Страница 91 из 102
На обочине дороги Макс заметил нечто, пробудившее его любопытство. Он не стал привлекать внимание Элли, и не только потому, что разговаривать быть трудно, — ему не хотелось пугать ее. Это нечто напоминало придорожную мясную лавку. Висевшие там туши не были похожи на туши кентавров.
Наконец они вышли на большую поляну, где было много кентавров. Вожак погладил веревки, те сократились, и пленники оказались рядом. После этого он занял место в длинной очереди, тянувшейся через всю поляну.
Большой, седой и, по-видимому, очень старый кентавр вершил суд. Полный достоинства, он стоял на возвышении, и к нему по очереди подходили кентавры — по одному или группами. Макс следил за происходившим с таким интересом, что даже забыл о страхе. В каждом случае шла длительная дискуссия, затем старейшина выносил приговор, и все заканчивалось. Спорившие спокойно уходили. Было ясно, что решались вопросы, связанные с законом или обычаем, а старый кентавр играл роль арбитра.
На поляне не было странных «людей», зато под ногами шныряло множество каких-то животных, походивших на расплющенных свиней. У них были короткие ноги, напоминавшие гусеницы трактора. Казалось, животные состоят из пасти, зубов и хрюкающего рыла, и, если им попадалось что-то не похожее на ноги кентавров, они тут же это пожирали. Наблюдая за ними, Макс понял, почему огромная поляна, на которой находилось столько существ, была такой чистой: эти животные, питавшиеся отбросами, играли роль мусорщиков.
Кентавр, державший Макса и Элли, постепенно продвигался вперед. Перед ними оставался один кентавр. Было очевидно, что он болен. Кентавр был старым и тощим, кости проступали сквозь кожу. Один глаз у него покрывало белое бельмо, другой был воспаленным и слезился.
Судья, мэр или старейшина племени обсудил вопрос с двумя молодыми кентаврами, сопровождавшими больного, как медицинские сестры. Затем старейшина спустился со своего пьедестала и обошел больного, осматривая его со всех сторон. Наконец он заговорил с ним.
Старик еле слышно что-то бормотал, это был один звук, похожий на стон. Старейшина снова что-то спросил и вновь получил тот же ответ. После чего он вернулся на пьедестал, сел и неожиданно издал странный жалобный крик.
Со всех сторон у пьедестала начали собираться свиноподобные животные. Они окружили больного старика сплошным кольцом — несколько десятков свиней, хрюкающих и пыхтящих. Старейшина издал трубный звук; один из кентавров, сопровождавших больного, сунул лапу в сумку, достал какое-то существо, свернувшееся в клубок, погладил его — и оно развернулось. Макс увидел, что оно напоминает угря.
Кентавр поднес угря к старику. Тот не пытался уклониться и терпеливо ждал, глядя единственным глазом. Голова угря внезапно коснулась шеи больного кентавра; тот изогнулся, словно пораженный электрическим током, и упал.
Старейшина громко крикнул — свиньи стремительно бросились вперед и закрыли своими телами труп лежавшего кентавра. Когда они отползли в сторону, хрюкая и фыркая, от мертвого тела не осталось ничего, даже костей.
— Держи себя в руках, Элли! — тихо произнес юноша.
— Хорошо, Макс, — еле слышно прошептала девушка.
Глава 19
Друг в беде
Первым делом их освободили от уз. Кентавр погладил живые веревки, стягивавшие Макса и Элли, и те упали на землю.
— Если хочешь, беги, — прошептал Макс. — Я задержу их.
Элли покачала головой.
— Нет. Не успею я пробежать и пятидесяти футов, как меня поймают. К тому же я не знаю дороги.
Макс молча кивнул, понимая, что девушка права. Он спросил ее просто из чувства долга. В это мгновение они приблизились к старейшине племени. Старый кентавр окинул их взглядом, обменялся трубными возгласами с проводником. Некоторое время кентавры переговаривались, затем пришли к какому-то заключению. Макс достал нож. У него не было плана действий, но он решил, что, если кто-то приблизится к ним с угрем или чем-то подобным, он будет сопротивляться.
