Америкен бой

Словно стараясь прервать себя, Ник выпил, впихнул в себя коньяк, чтобы замолчать. Пара напротив в нерешительности сидели, не зная, пить или нет.

— Извините, ребята,— продышавшись продолжил Ник.— Извините меня. Слабак. Так вдруг жалко себя стало...

— Это ничего,— вступила Лиза.— Это бывает. Давай правда за тебя выпьем. Афганец, да?

Ник кивнул. 

— Наверное, страшно там было...

Лиза быстро чокнула рюмку Железяки, потом пустую Ника и выпила тоже. Вслед за ней медленно выцедил коньяк и лейтенант.

— Мне много дадут?—еще раз позволив себе слабость, спросил Ник.

— Мальчики, вы о чем?—удивилась Лиза, глядя на обоих поверх чашечки кофе. Железяка не ответил.

— Ладно, все проблемы завтра,—пошел на попятную Ник.— Не буду вечер портить. Кофе у вас отличный. А в Америке, знаете, бурда бурдой. Что кофе, что чай. Чай, правда, вкусный, бывает. Странно, да?

 — Так они обескофеиненный пьют,— объяснила Лиза.— Мне подружка рассказывала, она из «Космополитена» статью перевела. Кофе, оказывается, страшно вредный. Для всего. И для желудка, и для сосудов...

— Дай-ка паспорт,— попросил Железяка и протянул к Нику ладонь.

Ник безропотно, но с ощущением, что жизнь кон­чилась, вложил в нее свой паспорт..,

Сам паспорт, однако, Железяку не заинтересовал. Он раскрыл его, извлек оттуда билет и стал внимательно изучать даты. Наконец, видимо разобравшись, поднял на Ника глаза:

— У тебя чемодан-то собран?

— Какой чемодан? — Ник ничего понять не мог.

— У тебя самолет через два часа.

На это Ник совсем ничего не мог сказать. Он все смотрел на лейтенанта и чувствовал, что глаза наполня­ются предательскими слезами. А тот еще расплывался в ухмылке.

— А! — догадалась Лиза.— Так у вас ужин про­щальный!

— Ну,— ответил ей Железяка.— Прощальный. Хоро­шая ты девочка, Лиза. Я сейчас должен нашего гостя проводить, потому прощаться нам надо. А вы во сколько сегодня работать заканчиваете?

— Через три часа,— довольно бойко ответила Лиза.

— Я тебя встречать приду, можно? А то сейчас зна­ешь как на улицах опасно?

* * *

Дальше началась круговерть. Ник принимал душ, ко­торый опять был холодным, стеная, вытирался, залеплял ссадины пластырем, собирал вещи, замазывал синяки на лице гримом... Потом, как на иголках, ждал, пока душ примет Железяка.

Ждал и курил.

Наконец тот вышел из ванной и стал натягивать штаны. Пистолет в кармане мешался. Наконец, со.шта­нами он справился и взялся за рубашку.

— Что это? —вдруг спросил Ник.

Железяка глянул на свою мускулистую руку. Там на плече синела типично афганская татуировка. Горы, лента, звезда...

— Вот так вот, братуха,— развел руками Железяка и, словно стесняясь, отвел глаза.— Я, значит, тоже оттуда. Вот такой вот Железяка...— Он развел руками: —Выхо­дит, что мы с тобой одного поля ягоды. Все мы родом оттуда. 

— Так вот что...— наконец понял Ник и почувствовал себя спокойнее, увереннее.

— Ну. Видать не у одного тебя с мозгами напряжен­ка. У меня тоже, как я теперь понимаю, малек жирком подернулись. Своих сдавать нельзя. И не для того тебя твой друг Серега из-под обстрела на себе пер, и не для того тебя дома жена беременная ждет, чтобы тебя лей­тенант Мухин к блатной контре посадил... Фигня, не бывать тому. Ты чемоданы уложил?

* * *

Потом Железяка порывался отвезти Ника в аэропорт на угнанном такси, они долго препирались, потом Желе­зяка победил, но оказалось, что шины безнадежно пропо­роты. Не простили-таки лейтенанту парковки в блатном месте.

Некоторое время Железяка рыскал по району, надеясь встретить «этого штафирку», но, к счастью, не нашел.

Потом ловили такси, и таксисты заламывали такие цены, что Железяка ехать отказывался, а время отлета приближалось.

Ник несколько ошалел от этой кутерьмы, устал смер­тельно и, в конце концов, чуть не насильно затолкал лейтенанта в машину, где тот мирно задремал. ....

