Мы еще встретимся, полковник Кребс!

Вошел сотрудник и молча положил на край стола бумаги, деньги и ключи, отобранные у Капитонова.

Михаил Михайлович ничего не понимал. Начало разговора чем-то напоминало ему лекции и диспуты в Политехническом музее на тему «О путях русской интеллигенции».

– Октябрьская революция, – продолжал Березовский, – встревожила вас уже по-настоящему. Во-первых, вы потеряли свое черниговское имение, что-то около трехсот десятин пахоты и леса, не правда ли?

Капитонов, теперь уже заинтересованный, кивнул головой.

– Во-вторых, был закрыт Волжско-Камский банк, в котором у вас были «небольшие сбережения». Кажется, вы так писали в Совет Народных Комиссаров, прося о возврате их. Что-то около ста тысяч, да?

Капитонов снова кивнул головой.

– Словом, материально вас ущемили довольно сильно. Но самое главное, вы потеряли перспективу. Хотели ехать за границу. Это вам обещали устроить в шведском посольстве.

– Но я же не уехал! – вырвалось у Капитонова.

– Верно, не уехали. Но только потому, что после переезда иностранных послов в Вологду лопнула и ваша поездка. Крах этой надежды вас очень огорчил, и вы об этом говорили своим друзьям. Тогда же это стало известно и нам, – улыбнулся Березовский. – В этот же период вы пытались перебраться на юг. Вам понятно, о каком юге я говорю? Но, приехав в Москву, вы испугались трудностей и опасности перехода советско-украинской границы. В это же время вы встретили Пальчинского. Вы знали инженера Пальчинского?

– Знал.

– Вы рассказали ему о ваших настроениях и планах, и он предложил вам остаться в Москве и… Ну, я думаю, теперь вы сами продолжите рассказ о себе. Если ошибетесь, поправлять буду я. Итак, вы остались в Москве.

Тут Березовский откинулся в кресле и выжидательно посмотрел на Капитонова, давая понять, что предоставляет слово ему.

Капитонов в упор посмотрел на Березовского.

«Что они знают?» – возникла у него мысль. Видимо, глаза его выдали, потому что Березовский улыбнулся.

– Знаем, многое знаем мы, – сказал он, и Капитонова поразило, что его мысли прочитаны. – Во всяком случае, чтобы внести ясность, скажу, что некоторые из ваших друзей уже арестованы.

Капитонов вздрогнул.

– Вас, несомненно интересует, кто именно, да?

В дверь постучали, и, не ожидая разрешения, вошел Бахметьев.

– Входи, входи, Иван Васильевич, – взглянув на него, проговорил Березовский. – Вот Капитонов интересуется, кто арестован еще.

Михаил Михайлович протестующе замотал головой и пожал плечами.

– Не интересуетесь? – удивился Березовский. – Что ж, хорошо! Садись, Иван Васильевич! – предложил он Бахметьеву. – Он знает о вас немало, – обратился Березовский к Капитонову, – пусть послушает. Мы остановились на том, что Пальчинский предложил вам остаться в Москве. Продолжайте.

– Сейчас, сейчас, – заторопился Капитонов. «Кто же арестован, – не оставляла его назойливая мысль, – что они знают?»

– Вы долго собираетесь с мыслями, Капитонов! – поторопил Березовский. Но Михаил Михайлович уже медленно и раздельно начал.

– Нальчикский устроил меня в Главуголь, помог с жильем. Я был очень ему обязан. Работая в Высшем Совете Народного Хозяйства, я встречал многих знакомых по Петрограду, перекочевавших в Москву. Так я стал москвичом. Из бесед со старыми и новыми друзьями я сделал твердый вывод, что поражение Советов неизбежно и весь вопрос только во времени. Приезжавшие нелегально в Москву с белого юга, рассказывая о все нарастающей помощи Антанты, требовали ясного ответа, с кем мы.

– Я вас перебью. Два вопроса: первый – кто это, приезжавшие с юга?

– Я, право, не помню имен.

– Тогда я позволю себе напомнить, с кем вы встречались. Один из них полковник Хартулари. Теперь вспомнили?

– Я не слышал такой фамилии. Возможно, я знал его под другим именем. Но если вы знали о двух-трех встречах, почему я не был тогда привлечен к ответственности, как другие?

– Ну, об этом мы будем говорить позже. И давайте договоримся, Капитонов, – вопросы здесь задаем мы! А кто этот Хартулари, вы знали?

