Страница 15 из 18
Тем не менее, панику он вызвал. Внутри палисада что-то с грохотом рухнуло на землю.
— Это действительно вы?
— Выйди и проверь.
— Как же, как же. А вдруг это обманка?
— Нет здесь никаких обманок. Мир чертовски реальный.
Пара мгновений тишины.
— Я еще не до конца вам верю.
Ружицкий лишь тяжело вздохнул.
— Так может мне войти вовнутрь?
Снова несколько секунд для раздумий.
— А может, лучше — нет.
Ружицкого начало это слегка доставать. Он врубил двигатель и включил фары.
— Если ты меня не впустишь, то я расхеря… развалю этот палисад одной очередью!
Ошеломленный странными в собственном мирке звуками парень отодвинул один из элементов палисада и осторожненько выглянул наружу. Видок еще тот! Во сне у него было мускулистое тело, почти как у Конана Варвара, паренек был практически голым, лишь бедра были прикрыты неширокой повязкой из плохо вычиненной шкуры какого-то зверя. Он все еще опасался покинуть круг мерцающего света внутри палисада. Ружицкий соскочил с башенки Росомахи и подошел поближе.
— Да выходи же, выходи. Нечего бояться.
— Но вы точно реальны?
Ружицкий даже и не знал, что на это ответить.
— Весьма курьезный вопрос. — Ему никак не удавалось найти наиболее подходящих слов. — И, следует признать, я и сам не знаю.
Игорь с любопытством поглядывал на бронемашину за спиной у доктора. Ружицкий тоже повернул голову.
— Пошли, проедемся. Покажу тебе пару штучек.
— А откуда она тут взялась? — спросил Игорь, открывая бронированные дверки.
— Я на нем приехал. — Ружицкий занял место водителя. — Садись сюда. — Он указал парню место командира. — Так, это вот ноктовизор, здесь электрические гашетки пушки и пулемета.
— Как мне ими пользоваться?
— Пока что — методом тыка. А когда проснешься, то не издавай из себя стонов, словно умирающая девица, а попроси принести компьютер и поставить так, чтобы ты мог видеть экран, после чего хорошенько изучи инструкцию по обслуживанию. В яви, вместо того, чтобы ждать, когда придет следующий сон и освободит тебя от мучений, пользуйся временем с толком. Обучись чему-нибудь и постепенно изменяй этот мир. Шаг за шагом.
— Это я создал этот мир?
— В какой-то степени. Ты начал управлять сном. И все вокруг сделалось реальным. Здесь тепло, холодно; тут ты можешь чувствовать боль, заниматься сексом. Здесь, просто-напросто, действуют физические законы. Ты можешь здесь по-настоящему жить, и это реальное бегство от страданий наяву. Там попросту формируй свой разум, чтобы пользоваться им здесь.
Парень все время крутил головой. С любопытством он касался ладонью различных фрагментов оснащения боевой машины.
— Но ведь этот бронетранспортер ты не создал, правда?
— И да, и нет. Ты такую возможность допускаешь, так что создать ее мог я. Как будто не допуская, что если бы в этом мире не было, к примеру, огня, процесса сгорания, то эту хрень нельзя было бы запустить ни за какие коврижки…
Казалось, Игорь мало чего понимает. Он создал себе свой маленький, сотканный из проекций собственных страхов мирок, в котором, все же, сумел избавиться своего величайшего кошмара из яви. Вот интересно, все вокруг не было слишком дружелюбным, и все же лучшим, чем то, что творилось в реальности. Парень не был в состоянии сотворить Эдема. Он не мог полностью освободиться от страхов, потому он перенес его в другие регионы. Темнота, мрачные деревья, пустота… Инстинкт подсказал ему, что лучше бояться чего-то неопределенного, имея действующие руки и ноги, чем торчать в «дружелюбном» мире полностью парализованным. Неисповедимы пути больного ума.
«Росомаха» остановилась перед небольшим озерцом. Ружицкий повел по нему лучом прожектора, размещенного в башенке.
— Какая-нибудь рыба здесь имеется? — спросил он.
— Не знаю, — пожал парень плечами. — Если и есть, то наверняка пираньи, — он нервно потер подбородок.
— Закинь туда гранату. Поглядим, что выплывет.
— А вдруг ядовитые змеи? Может, не надо…
— Ну, если выплывут, они и так уже будут дохлыми.
— Но мне змеи противны…
— Слабак! — Ружицкий опустил ствол пушки и дал пару залпов. Машиной хорошенько тряхнуло. Какое-то время они вообще ничего не могли слышать. Уставившись в ноктовизоры, они следили за поверхностью воды.
