Страница 41 из 166
Над крохотным зеркальцем в форме ярко-красного перца фотографии Эвелин с родителями, когда она была ещё совсем крошкой.
Фотографии Клео не имели чести висеть над зеркалами, разве что стоять в рамках на полке камина вместе с остальными родственниками, коих она даже ни разу не видела лично.
Вернувшись в столовую, Клео замечает, что стол пополнился видами новоиспечённых закусок.
Чесночный хлеб, сырные палочки и тёплый салат из свёклы с зелёной фасолью.
-Клео, наконец-то, - бормочет Эвелин, раскладывая салфетку на коленях.
Она никогда ею не пользовалась по назначению. Они были слишком старыми, из чистейшего шёлка, наследство Эвелин, доставшееся ей после смерти родителей.
Под такой салфеткой обычно прятался бумажный комок готовый использоваться по назначению.
Опустившись на стул, Клео с наслаждением замечает, что бокал вновь полон вина, а Рассел кажется, немного успокоился благодаря драгоценным минутам, проведённым без своей невесты.
-Итак, Клео милая, - потянувшись к тарелке с салатом, Эвелин посылает дочери полную лживой заботы, улыбку.- Как успехи в журнале? Рассел ты слышал, что она хочет принести некоторые изменения в наше издание?
-Наслышан, - Рассел старательно кивает в ответ, выкладывая на идеально-белую гладь тарелки морковь в медовой глазури. – По мне, журнал совершенен и ему не нужна эта… как она выражается? «Душевность»?
На последнем слове Рассел показывает воздушные кавычки и Эвелин буквально давится от смеха, точно тринадцатилетняя школьница, что подслушала, как смеётся парень её подруги над своей избранницей.
Клео опускает голову, водя сверкающими зубчиками вилки по пустой тарелке. В воздух поднимается едва слышный визг фарфора, что становится громче с каждым прикосновением стали.
-Так что Клео, надеюсь, в конце месяца ты будешь готова представить совету новый вариант журнала, - Эвелин разводит руки в стороны. – Надеюсь, им понравится. Иначе придётся и дальше слушаться меня во всём.
Пожав плечами, Рассел кладёт в рот тонкий ломтик палтуса, что Амбер так старательно разрезала на кухне.
-Не вижу в этом ничего ужасного. Вы куда лучше разбираетесь в том, чего хотят читатели.
Усмехнувшись, Клео вновь притягивает к себе бокал вина и закрывает глаза, когда светлая жидкость заполняет собой рот, обволакивая язык.
-Видимо моя дочь так не считает, ничего страшного, я всегда голосовала за новшества, - Эвелин хихикает, отправляя в рот горсть фасоли. – Надеюсь, Клео приведёт нас к успеху, иначе придётся опять брать всё в свои руки.
Комната растворяется в злорадном смехе.
Сначала Эвелин, потом Рассел, даже Амбер, что заходит в столовую, дабы водрузить на стол тарелку сельдерея в соусе карри, не теряет возможности похихикать над дочерью хозяйки.
Клео её не винит.
-Амбер, - щёлкнув пальцами, Клео вытягивает вперёд руку с пустым бокалом. – Не люблю ощущать пустоту в руке.
Спохватившись, Амбер хватает бутылку и доливает остатки маслянистой жидкости в бокал Клео.
-Детка, ты ничего не ешь, так и напиться не долго, - Эвелин старательно вытирает губы подставной салфеткой, не сводя глаз с зятя. – Надеюсь, она хорошо питается? Я больше не хочу голодных обмороков.
Голодный обморок.
В день, когда Эвелин произносила речь на благотворительном вечере, посвященном голодающих детям Африки.
Клео сидела у самого прохода, и когда восьмидесятилетняя леди попросила её встать, чтобы пройти к своему месту, в нос ударил запах нафталина и невыносимых для обоняния духов.
Она ничего не ела почти три дня, потому что всю неделю поедала, чипсы за спиной матери и та заметила два килограмма так метко отложившихся на её бёдрах.
И когда фотографы были готовы сделать очередной удачный кадр шикарной леди, её дочь рухнула в проходе, собирая вокруг себя гостей.
Врачи прибыли слишком быстро, и во всеуслышание заявили о том, что у Клео голодный обморок.
На следующий день газеты пополнились статьями новых слухов.
«Святая Эвелин не кормит дочь?», «Почему Эвелин Макалистер морит дочь голодом?», «Клео Макалистер на пути к анорексии?».