– Если мы говорим об одном и том же лице.

– Конечно, о том же, – усмехнулся Березовский, – о том самом, с которым вас познакомил Шер. Вы знали Шера?

– Да, – упавшим голосом пробормотал Михаил Михайлович. Ему становилось не по себе. Если им были известны такие детали, о которых он и сам успел забыть, дело плохо.

– Так вы знали, кто это Хартулари? – настойчиво повторил Березовский.

– Какой-то инженер…

– И только?

– … представитель прогрессивных промышленных кругов.

Березовский и Бахметьеав засмеялись.

– Вы не лишены остроумия, Капитонов! С каких пор начальника деникинской разведки вы считали «прогрессивным промышленником»? Но довольно! – Березовский Открыл один из ящиков стола и протянул Капитонову фото. – Он?

На Михаила Михайловича с улыбкой смотрел бравый офицер со значком генерального штаба, с небольшими черными, тщательно постриженными усиками. Свешивающийся от тяжести аксельбанта погон, на котором чернел вензель Николая Второго, свидетельствовал, что его владелец – флигель-адъютант последнего царя.

– Он! – с трудом выдавил из себя Михаил Михайлович.

– Ну, видите, как хорошо. Вот мы и договорились! – с явной иронией сказал Березовский и спрятал карточку в стол. – Ну, а ротмистра Донина вы знали тоже? Он ведь чаще бывал в то время в Москве.

– Я видел его один раз у Щепкина, с которым был связан.

– По «тактическому центру»? – быстро перебил его Бахметьев.

– Нет, по работе в ВСНХ. («Боже мой, как много они знают», – беспомощно думал он). Люди, о которых вы говорите, были арестованы и понесли заслуженное наказание.

– Значит, вы понимаете, что они заслуживали смерти?

– Но их не расстреляли!

– Да, им заменили расстрел.

– Но я не был даже арестован.

Он сейчас упрекнул себя в том, что сказал глупость.

Березовский улыбнулся.

– Ну, на это были особые причины. Вы замечаете, Капитонов, что уже начинаете оправдываться?

И, точно отвечая на тайные мысли Михаила Михайловича, обратись к Бахметьеву, Березовский продолжал:

– Сколько лет прошло. Казалось, все забылось и травой поросло, ан – нет, кто-то помнил, хранил в своей памяти и встречи, и разговоры, и действия. Да, действия, – продолжал он, снова поворачиваясь к Капитонову, – потому что за словами всегда следуют и поступки. Вы захотите внушить нам мысль, что разговоры, мол, были, а действий не было. Так я вас понял? Вы направляли, координировали действия других, а это еще хуже, больше! Действие может быть случайным, несознательным, руководство же поступками других – всегда осмысленное.

Наступила короткая пауза. Березовский перелистал дело.

– Леонтьева вы знали? – спросил он немного погодя.

– Сергея Михайловича? Конечно! Это очень уважаемый человек.

– Его нужно было расстрелять! – бросил Бахметьев. – Советская власть заменила тому «уважаемому» человеку расстрел тюрьмой.

– Мы считали его жертвой судебной ошибки, – нерешительно пробормотал Капитонов.

– Кто это мы?

– Я говорю о той части технической интеллигенции, которая противопоставляла себя Советской власти.

– Вы находились среди этих людей?

– Тогда я еще не мог определить своего места, но, конечно, мои симпатии были с ними.

– А позже?

– Я не утверждаю, что стою на советской платформе, но я всегда был лоялен.

– И никогда не принимали участия в антисоветских группировках? – перебил Березовский.

– Конечно, никогда! – оскорблено воскликнул Михаил Михайлович. Но страх змейкой уже проник в сердце и знакомой мелкой дрожью рассыпался по всему телу. Где-то в подсознании все время, в такт пульсирующей крови, бился тот же вопрос: «Что они знают?» Эта мысль вторглась в его сознание и путала все остальные.

– Значит не принимали?

Капитонов зажмурил глаза и вдавил голову в плечи. Нет, молчать дальше нельзя. Здравый смысл требовал протестовать, возмущаться, хотя бы и без надежды выйти из этой игры. Но не поздно ли это после сделанных полу-признаний некоторых встреч. Какую-то часть его прошлого они знали. Знали, но не привлекли к ответственности, ну, хотя бы по «тактическому центру», видимо считая его незначительным участником организации. «Да, надо говорить, – решил он и сейчас же мысленно поправился: – Но только о прошлом. Быть может, признание облегчит судьбу».