— Э-э, ничего и не выплыло. Тебе еще следует поработать над этим миром, сделать его более дружелюбным.
— Но как?
— Просто пожелай. А твой рациональный разум сделает все остальное.
— Но ведь я не умею.
Ружицкий открыл люк и выскочил на броню. Увидав серебряный отблеск, позволивший увидеть блестящую поверхность озера без тепловизора, он улыбнулся.
— А ведь умеешь.
— Но…
— Высунь-ка голову, — он подождал, пока тот не выполнит приказ и указал пальцем. — Видишь? Луна уже имеется.
Игорь сморщил брови.
— И… это я его сотворил?
— Ну, наверняка уж не я, — Ружицкий отнял бинокль от глаз. — Лично я знаю, как выглядит Море Спокойствия, так что сделал бы его гораздо лучше, чем на этой дешевой подделке.
Игорь хотел было что-то сказать, но передумал. Скорее всего, он плохо слушал соответствующий урок в школе, или же с памятью на карты у него было не ахти.
— А не означает ли это, что в таком случае завтра здесь будет день?
«Умный сукин сын».
— Да. Ведь Луна отражает свет Солнца.
— А… А Луну можно будет как-то поправить?
— Да.
— А вы в любой сон можете входить? — неожиданно сменил тему Игорь.
— Да, — в третий раз ответил Ружицкий.
— А я?
— Нет. Но я могу отвести тебя к кому-нибудь из знакомых, прежде чем здесь появятся другие люди. Во всяком случае, поболтаешь с кем-нибудь.
Парень даже подскочил на месте.
— И к Гире тоже? — Он вспомнил парализованного, как и он сам, парня, который приезжал к нему в гости на инвалидной коляске. — У него тоже имеется такой сон?
— Почему бы и нет. — Ружицкий слегка усмехнулся. — Только гляди, не слишком удивляйся.
— А сейчас мы можем это сделать?
Вздох вовсе не был деланным.
— Элементарно. Но не забывай, ты сам этого хотел.
Советская артиллерия обстреливала Варшаву с противоположного берега. Разрывы были довольно-таки отдаленными, но при каждом из них Игорь инстинктивно приседал. Вместе с Ружицким он пробирался среди бежавших в противоположном движении солдат.
— Ой беда, ой беда! — кричал какой-то отчаявшийся гражданский. Несколько семей, тянувших тележки со скарбом, прижалось к стене каменного дома, чтобы не попасть под копыта кавалерийского соединения, скачущего по центральной улице.
Ружицкий потянул совершенно дезориентированного Игоря за временную баррикаду из мешков с песком, подошел к какому-то офицеру.
— К Начальнику!
— А пан кто таков?
— Сообщение государственной важности!
То ли генеральский мундир, что был надет на Ружицком, то ли «ходы», что были у него в этом мире, но офицер вникать не стал. Он повел их прямиком в командный пункт в угловом доме. Они прошли мимо постов из солдат-фронтовиков в полевых мундирах и по широкой лестнице прошли в штаб на втором этаже. Офицеры, собравшиеся возле карт, были, правда, похожи на персонажи со старинных фотографий, но вот о Пилсудском этого никак сказать было нельзя. Гиря, несмотря на наличие пышных усов, был слишком молод для роли Начальника[23]. Но никто вокруг на это внимания не обращал.
Офицер, который привел их в штаб, молодцевато дорожил. Гиря его проигнорировал и сразу же подошел к неожиданным гостям.
— Бли-ин[24], Усрись уже среди живых. — Он подал руку ровеснику. — Как вам, пан доктор, удалось сделать это так быстро?
— Похоже, пока что его мир тебе бы не понравился, — буркнул Ружицкий.
— Да я ведь тоже начинал потихоньку. — Гиря похлопал Игоря по бицепсу. — Ну, настоящий Шварценеггер. Я поначалу был похож на Рэмбо.
23
Пилсудский (pilsudski) Юзеф (1867–1935), польский политический и государственный деятель, маршал Польши (1920). Один из лидеров Польской социалистической партии. В 1919–1922 годах глава государства («начальник» государства). После осуществленного им в мае 1926 года государственного переворота установил в стране авторитарный режим, действуя в качестве военного министра (1926–1928, 1930).
24
А вы думали, что только русские способны придумать удачный паллиатив для собственного ругательства? У поляков с давних времен имелась kurwa, но вот где-то с начала 80-х в молодежном жаргоне появился «kurde» — звательная форма от kurd, что можно перевести и как «курд» (национальность), и как сокращение от «kurdupel» — «коротышка», «огрызок» (презр.); где-то в это же время распространился и наш «блин». — Прим. перевод.