День середины лета

В комнату за дверью кто-то вошел: легко заскользили шаги, Алим произнесла тихое, почтительное приветствие.

- Жив? - раздался усталый, чуть охрипший мужской голос.

- Жив, - отозвалась жрица. - Сам посмотри. С голосом-то твоим что? - забеспокоилась она. - Может, подлечить?

- Лорды хуже базарных торговок - орут до хрипоты, - мрачно отмахнулся незнакомец. - Силы лучше побереги... О-о! - видимо заглянул он к больному. - Как тебе удалось?

- Юное дарование из Храма, - с нервным смешком пояснила Алим. - Три дня теперь точно протянет!

- Больше и не надо. Сама-то держишься еще? Я должен привести его в сознание.

Послышалась возня, шипение, слабые стоны, перешедшие в болезненный, жалкий плач, сквозь который прорывались то и дело слова:

- Опять... при-ишел? Н-ненавижу... Что еще те-ебе... надо? С-сколько меня...мучить будешь?

- Вам придется встать, - безжалостно отвечал мужчина. - Лорды и советники желают убедиться, что Вы живы! Все уже собрались в Малой Приемной. Вы обязаны поздравить наследника с совершеннолетием на глазах у Двора!

- Не... пойду, - захныкал больной. - Дай у-умереть мне... наконец!

- Пятнадцать минут! - настаивал незнакомец.

- Не... пойду, - вдруг хрипло закаркал несчастный. - Ну, что... т-ты мне сделаешь? - задыхаясь, засмеялся он.

- Не пойдете, - взбешенно зашипел мужчина, - так вместо трех дней оставшихся Вы у меня три месяца гнить будете! И все время в сознании - уж я позабочусь!..

Смех больного оборвался страшным воем - свирепым, безнадежным, болезненным.

Илл'а в ужасе зажала рот ладонью, чтобы не выдать себя криком. Ее трясло - не столько от потраченных сил, сколько от мерзости всего того, к чему невольно и она причастна оказалась.

Больной на кровати выдохся, притих, потом вновь запричитал - неразборчиво и жалобно.

- Пятнадцать минут и три дня, - безжалостно отмел его мольбы незнакомец. - Я не торгуюсь в вопросах, что касаются Империи!

Девушка отшатнулась от этого голоса, от жестокой и давящей его силы, попятилась от двери прочь по коридорчику и вывалилась вдруг в какой-то проход, на совсем незнакомую лесенку.

Не хотелось больше ни кричать, ни плакать - только бежать, все дальше и дальше. Спрятаться от всего, что случилось в той комнате. От Алим, сбросившей маску благочестивой наставницы-жрицы и оказавшейся жестокой богиней-мучительницей. От скребущего душу мужского голоса. От себя самой, послушно и безвольно выполнившей то, что приказали, хотя все внутри бунтовало против такой бесчеловечности...

И Илл'а бежала, сама не понимая куда, окончательно запутавшись в безлюдных пыльных проходах и лестницах нежилой, давно заброшенной, или тайной, скрытой в толще каменных стен, части дворца. А потом брела, едва передвигая ногами, уставшая, потерявшая чувство времени и направления. Брела долго, впав в какое-то оцепенение, позволяя ничего не значащим мыслям скользить по поверхности сознания и ни за что не цепляться толком. Иногда голоса или звуки, приглушенные толщей стен, доносились до ее ушей. Но девушка избегала их, боясь опять попасть в ту страшную комнату, - сворачивала куда-то в сторону, еще глубже погружаясь в затхлую нежилую тишину.

Даже тьма теперь оставляла ее равнодушной. Тусклый свет из многочисленных дыр, окошечек, глазков и трещин, проделанных, скорей всего, нарочно двуногими дворцовыми крысами, делал мрак зыбким и каким-то ненастоящим. А может, Илл'а больше не боялась темноты - пустой, безразличной и безлюдной - потому что впервые за свою спокойную жизнь увидела кое-что пострашнее.

Наверное, она ходила кругами. Не мог же этот проклятый Дворец быть таким огромным и запутанным? Возможно, строгая Алим спохватилась уже, и ищет свою воспитанницу? Хотя, может, и нет. Может, просто забыла, что пришла сюда не одна, - да отправилась спокойно восвояси... Никогда нельзя угадать, что творится у этой странной женщины в голове.

