Страница 48 из 51
- Ты меня никогда не пытался в этом уверить.
Ему нечего было возразить на это, и он молча стал разглядывать лицо Татьяны, повернутое к нему в профиль.
Удивительно милое у нее было лицо. Саша вспомнил, что два с лишним года назад, когда он впервые увидел Татьяну, он подумал, что нет на свете женщины, которая могла бы ему понравиться больше.
- А он хороший человек? - спросил он, с усилием оторвавшись от своих мыслей.
- Очень хороший, - убежденно сказала Татьяна.
- Лучше меня?
Саша почувствовал, что этот вопрос прозвучал у него совсем не шутливо, как ему бы хотелось, и согнал с лица принужденную улыбку. Но Татьяна не смотрела на него и ничего не заметила.
- Нет, не лучше, - сказала она. - Но он меня очень любит, и я проще себя с ним чувствую.
- А со мной ты как себя чувствуешь? Сложнее? Татьяна будто не слышала.
- Он не смотрит на себя все время со стороны... и поэтому я, ну... - она замялась.
- ...Лучше себя с ним чувствуешь. Ты уж говорила.
- Как-то проще... И он меня очень любит.
- Ты так часто это повторяешь, что можно подумать, будто ты не очень в этом уверена.
- Не надо, Саша, не смейся.
- Ладно. Больше не буду. Знаешь, я действительно за тебя очень рад. Во-первых, очень уж хорошо быть влюбленной, а потом, если он действительно хороший человек... Только я одного не могу понять - почему непременно нужно говорить первой?
- Ты о чем? Ах, об этом... А почему не сказать?
- Потому, что не всякий мужчина сумеет понять это правильно.
- Что ты имеешь в виду?
- А вдруг он подумает, что ты вешаешься ему на шею?
- Не подумает.
- Не знаете вы мужчин, - сказал Саша и встал с дивана. Он прошелся по комнате и остановился у полки с книгами. - Просто удивительно, как вы нас плохо знаете.
И неожиданно для самого себя он вдруг произнес целую речь о том, как следует вести себя женщине, чтобы не уронить своего достоинства в глазах мужчины и чтобы надолго привязать его к себе. Здесь были и литературные примеры, и эпизоды из собственной Сашиной биографии, и происшествия, рассказанные ему друзьями. И вся эта речь, как ему в тот момент казалось, была проникнута искренним стремлением помочь Татьяне, уберечь ее от беды, сделать так, чтобы, оставшись одна, без Саши, она не наделала глупостей и счастливо устроила свою жизнь.
Татьяна слушала его молча. По временам он ловил на себе ее недоумевающий и печальный взгляд, и это точно подстегивало его, и он говорил все с большим увлечением и все более красноречиво, а в груди у него росло ощущение боли и пустоты, и, чтобы не дать этому чувству выйти наружу, он неожиданно оборвал свою речь и, пробормотав что-то о позднем времени и о том, что на днях позвонит, пошел к двери.
Татьяна все так же молча, не пытаясь его удержать, проводила Сашу в переднюю, поправила на нем шарф, который ни за что не хотел укладываться как следует, и, уже когда он вышел на лестничную площадку, тихо спросила:
- Ты не придешь завтра обедать?
У них было заведено по воскресеньям обедать вместе, иногда в ресторане, но чаще у Татьяны, которая любила в этот свой свободный от школы день повозиться с хозяйством.
- По-моему, мне лучше некоторое время не приходить, - сказал Саша и погладил Татьяну по плечу.
Уже спускаясь по лестнице, он услышал, как медленно закрылась за ним дверь.
* * *
Наутро щемящее чувство в груди не только не улеглось, но даже стало как-то острее. Саша попробовал поработать, но все валилось из рук, читать было нечего, видеть никого не хотелось. Он постоял у окна, провожая глазами снежинки, медленно падавшие на обледенелый асфальт двора, и вдруг решил выйти на улицу.
Было чуть теплее вчерашнего. По тротуарам двигалась густая толпа, и, как всегда в выходной день, было много принаряженных ребятишек, семенивших рядом с родителями. Огромное медное багровое солнце, ничего не освещавшее и непохожее на себя, висело между домами.
