Страница 29 из 166
Обида клокочет в груди, точно умирающая птица. Уже не так громко, не так сильно, и не так отчаянно.
Его слова надёжным коконом запирают её от окружающего мира.
Ларк. Её Ларк.
Сильный, надёжный, крепкий, словно скала. Ей завидовала каждая девчонка Гарлема.
Она сорвала куш, покорила короля, она могла бы получить любые привилегии, если бы только захотела.
-Рокси… - наклонившись, Ларк обхватывает её подбородок двумя пальцами и притягивает к себе.
Ещё секунда и она падёт, так горячо, так близко, так сильно, так верно…
Однажды она вернётся сюда. Как долго продлится её карьера секретарши? У неё нет ни образования, ни амбиций.
Её удел – наушники и кофе для Клео.
Разговоры с Брендоном…
Губы Ларка касаются её шеи, Роксана закрывает глаза, улыбаясь мыслям о Брендоне.
Милый, ласковый Брендон… такой глупый мальчишка. Его огромные глаза, ещё совсем наивные взгляды на жизнь, дерзкие, наполненные мечтаниями желания…
Мягкость его толстовок, его тёплые руки. Её деньги за обед, что он возвращает без остатка…
Глаза резко девушки резко распахиваются.
Ларк не прав. Их миры ничем не отличаются друг от друга. Просто есть хорошие и плохие, а цвет кожи здесь не важен.
В этом мире он больше не диктует свои правила, и пора забыть о том, что когда-то диктовал.
-Хватит, - отстранившись, Роксана хмурится. – Мне нужно домой. Завтра рано вставать.
В глазах юноши проносится жестокость. Губы поджимаются, превращаясь в тонкую полоску, на щеках «гуляют» желваки.
-Ты меня словно не слышишь.
-Ты высказал своё мнение, и я это ценю, - Роксана расправляет помятый плащ. – Но я останусь при своём. У меня там есть друзья, и я не собираюсь от них отказываться.
Усмехнувшись, Ларк задумчиво кивает.
Роксана редко видела это выражение на его лице.
И обычно оно не предвещало ничего хорошего.
~***~
Пятница хороший день.
Хороший потому, что это последний день рабочей недели, и потому, что это очередное обещание самой себе.
Это последние выходные, когда я объедаюсь конфетами, а потом всё.
Это последние выходные, когда я встречаюсь с этим парнем, надеваю этот свитер, думаю об этой встрече, занимаюсь этим сексом, а потом всё.
С понедельника новая жизнь и она обязательно будет лучше старой.
Не знаю, что изменится, но один взгляд в построенное из воздушных замков будущее, воодушевляет поскорее его начать.
На столе у мамы был идеальный порядок.
В детстве Клео обожала игру, когда передвигала ножницы на другой край стола, и, спрятавшись, ждала, пока мама это заметит.
Она всегда это замечала и, подавляя разочарованный вздох, выкладывала их на то же самое место с точностью до миллиметра.
Поддаваясь внутреннему голосу, она создала собственный фэн - шуй в своём кабинете.
Справа карандаши. Обязательно должен быть красный цвет, как можно больше красного.
Точилка рядом, вдруг карандаш сломается.
С этой же стороны на полу урна.
Слева бумаги, набор ручек только с тонким стрежнем выложен параллельно глянцевым листам бумаги.
Эскизы, ноутбук, цветопроба новой обложки по центру.
На стене изображение себя любимой на вершине успеха. В день, когда у тебя было хорошее настроение, и в отрезок времени, когда у тебя всё получалось.
Чтобы смотреть на него и заряжаться положительными эмоциями.
Фотография дочери. Лучше две.
Это скорее для гостей, нужно ведь Эвелин чем-то хвастаться.
На первом снимке Клео ещё совсем маленькая. С очаровательными пухлыми губками, горящими глазами, полными удовольствия и крохотными хвостиками, сотканными из лоскутков нежных локонов.
На ней пышное платье с крохотными блёстками, идеальные белые ботиночки и носочки с изображениями крохотных розовых бабочек.
Девочка восседает на стуле, крохотные ручки лежат на коленях, и, кажется, что нет на свете ребёнка совершеннее.