В конце концов, Илл'а просто устала от бессмысленных блужданий и присела на высокие ступени первой попавшейся лесенки. Она выдохлась. Страх и отвращение от совершенного осели где-то на дне души, не тревожа больше столь яростно, не вызывая новой боли и паники. Выходит, не так уж трудно будет с этим жить... И очень скоро найдется случившемуся оправдание: для себя, для жестокой Алим, даже для обладателя того хриплого голоса. Не таким уж и светлым, невинным существом она, Илл'а, на поверку оказалась! Да и сложно ли быть добродетельной в Храме, где нет ни единой возможности совершить что-то по-настоящему ужасное? Первый же выход за пределы знакомых стен (о котором так мечталось в детстве) разбил ее выдуманный образ маленькой святоши вдребезги. И оставалось Илл'е с этим только смириться. Взять себя в руки, прекратить бесполезную истерику - а, для начала, попробовать выбраться из этого пыльного крысятника...

С такими мыслями и поднялась послушница с холодных ступеней ведущей неизвестно куда потайной лестницы. Отряхнула бледно-зеленый подол жреческой хламиды да сделала было шаг вниз - туда, где, как казалось, не так темно, и не такой затхлый воздух - но вдруг тихий неприятный скрип резанул по ушам, яркий свет затопил коридор, заставив Илл'у на миг зажмуриться. И девушка не успела заметить, как спиной вперед ввалился кто-то в открывшийся лаз, - зато почувствовала резкий толчок, впечатавший ее тонкую фигурку в стену.

Незнакомцу, едва не сбившему ее с ног, повезло меньше: от неожиданности он не удержал равновесия и с проклятьем полетел с лестницы. Но не растянулся на ступенях, как следовало ожидать, а подобрался, изогнулся совсем по-кошачьи, приземлившись на согнутые ноги и выставив перед собой тонкий зловещий стилет. На миг впился в Илл'у острым, настороженным взором, словно примеряясь для удара - но, видно не почуяв опасности, тут же расслабился, сунул клинок за голенище щегольского сапога, выпрямился и уставился на девушку уже совсем по-другому - вбирая одним долгим взглядом ее всю, от растрепавшейся косы до пыльного края жреческого балахона. Оценивая и, похоже, одобряя - откуда иначе взялась бы чарующая улыбка да нахальное приглашение в искристых темно-серых глазах?

Илл'а почувствовала, что краснеет. Не так давно еще была она неуклюжим, угловатым волчонком, вызывающим, в лучшем случае, снисходительное умиление, - и подобное мужское внимание сейчас оказалось в диковинку. Да и сам молодой человек, так бесцеремонно ее разглядывающий, без преувеличений, мог претендовать на уютный, теплый уголок даже в самой черствой девичьей душе! Он словно вышел из позолоченной рамы одного из дворцовых портретов, на которые Илл'а успела сегодня налюбоваться еще до той ужасной комнаты. Благородные черты лица, неожиданно контрастирующие с чуть смугловатой (излишне для имперского лорда!) кожей; собранные в затейливую косу темно-русые волосы, перевитые чем-то, дорого сверкающим даже в здешнем пыльном полумраке; небрежно распахнутый темно-золотой камзол с черными узорами вышивки да гладкий черный шелк штанов и рубашки под ним; множество драгоценных перстней на изящных пальцах... За всей этой роскошью и блеском, почему-то ничуть не делающими их обладателя смешным да напыщенным, и не сразу удалось послушнице заметить, что нахальный парень едва ли старше ее самой.

- Прекрасная госпожа жрица заблудилась? - кажется, вовсе не удивился ее присутствию в потайном коридоре молодой человек.

И вот это Илл'у уже встревожило.

- А с кем имею честь говорить? - спросила она подозрительно.

Показалось, или юноша всерьез задумался? Словно решал, стоит ли отвечать, и что именно? Но спустя два биения сердца опять посмотрел на девушку, в этот раз загадочно, с неожиданным, веселым вызовом.

- Илан - мое имя, - представился, наконец, приосанившись. И выжидающе да лукаво сверкнул из-под изогнутых темных бровей глубоким своим серым взглядом.

- Да не может быть! - нервно рассмеялась послушница.

- Почему это не может? - переспросил он, растерянный, даже чуть уязвленный.

- Потому, что меня Илл'ой зовут, а ты - Илан! Смешное совпадение!