Страница 13 из 130
захочет…
Придя к Илмари, я передал ему слова Каарины. Он сказал: “Ладно” — и принялся готовить ужин. Меня
он заставил чистить картошку. Это не совсем удачно у меня получалось, и ему пришлось потом ее перечистить.
Но зато я сам вымыл ее на озере. А он тем временем нарезал на мелкие куски копченую свинину. Картошку он
предварительно сварил в кастрюле, а свинину поджарил на сковородке. Про кофейник он тоже не забыл.
Вареную картошку он размельчил и перемешал на сковородке с жареными кусочками свинины и с луком,
а рядом поставил тарелку. В нее он наложил из горшка немного простокваши и, когда мы вычерпали ее
ложками, добавил еще. Тем временем и кофе закипел. Он отодвинул его на край плиты и вернулся к столу. И
опять ему пришлось отодвинуть на столе в сторону газеты и журналы, когда мы уселись ужинать. Но все же он
не переставал их перелистывать и заглядывать в них, пока рот его жевал. Бруснику мы тоже ели ложками из той
же тарелки, подавив ее предварительно и залив свежим молоком, которое дала мне Каарина. А потом принялись
за кофе. Я сказал Илмари:
— Завтра я опять наберу брусники и грибов заодно поищу. Я уже сегодня видел несколько сыроежек и
один старый подберезовик. И картошку опять буду чистить. Я умею теперь.
Он сказал: “Да, да” — и продолжал просматривать газеты и журналы, допивая свою долю кофе.
Покончив с кофе, он вымыл посуду и снова приготовился читать, но сначала подумал о постели для меня. В
комнате стояла только одна деревянная кровать, на которой я когда-то спал с моим отцом. Решено было, что мы
устроимся здесь вдвоем, и для этого он подготовил мне место поближе к стенке.
Но я не торопился ложиться, продолжая рассматривать картинки в журналах. Илмари зажег лампу, и в
комнате стало совсем уютно. Временами я спрашивал у него про то или иное финское слово и с его помощью
прочитывал довольно трудные фразы. Просмотрев несколько газет, он задумался, выпрямив спину. Руки его,
обнаженные до локтей, остались лежать на столе. Он что-то вдруг вспомнил, глядя на свою правую руку, и
улыбнулся, сжимая и разжимая на ней пальцы, отчего ходуном заходили по всей руке твердые бугры и желваки
разной величины и формы.
В это время снаружи послышались голоса и кто-то ступил в сени, постучав кулаком в дверь. Илмари
откликнулся, и в комнату вошли Вейкко Хонкалинна и Антон Соловьев, работавшие на лесопилке в Алавеси.
Он радостно встряхнул им руки и потащил к столу. Они оба уселись рядом — черноволосый, гладко выбритый
Вейкко и русский Антон с подстриженной русой бородой. Вейкко сказал с притворной строгостью:
— Изволь отчитаться!
И русский Антон добавил в подтверждение:
— Да. Ждем.
Но Илмари не спешил отчитываться. Он снова развел огонь в плите и поставил на нее сковородку с
кофейником. Нарезая на мелкие ломти копченую свинину, он сказал мне:
— А ты ложись. Вот здесь, у стенки, ложись и спи.
Я разделся и забрался в постель, но заснул не сразу.
Обстановка была для меня непривычная, и к тому же они слишком долго разговаривали, сидя за столом.
Я засыпал и просыпался, а они все говорили и говорили. И, конечно, их разговор прежде всего начался с того
отчета, о котором в самом начале упомянули гости. Как ни оттягивал свой отчет Илмари, но когда шипящая
сковородка с яичницей и свининой оказалась посреди стола, а вокруг нее расположились тарелки, рюмки, хлеб
и бутылка водки, Антон сказал по-русски:
— Хватит играть в молчанку. Докладывай, куда моего Ленина укрыл?
Илмари усмехнулся:
— Твоего Ленина. Он такой же твой, как и мой. И столько же прав на него имеет Вейкко.
Он по-русски ответил Антону, усаживаясь против них по другую сторону стола. И всю ночь он говорил с
ними на двух языках, но их речей не переводил, потому что сами они вполне понимали друг друга, хотя и
говорили каждый на своем языке. Обращаясь к Вейкко, Илмари кивнул головой на Антона и сказал уже по-
фински:
— Видел собственника? Привык держать Финляндию в тисках своего царизма, а теперь еще и Ленина
пытается присвоить!