Саша медленно брел по улице, изо всех сил стараясь почувствовать удовольствие от этой бесцельной прогулки, но очень скоро притворство надоело ему, и он признался себе, что больше всего на свете ему бы хотелось сейчас свернуть к остановке автобуса, который шел к дому Татьяны. В голове возникли удобные мысли, что своим приходом он, в сущности, ничего не изменит, что отношения все равно выяснены, что вчерашний разговор показал, как искренне он рад счастью Татьяны, но, поняв, что хитрит с собой, он попытался прогнать эти мысли и, чтобы окончательно отвлечься от них, решил пойти на постройку.
Уже шагая по деревянным мосткам вдоль высокого забора, которым было отгорожено строящееся здание со тороны переулка, Саша понял, что правильно поступил, придя сюда. Конечно же только работа и мысли о ней могли помочь ему не думать о том, что произошло вчера у Татьяны.
В проходной в клубах холодного сизого табачного дыма, с газетой в руках сидел на табуретке сердитый инвалид в солдатской шинели - личность весьма популярная на строительстве. Был он всего-навсего сторожем, но ему до всего было дело. Рассказывали, как однажды, остановив у ворот главного инженера, он стал выговаривать ему за то, что не выполняется план по бетонным работам, а тот, опешив, принялся оправдываться и уверять, что в следующем месяце план будет перевыполнен.
Саша поздоровался со сторожем и вышел во двор. Здесь царил образцовый порядок. Контейнеры с кирпичом стояли ровными рядами на отведенном для этого месте, рядом были аккуратно сложены обернутые в бумагу облицовочные плиты, немного поодаль лежали штабеля стальной арматуры, похожие на огромные птичьи клетки. Саша взошел по мосткам в будущий вестибюль и стал подниматься по лестнице.
Непривычно выглядело сегодня строительство, погруженное в тишину и ледяное оцепенение. Все здесь хранило следы человеческих рук, но застыло, словно в сказочном сонном царстве, и было необыкновенно приятно чувствовать себя единственным обитателем этого огромного, неподвижного мира. Чем выше поднимался Саша с этажа на этаж, тем сильнее овладевало им это чувство.
Его опалубка была сооружена на двенадцатом этаже. Дойдя до площадки лестницы, где на фанерном щитке мелом была написана эта цифра, он остановился, чтобы перевести дыхание, и заглянул вниз. Улица, уходившая у него из-под ног, сверху казалась безлюдной. Лишенный подробностей пейзаж выглядел необыкновенно упорядоченным и аккуратным. Морозный воздух был неподвижен, столбы дыма подымались из труб пышными, прямыми султанами. На горизонте, тускло вырисовываясь в тумане, вздымались контуры строящихся многоэтажных домов. Точно братья-великаны среди обыкновенных строений, столпившихся у их ног, они приветствовали друг друга поднятыми вверх руками подъемных кранов.
Саша давно уже завидовал своим товарищам по институту, которым посчастливилось работать на стройке одного из таких домов. Он глубоко вздохнул и только теперь заметил в нескольких шагах от себя, именно там, где видны были кружала новой опалубки, фигуру Куницына в высокой каракулевой шапке и длинном, старомодном пальто. Куницын стоял спиной к нему, опираясь на палку, и что-то разглядывал у себя под ногами.
Стараясь ступать неслышно, Саша подошел к старику и окликнул его.
Тот обернулся и, ничуть не удивившись, заговорил, будто продолжая начатый разговор:
- Непреодолимое, видите ли, препятствие! Скажите пожалуйста, не отстанет! А мы пораздумаем и сделаем так, чтобы отстала. Не так ли?
Видимо, он имел в виду одно из возражений консультантов из министерства, которые опасались, что после того, как бетон затвердеет, трудно будет отделить от него опалубку, чтобы опустить ее этажом ниже.
- Так-то вот, - продолжал он, сердито глядя на Сашу поверх очков. - И не спорить нужно было вчера, а пошевелить мозгами и найти выход. За разумные возражения деньги платить следует. А ежели нет их, этих самых возражений, самому их придумывать. И не кидаться на людей, как мы с вами вчера кидались!
- Я не понимаю, о чем вы, собственно, говорите? - спросил Саша.