Дьяволица

— А не замечали ли вы со стороны г-жи Невзоровой… за последнее время… чтобы она вас ревновала к кому-нибудь больше обыкновенного…

— Позвольте! Я был другом ее мужа и — только! Никаких поводов и никакого смысла ревновать меня у нее не было!

— Вы не знаете, есть ли у нее в доме пишущая машинка?..

— Не считаете ли вы ее способной на такой подлый провокационный способ? Я не знаю, что было внутри этого ящика, но уже по записке вижу, что ничего доброго…

— В этом ящике находилась часть трупа!

— Какая часть!.. Какого трупа! Что вы говорите! Меня арестовали, но я до сих пор не знаю, за что… Я уверен, что все это дело немедленно разъяснится, что Лидия Львовна ничего общего ни с каким трупом не имеет!

— Вам будет предъявлена сейчас правая нога… Не признаете ли вы в ней ногу Петра Николаевича Невзорова?

У Теремовского опять закружилась голова:

— Уж не сплю ли я!

Следователь вынул фотографический снимок правой ноги, снятый в трех поворотах.

— Нет; клянусь, что эта нога не похожа на ногу Пьера. У Петра Николаевича тело худое, крепкое, а это жирное, дряблое… И потом, откуда вы взяли, что он убит! Он в Варшаве…

Долго мучил его судебный следователь.

Глава шестнадцатая В ДОМЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Совсем разбитым вернулся Теремовский в дом предварительного заключения.

Грохнулся на кровать и до головной боли старался разобраться в том хаосе неожиданных новостей, которые услышал, о которых догадался из слов следователя.

«Извозчик… посыльный… записка… Лидия Львовна под арестом… Созналась в убийстве. Анна Антоновна близка к помешательству… Муж все узнал… Но кто же мог написать этот подлый донос… Чей это труп?.. Отчего так загадочно, припадочно было поведение Лидии Львовны в тот роковой вечер?!.. Почему она напилась… Почему отдалась?.. что говорила, о чем недоговаривала?..

Неужели эта кровавая рука имеет какую-нибудь связь с этим трупом… Немыслимо!.. Но чем же объяснить ее истерику… Ведь весь вечер и вся ночь были сплошной истерикой…»

Да, только теперь Теремовский понял, что она отдалась ему в истерике… Не любя…

— Не любя!…

— Как не любя?.. Но ведь даже судебный следователь заметил, что она его ревнует… Не ревнуя, разве можно послать такую подлую записку женщине, которую считаешь соперницей…

И вдруг дьявольская радость охватила его.

Ему так захотелось верить, что это так и есть, что следователь прав во всем, во всем…

— Ах, я идиот! Как это я не заметил, что Лидия Львовна любила и любит меня до самозабвения! Кто бы мог подумать, что из любви ко мне она пошла на такое преступление!..

Какое преступление — он еще хорошенько не знал.

Но он чувствовал, что его с Лидией связывает какое-то преступление. И ему радостно было сознавать это. И, ходя по камере одиночного заключения, он почти вслух повторял:

— Любовь и преступление! Любовь и преступление!..

Глава семнадцатая СМЕРЧ ПОДОЗРЕНИЙ

Подозрение судебного следователя подтвердилось. Вторичный обыск показал, что в кабинете Невзорова есть пишущая машинка, шрифт которой совершенно подходит к шрифту записки: «Прости. Спаси. Жорж».

Значит, эти слова написала Лидия Львовна.

Когда следователь предъявил ей записку, она смутилась.

— Не можете ли вы сказать, кто написал эту записку?

— Могу… Ну, конечно, могу…

Но голос оборвался. Мысли кружились. Ей стало жалко Теремовского.

Ведь он же не виноват, что она ему отдалась… Она сама, сама напилась, как простая кухарка, обрадовавшаяся, что муж уехал, и бросилась на шею первого подвернувшегося мужчины… Каждый на месте Теремовского воспользовался бы такой легкой добычей… И вот он молит у нее же, у нее, которая впутала его в эту ужасную историю, прощения…

«Спаси»… Да, она обязана сделать все, чтобы его спасти… Она вспомнила, как накануне он клялся спасти ее, и вот теперь молит о спасении сам…

— Что же вы молчите? Я жду, чтобы вы назвали имя автора этой записки…

— Я нахожу это лишним… Раз вы мне передаете ее, значит, она написана тем, кто вам поручил это сделать…

— А кто мог поручить это сделать?