На что Вейкко ответил:
— Да. Угнетатель тут еще выискался на нашу голову, нечистый бы его взял. Давно надо было сбросить
его с трона и выгнать из дворца.
Антон принял грозный вид и сказал, подперев бока кулаками:
— Ка-ак! Бунтовать? Мало я вас давил, высылал! Эй, жандарм! В Сибирь их, бунтовщиков!
Илмари разлил по рюмкам водку и сказал:
— Поздно, голубчик, хватился.
Антон убрал голову в плечи и сказал просительно:
— Но как же так? Мне очень хочется тут у вас удержаться. Мне бы ненадолго. На сотенку лет еще, а? Не
согласны? Эх! Я ли с вами не заигрывал? Я вас на войну не брал, своих сыновей погнал на эту бойню. Я ваших
националистов из тюрьмы выпустил.
Вейкко сказал ему уже без улыбки:
— Погоди, эти националисты еще покажут себя. Ты принял их за истинных сторонников независимости
Финляндии? А они уже с немцами спелись, которые для них егерский батальон подготовили из наших
активистов. Им не самостоятельность Финляндии нужна, им новый хозяин нужен.
Антон покивал головой и задумался.
— Но задумчивость его разогнал Илмари, заговоривший о Ленине. Он сказал:
— Вот кто знает самый верный способ, каким Финляндию можно привести к подлинной
самостоятельности.
Вейкко и Антон выжидательно приумолкли, а он продолжал:
— И при той самостоятельности уже не найдется в Суоми места людям, торгующим своей страной. Он
очень коротко и просто это нам выразил. Вот его слова: “Наступил момент, когда власть в руки должен взять
подлинный хозяин страны”. А когда мы его спросили, кто же этот подлинней хозяин., он ответил: “Вы —
финский рабочий класс”.
Илмари поднял рюмку, и они тоже подняли в ответ свои. И, сдвигая их над столом, они многозначительно
взглянули друг другу в глаза, как бы соглашаясь молчаливо относительно того, за что им предстояло выпить, и
затем выпили за что-то им одним известное. Когда их вилки прогулялись несколько раз по сковородке, Илмари
оглянулся на меня и, показав знаком, чтобы я спал, продолжал свой отчет. Он сказал:
— Я был там лишний. Они уже достали переводчика. Но я пригодился, когда понадобилось перевезти его
на лодке через Салаярви. Лодку достал я и перевез всю компанию тоже я. Хозяин поскупился на вторую пару
весел, а лодка десятиместная. Как раз для моих рук работа. Вот и вся моя роль. Ну, что же вам еще сказать?
Держал он себя просто, как будто на обыкновенной прогулке с друзьями. Ростом невысокий. Но какой лоб! А
глаза! Остановятся на тебе — и чувствуешь, как они в тебя насквозь проникают. Когда мы прощались, я сказал
ему: “Ну, хорошо. Мы возьмем власть. Это нам уже понятно, как сделать. А мы ее не упустим потом?”. В это
время наши руки еще были вместе. Он повернул мою ладонью вверх и взвесил на своей руке. А взвесив, сказал:
“Из такой руки упустить? Господь с вами!”.
Илмари положил опять свою правую руку ладонью вверх на стол, и все они взглянули на нее с таким
видом, словно впервые увидели. И все они рассмеялись, когда он сжал ее в кулак и снова разжал. Антон
спросил:
— А сейчас он где?
— Сейчас он в деревне Ялкала. А оттуда его в Хельсинки переправят. Можешь не тревожиться. Ребята
при нем надежные.
Антон кивнул головой и сказал задумчиво:
— Да. Вот чьих взглядов вам надо держаться, если желаете по-настоящему самоопределиться. А нам,
русским, только его линия дает надежду вернуть скорее живыми сыновей.
Вейкко ответил:
— Потому и держимся. Вам его линия дает свое, а нам свое. Главное, чтобы никаких покровителей
больше. У нас есть свои ноги, чтобы стоять, и своя голова, чтобы думать. И он это понял, как никто другой.