске и о предательстве Рогова, Антохина и Белова, перебрался в самый дальний от дороги лесной поселок.
А узнал Макаренко о минских делах в тот же день, когда все началось. Хотя фашисты усилили контроль на дорогах, ведущих из города, часто меняли пропуска, подписи на них, пароли, — связь с лесом ни на один день не порывалась. Захар Галло сообщал подпольщикам о всех сменах паролей и пропусков, передавал образцы подписей. Не разгибаясь сидел за своим столом Иван Козлов, подделывая документы, необходимые для выхода связных из города. Белов не знал об этом.
— Ну, что нового в Минске? — будто ничего не зная, спросил у него Макаренко.
— Трудные дела... Еле вырвался. Рогов, Антохин, Славка, Жорж и многие другие арестованы...
— Я так и думал! — сказал Макаренко. — В город связным не пробиться, — значит, происходит там скверное...
— Куда уж хуже... повальные аресты... Еле выбрался...
— Беда! — воскликнул Макаренко. — Пробрались-таки гестаповцы в подполье... Как же вам удалось выбраться?
— Да уж и сам не знаю как. Чудом. Метался из одной квартиры в другую... Думал, когда придут арестовывать — буду отбиваться, а последнюю пулю — себе!
— Надолго ли вам хватило бы отстреливаться? — с сомнением сказал Саша. — Покажите, что у вас за пушка такая?
Белов вытащил из кармана пистолет, который ему дали в СД, и протянул Макаренко. Тот внимательно осматривал оружие со всех сторон, будто впервые видел такое, а потом спросил:
— И это все? Больше никакого оружия у вас нет?
— Нету. А разве этого мало?
— Микола, поищи у него в кармане, — может быть, там случайно еще что-нибудь завалилось...
Лицо Белова передернулось, рука рванулась к карману, но Микола перехватил ее и крутнул так, что Белов даже крикнул.
— Не торопись, дружок, мы сами это сделаем...
И вытащил из кармана гранату-лимонку. Больше у Белова оружия не было.
— А теперь рассказывай, как ты торговал своими товарищами! — сурово сказал Макаренко. — Зачем прислали тебя к нам?
Лампа, подвешенная к потолку, отбрасывала по хате огромные густые тени. От этого побелевшее лицо предателя казалось еще бледнее. Белов упал на колени:
— Сжальтесь, прошу вас! Все, все расскажу, ничего не утаю; только не убивайте... Я хочу искупить свою вину, хочу умереть по-человечески...
Горбатая тень его напоминала тень огромной отвратительной жабы. Эта жаба пыталась схватить руку Макаренки, чтобы поцеловать ее, молила, скулила, но комиссар отряда отдернул руку и приказал:
— Встань, подлюга, ты перед партизанским судом. Нам известно все о твоем предательстве. Выкладывай, зачем тебя прислали гестаповцы?
— Скажу, все скажу... Когда я дал им подписку, что буду искренне работать, они приказали пробраться в ваш отряд, спровоцировать убийство командира и комиссара, захватить командование в свои руки и сдать отряд карателям без боя... Заверяю вас, что я не сделал бы этого... Я честно воевал бы против них...
Я только хотел выбраться из города...
— Брось прикидываться. И нас за дураков не считай. А почему ты хотел гранату выхватить из кармана? Не играть ли ты с нами собирался?
Белов не знал, что ответить.
— Всех подпольщиков выдали? — снова спросил Макаренко. — Только правду говори...
— Как на исповеди... Нет, не всех. Еще много осталось на свободе. Когда начались аресты, многие сменили квартиры. Схватили только тех, кто остался на старых квартирах...
— Бреши, бреши... А как вы и на улицах охотились?.. Нам все известно. Так как же, товарищи, давайте ваши соображения. Что будем делать с предателем?