— Конечно, тот, кто подписался… Георгий Петрович Теремовский.

— Вы настаиваете, что это писал г. Теремовский?

— Разве в этом есть сомнение? Раз человек сидит в тюрьме и просит вас передать мне записку… ясно…

— Вы уверены, что эта записка адресована вам?..

— Несомненно… Ведь я же его впутала в эту глупую историю…

— А не можете ли вы предположить, что записка адресована другой даме? Не знаете ли вы, с какой еще дамой г. Теремовский на «ты»…

— Как на «ты»? — вспыхнула Лидия Львовна. — Георгий Петрович никогда не был со мной на «ты»… Никогда он не подписался бы под письмом так фамильярно — «Жорж»! Я лично никогда его «Жоржем» не звала!.. Эта записка адресована не мне! Это или ловушка с вашей стороны… Или провокация с его…

Она только сейчас заметила, в каком тоне составлено послание Теремовского!..

— Какой негодяй! Он не только не раскаивается в том, что воспользовался моим расстроенным положением, опоил и изнасиловал меня, но и кичится своей близостью ко мне… Как он смеет писать ей на «ты»! Это он сделал нарочно, чтобы прокурор и следователь яснее видели, что я его любовница!.. Какой наглец! Боже мой, какой наглец!.. Как я ошиблась в нем!.. Я считала его таким деликатным… Видно, был деликатным, пока добивался меня, а как добился, оказался, как все… хуже всех… При первой же шкурной опасности, не стесняясь, топчет в грязь ее репутацию!.. Шкурный вопрос! Шкурный вопрос! Покажу же я тебе шкурный вопрос!..

Глава восемнадцатая В УДУШЬЕ ЗЛОБЫ

Злоба душила Лидию. Вихрь мыслей хлыстовствовал в ее голове. Горящими, безумными глазами смотрела она на записку.

— Так вы утверждаете, что это адресовано не к вам. К кому же, по вашему мнению, могло это адресоваться… Не знаете ли вы, кто еще находился с г. Теремовским в интимных отношениях?..

— В интимных отношениях? Вы хотите сказать, что он со мной находился в интимных отношениях! Вы осмеливаетесь оскорблять меня в глаза! Кто вам дал право! Закон! Мундир!..

Следователь спокойно ответил:

— Сударыня! Успокойтесь. Мы одни. Нас никто не слышит. Я задаю вам вопросы, на которые вы имеете право не отвечать. Но, поверьте мне, что я делаю это, повинуясь долгу службы. В моем вопросе нет ничего оскорбительного после того, как вы сами на первоначальном допросе заявили, что…

— Да! Этот негодяй силой взял меня! Напоил и… взял!.. Но теперь я ему такая же чужая, как раньше… Даже более чужая, чем прежде!.. Я ненавижу! Я презираю! Я проклинаю его!.. Вот в каких интимных отношениях мы с ним! Я убила бы этого подлеца и не раскаялась бы! Я не хочу слышать имени человека, который опозорил меня, моих детей… Дети! Дети!..

Она начинала истерически всхлипывать и причитать, зовя на все лады Тосю и Вандочку. Она готова валяться в ногах, целовать руки следователя, лишь бы он позволил ей не разлучаться с ними. Мало ли, что она истеричка, слабая, подхваченная вихрем неожиданных, странных стечений дьявольских фактов, могла на себя наговорить. Муж жив, он завтра приедет. Все разъяснится.

Следователь видел, что в таком состоянии Лидия Львовна не даст ни одного дельного показания.

Он как мог старался успокоить ее: дети у сестры Петра Николаевича, г-жи Гнездиковской, в прекрасных руках. Им сказано, что мама на несколько дней уехала в Варшаву к папе. Они ждут, что мама с папой вернутся и привезут целый ящик с игрушками.

Глава девятнадцатая ДОГАДКИ СЛЕДОВАТЕЛЯ

Следователь сам расстрогался, рисуя картины детского благополучия, хотя это и не входило в круг его обязанностей.

Сама Невзорова с каждым днем казалась ему все загадочней. Ясно было одно, что она — истеричка. Ясно было другое, что не она написала эту записку: надо быть чересчур искусной актрисой, чтобы разыграть сцену нынешнего допроса.