На втором снимке Клео двадцать один. Эвелин стоит рядом, её рука покоится на плече дочери, и Клео с огромным букетом роз кажется такой счастливой, словно выиграла в лотерею, пилотировала самолёт и получила Оскар одновременно.
На лице широкая улыбка, волосы уложены в идеальную причёску нежных локонов, на ней строгое белое платье, но её горящие глаза скрашивают простенький фасон вечернего туалета и напряжённое лицо матери.
Она кажется гордой, но уставшей. Гости поймут.
Эвелин строит бизнес и растит дочь, успевая даже отметить её день рождения. Настоящая мать.
Недостижимый идеал. И как только она всё успевает?
На самом деле в истории этого снимка лежит семь рюмок текилы, что выпила Клео впервые в жизни и раздражённая мать, что ненавидела дочь за столь опрометчивый поступок.
Только услышав разговор Эвелин с Джейми, Клео поняла, насколько сильно её ненавидит мать.
Она знала, что Эвелин к ней холодна, в чём-то равнодушна, но она не думала, что получила такую большую порцию ненависти и презрения от собственной матери.
Она, по крайней мере, могла бы быть честной. Дочь бы не обиделась.
Она бы даже была рада, не получив это место, не взвалив на себя то, чего не в силах понять.
Но проблема Эвелин была в том, что она никогда не была честной. Врала в глаза каждому, будь то её давний друг, дочь, или обычная официантка из ресторана.
Эвелин Макалистер выстроила себе образ идеальной женщины, сотканной из улыбок и объятий.
Её обожали обнимать на улицах, стоило им с Клео выйти прогуляться, как Эвелин повсюду собирала восторженных фанатов.
Они обнимали её, едва ли не плакали, говоря о том, какая она великолепная женщина.
Эвелин Макалистер всегда улыбалась фотографам.
Эвелин Макалистер всегда давала щедрые чаевые и никогда не относилась к людям свысока.
Эвелин Макалистер жертвовала деньги на благотворительность, и пять лет назад, взяв за руку свою дочь и съёмочную группу, отправилась в Африку.
Клео бросала в дрожь каждый раз, как она вспоминала ту поездку. Эвелин имитировала жуткие перепады состояния, её температура якобы прыгала от отметок 35,4 вплоть до 40,6 градусов.
Она привезла личного врача, что запирался с ней в выделенном им домике и не выпускал свою пациентку больше, чем на час из помещения.
Для всех Эвелин была героем. Она смело выходила на улицу, смочив платок холодной водой, и положив его на голову. Улыбалась африканским детишкам, говорила громкие слова на камеру о том, как людям здесь тяжело, и как она хочет им помочь.
Как только камера выключалась, а Эвелин скрывалась в домике, Клео оставалась наедине с настоящей Африкой.
Эвелин и понятия не имела, каково здесь, прячась среди кондиционеров.
Уганда запомнилась Клео не красивыми пейзажами.
Ни тёплым солнышком, ни горячим песком, ни дружелюбными людьми съёмочной площадки и сладкими фруктами.
Озеро Виктория, исток Нила, пороги и водопады, национальные парки, остров с шимпанзе, всё это терялось на фоне крохотной деревни, где они жили.
Вокруг только маленькие хижины, сделанные из высушенных на солнце глиняных кирпичей, покрытых гофрированной оловянной крышей, что протекает во время дождя.
Дом каждого, из живущих здесь людей состоял из одной комнаты. Во дворе, среди палящего солнца и диких растений, печь.
Единственная доступная еда – матоке. Зелёные бананы, завёрнутые в пропаренные банановые листья.
В лучшие дни пошо из кукурузной муки, что больше напоминало клей, заполняющий желудок вязкой жижей.
Единственный способ получения белка – красная фасоль. Идеальной красной фасоли, отполированной, переливающейся точно воском на солнце, здесь не было. На тёмно-красных горошинах сплошь белые пятна, что говорили о зарождающихся личинках внутри.
Полное отсутствие чистой воды – стоила она дорого, а привозили её в канистрах, что зачастую бывали в плесени, или грибках.
Клео проклинала себя, когда мама решила взять её в эту поездку и целых два месяца таскала по врачам, заставляя прививаться от практически всех существующих на свете инфекций.