* * *

Проснулся он совершенно трезвым, как только маши­на затормозила и встала. Ник расплатился, и они вылез­ли из такси.

В аэропорту было сумрачно. За стеклянными стенами смутно угадывались темные силуэты толстобрюхих само­летов. Накрапывал дождь. Перед дверью оба закурили.

Как-то так получалось, что говорить им особенно не о чем. И думал каждый о своем. Железяка думал, что Лиза девушка хорошенькая, милая, но все равно сбежит от него через месяц, а жаль.

Ник хотел бы о чем-нибудь думать, но мысли прыга­ли, как просыпавшийся на пол кухни рис, мешались...

— Ну, чего молчишь?—наконец спросил Железяка.— Спешить пора. Через десять минут регистрацию заканчи­вают. Или передумал?

Он сам усмехнулся своей шутке.

— Знаешь, лейтенант, снова все на сон похоже,— медленно проговорил Ник, пытаясь сформулировать не­ясное ощущение.— У меня вся жизнь из таких снов.

Детский дом —сон, завод — сон, Афган — сон, плен страшный сон. И Америка теперь сном кажется. Знаешь, как бывает, вспомнишь что-нибудь и не веришь, что все это с тобой произошло...

— Завидую-я тебе. Что ж делать, давай, спи себе дальше. Если сможешь.

— Спасибо тебе,— выдавил Ник слова, которые все никак не мог собраться произнести.

— На здоровье..Ладно, давай, двигай... Железяка подтолкнул его к стойке регистрации. Ник протянул усталой девахе в форме стюардессы свой билет и вновь повернулся к Железяке:

— Слушай, а как тебя зовут? . — Железяка, я ж говорил.

— Гражданин Маккензи,— делая неправильное ударе­ние вдруг подала голос деваха.— Ваш багаж нашли. По­лучите его у пятой стойки.

— Какой багаж? — искренно удивился Ник.

— Вот,— деваха потрясла билетом.— Все три места. Получите у пятой стойки. Это в том конце зала.

— Что за багаж? — спросил Железяка.

— Ой! — вспомнил Ник и даже присел с досады.— Это жена моя гуманитарную помощь собирала!.. Девуш­ка, ну его ей-богу, у меня самолет через четверть часа.

— А! — вдруг в голос заголосила деваха.— Вам багаж некогда получать, а на нас все шишки сыплются! У нас, между прочим, он оприходован как утерянный, мы с ним что делать должны?

По всему получалось, что деваха завелась с такой силой, что остановить ее будет нельзя.

— Слушай,— обратился Ник к Железяке, отрывая ли­сток с багажными квитанциями.— Будь другом, возьми этот багаж чертов, а? Ну, раздашь кому что, Лизе что-нибудь подаришь. Возьми, а? 

— А там много? — подозрительно спросил лейтенант, крутя в руках листок.

— Да нет, вот такая сумочка,— Ник показал руками.— Там, кстати, одно платьице есть, синенькое, Лизе будет как раз. Возьми, а то меня эта стерва в самолет не пустит...

— Ну ладно,— он нерешительно пошел к далекой пятой стойке.

Ник хотел его дождаться, но непременная толпа уже заталкивала его в проход к паспортному контролю.

— Эй! — крикнул он.— Лейтенант, ты не сказал!

— Чего?—обернулся Железяка.

— Зовут тебя как?

Было глупо перекрикиваться через весь зал, но про­тиснуться друг к другу оказывалось невозможным.

— Вячеслав Михайлович! — гаркнул Железяка и при­осанился. Но потом гонор с себя скинул и добавил, впрочем, столь же зычно:

— Слава. А что?

Ника он уже рассмотреть не мог, но из толпы очень ясно услышал его голос:

— Ничего! Просто я теперь знаю, как будут звать моего сына!

На Железяку начали оглядываться, да он и сам расте­рялся. Потоптался на месте, не зная, куда деть руки, попытался прикурить, но вовремя заметил постовых ми­лиционеров, и, что-то вдруг решив, двинулся в их сторону.

* * *

Ник отстоял очередь к единственному пограничнику, который лениво и долго проверял паспорта и соответст­вие виз дате отлета. Иностранцы тихонько поругивались, но не сильно, видимо уважая обычаи чужой страны. Ник продвигался медленно, страшно медленно. Вот уже и по­дошло время вылета, но проверка все тянулась и только то, что за Ником тоже стояло довольно много народу на этот рейс, несколько успокаивало его.