Эвелин готовы была убить её за такую рекламу. Клео почти месяц не выходила из дома, готовясь опровергнуть слухи.
Она старательно улыбалась, пока папарацци бежали вокруг них с камерами и умоляли прокомментировать ситуацию.
Только никто не слушал. Для них она так и осталась странной дочерью Эвелин Макалистер.
-Уверяю вас Эвелин, я слежу за её питанием, - Рассел подвигает в сторону Клео тарелку с миксом зелёной фасоли и порея. – Прошу милая, поешь.
Усмехнувшись, Клео отодвигает тарелку.
-Не хочу, я уже сыта.
Бросив салфетку на стол, Клео поднимается со стула и на не твёрдых ногах идёт к дверям.
-Спасибо за чудесный ужин.
Распахнув двери, девушка покачивается, точно тростинка на ветру, когда слишком тяжёлая деревянная дверь пытается вновь закрыться.
Путь на второй этаж кажется невозможным, каждая лесенка отдаётся болью в лодыжках, что кажутся распухшими и неподъёмными.
Будто она совершает восход на Эверест, и путь занесён девственными сугробами белого снега.
Она спешит к своей старой комнате, точно ребёнок, надеясь что всё будет как прежде, если она зажмурится и в мельчайших деталях вспомнит обстановку своего детства.
Шкафчик, постель, тёплый ковёр, постеры на стенах и игрушки в комоде.
Если вспомнить каждую, самую маленькую куклу, они вернутся. Постучат в двери и вновь ворвутся в её жизнь.
Помогут выгнать Рассела и спасут от гнева Эвелин. Они всегда её спасали.
Клео заходит в комнату, пытаясь не открывать глаза до тех пор, пока не вспоминает свою самую старую куклу, принадлежавшую когда-то Эвелин, чьи волосы были скатаны в комок ярко-жёлтых прядей, напоминавших по консистенции мочалку.
Только ничего не выходит. Она всё так же в озлобленных на неё стенах, пустом пространстве и чужих вещах.
Здесь уже был Рассел. Дышал этим воздухом, лежал на этом диване и смотрел на этот потолок.
Он осквернил её самые чистые воспоминания и теперь стоит скорее сжечь эту комнату, нежели пытаться вернуть сюда детство.
Опустившись на постель, Клео цепляется руками за деревянные ножки, что резными узорами впиваются в ладони.
Вновь закрыв глаза, девушка качается взад-вперед, точно ребёнок, что путается успокоиться после истерики. Внушив себе, будто дядя и сам не знает, о чём говорит, а Санта действительно существует.
Клео слышит тихие шаги матери, мягкий стук крохотных каблучков её туфель о ступеньки. Слышит, как шуршит её юбка, как руки касаются дверной ручки и уверено толкают деревяшку вперёд, пытаясь пробиться к сердцу дочери.
Или хотя бы к её оболочке.
-Клео, - тон как обычно суровый, похожий на кусок наждачной бумаги, что царапает кожу.
Открыв глаза, Клео оборачивается к матери.
-Мама.
-Что это было? – всплеснув руками, Эвелин скрещивает их на груди. – Почему ты так ведёшь себя? Рассел стал твоим женихом, подарил тебе великолепное кольцо. Бросил работу на выходные, чтобы съездить с тобой ко мне. Я ждала вас, и готова отдать всю себя этим выходным. Что ты делаешь, я не понимаю.
Усмехнувшись, Клео кивает в ответ. По губам блуждает пьяная улыбка, смешанная с каплей злости, ещё не забытой даже в алкогольном дурмане.
-Ты взяла Амбер домработницей.
-Что? – недоумённо нахмурившись, Эвелин встаёт напротив дочери, старательно ловя каждый её взгляд.
-Ты взяла Амбер домработницей.
-Что ж… - Эвелин разводит руками. – Я рада, что ты это заметила.
Из горла Клео вырывается хриплый смешок, поднявшись, девушка пытается сохранить равновесие.
-Я не об этом. Она ведь хотела стать журналисткой, и ты знала. Ты обожала её, когда приезжала меня навещать.
-Да я знаю, но у меня нет вакансий. К тому же она не закончила колледж, - Эвелин пожимает плечами. – Сама понимаешь, мне нужны профессионалы. Мне очень жаль девочку, но это всё, чем я могу ей помочь.