Однако такой необходимости не возникло. Кентавр снова набросил на ноги Элли и Макса веревки и увел прочь. Спустя минут пятнадцать пленники оказались на той же поляне, где провели ночь. После того как кентавр ушел, Элли оглянулась вокруг и вздохнула:
— Знаешь, Макс, я испытываю какое-то облегчение, что мы снова здесь.
— Я тоже.
Потянулись монотонные часы ничегонеделания, единственным разнообразием были исчезающая надежда и растущее отчаяние. Нельзя сказать, чтобы с ними обращались плохо; по-видимому, на них смотрели как на домашних животных, кормили, поили — и не обращали на них никакого внимания. Раз в день им приносили воду и много фруктов, похожих на папайю. Лишь в первую ночь в их честь было устроено освещение; больше светящихся опоссумов на поляну не приносили, да и летучая медуза уже не висела над головами. Однако убежать было по-прежнему невозможно, разве что отрезать ступню и ползти до корабля на четвереньках.
В течение двух или трех дней они взволнованно обсуждали проблему своего спасения, затем эта тема как-то отошла на второй план, и пленники перестали об этом говорить. Теперь Элли почти не улыбалась и прекратила шутить. Казалось, она поняла, что случилось с Элдрет Кобурн, единственной дочерью богатого и всесильного комиссара Кобурна: она превратилась в домашнее животное чудовищ, место которым было в зверинце.
Макс воспринимал случившееся более философски. Он никогда не был богат и всемогущ, потому и не ожидал от жизни чего-то сверхъестественного. Однако свои худшие опасения юноша от Элли скрыл. Девушка называла себя и своего спутника домашними животными, обитателями зоопарка: большинство посетителей были маленькими кентаврами, разглядывавшими их со страхом и нескрываемым изумлением. Макс делал вид, что согласен с мнением Элли; он считал их положение гораздо худшим — их просто откармливали.
Однажды Элли отказалась завтракать, все утро молчала и на вопросы Макса отвечала односложно. В отчаянии юноша сказал:
— Я выиграю у тебя в трехмерные шахматы, причем дам фору в два звездных корабля.
Элли оживилась.
— Ты выиграешь у меня? — презрительно сказала она. — С форой в два звездолета? А как мы будем играть?
— В уме. Будто с завязанными глазами.
Элли отрицательно покачала головой.
— Ничего не выйдет. Ты заявишь, что у тебя память лучше, и я не смогу доказать свою правоту.
— Избалованная девчонка!
На лице Элли появилась улыбка.
— Вот это куда лучше. Последнее время ты слишком заботился обо мне, и это угнетало меня. Знаешь, Макс, можно сделать доску и фигуры.
— Каким образом?
— Вот из этого. — Девушка подняла еловую шишку. — Большая шишка — флагманский корабль. Наберем шишек разных размеров и отломим у них вот здесь и здесь.
За все время неволи оба как-то ожили. Чашу с водой отодвинули подальше, расчистили кусочек земли и начертили шахматные доски. Создаваемое пространство пришлось вообразить; так часто поступали игроки с хорошим пространственным воображением, когда приходилось играть в трехмерные шахматы без применения автоматически создаваемого пространства.
Камешки стали роботами; нитки, выдернутые из одежды и привязанные к шишкам, обозначили цвет сторон. К середине дня все было готово. Но не успели они закончить первую партию, как стемнело и пришлось прервать игру. Когда улеглись спать, Макс сказал:
— На этот раз я не смогу держать тебя за руку, Элли. Боюсь сдвинуть фигуры.
— Я не засну, если ты не протянешь руку, и буду беспокоиться. К тому же эта горилла все равно смешала фигуры, когда приносила чашу с водой.
— Это не имеет значения. Я запомнил расстановку.
— Тогда тебе не составит труда вспомнить, где они стояли. Дай мне руку.
Макс протянул руку и нащупал пальцы девушки.
— Спокойной ночи, Макс. Сладких снов.
— Спокойной ночи, Элли.
…На следующий день они играли с рассвета до темноты. Пришел их хозяин, в течение часа следил за игрой и скрылся с лесу без единого звука. Наконец Элли удалось добиться ничьей, и Макс похвалил ее: