Страница 8 из 14
– По… Почему?! – с трудом спросил Георгий.
Капитан Ивлев захлопнул папку, пристукнув ладонью по обложке, навалился грудью на стол и впился взглядом в глаза девятнадцатилетнего парня, как хищник перед прыжком.
– Да потому, что ты, курсант особорежимного военного учебного заведения, пришел в зону оперативного прикрытия органов госбезопасности, ввел в заблуждение внештатного сотрудника органов и, прикрываясь несуществующими полномочиями, ссылаясь на офицера-куратора, в обход очереди прошел в кафе! А главное – необоснованно предъявил внештатному сотруднику служебное удостоверение, выдающее твою принадлежность к Академии РВСН!
К такому повороту событий Балаганский оказался совершенно не готов! Раздумья о Женькиной беременности показались теперь просто смешными. Он понял, что влип гораздо серьезнее и женитьбой здесь не отделаешься. Вон, оказывается, сколько он нарушений допустил! Из академии за такое запросто выпрут! А может, и арестуют….
– Вижу – дошло, чем это тебе грозит, – смягчил тон капитан. – Отец у тебя уважаемый офицер, с самим Главкомом летает, но тут и он не поможет! Присаживайся!
Георгий кулем плюхнулся на краешек стула. Утренний чай с маслом подкатил комом к горлу. Такое иногда случалось – при сильном волнении его тошнило.
Ивлев едва заметно улыбнулся.
– Вот так-то лучше! В ногах правды нет!
– А где она есть, правда? – хрипло спросил Балаганский.
– А вот она! – Ивлев снова открыл скрипнувшую дверь сейфа и показал на стопку папок, таких же, как лежащая на столе.
– Меня отчислят? – по-прежнему хрипло спросил Георгий.
Ему уже было все равно. Только как тогда семью с грудным младенцем обеспечивать? Одно дело – офицер-ракетчик: оклад, звание, пайковые, коэффициенты всякие, другое – уволенный по компрматериалам курсант-неудачник…
Ивлев дружески улыбнулся, встал, обошел стол и, облокотившись на крышку, дружески похлопал Георгия по плечу. Он явно подражал героям сериала «Семнадцать мгновений весны»… Только было непонятно – кому: Мюллеру или Штирлицу.
– Ну что ты, Жора! Ты же у нас золотой фонд, гордость академии! К тому же сын кадрового офицера! Ну, наделал ты, конечно, глупостей, но я-то понимаю: не умышленно! Не со зла! Это все легко исправить!
– А как? – Георгий стал оживать.
– Да очень просто! Особым отделам, чтобы иметь правдивую информацию о происходящем, нужны верные, преданные люди, на которых мы можем опираться. Такие парни, как ты…
Балаганский начал кое-что понимать.
Про вербовки курсантов ходили глухие слухи, и хотя говорить об этом было не принято, но, вместе с тем, наличие информаторов являлось одним из аспектов службы в ракетных частях. Поскольку они обеспечивали безопасность ракетно-ядерного щита, то функция их считалась общественно полезной, хотя официально никакой такой функции в армии не существовало.
– Не возражаешь добровольно сотрудничать с органами военной контрразведки? – совсем дружески спросил капитан Ивлев.
– Да, нет… Только… Что я должен буду делать?
– Информировать меня о происходящем в коллективе. О возможных вербовочных подходах представителей иностранных разведок. О готовящихся террористических актах, ну и так далее…
– Об этом я и так бы сообщил.
– Ну, вот видишь. От тебя не требуется ничего противозаконного. Пиши! – Ивлев положил на стол чистый лист бумаги и шариковую ручку. – Я, Балаганский Георгий Петрович…
Выйдя в коридор, Балаганский с облегчением перевел дух и посмотрел на часы. Пятнадцать минут. Всего четверть часа занял разговор с капитаном Ивлевым. И вроде бы ничего не изменилось, только протянулась невидимая связь между ним и могущественным особистом, да появился у него секретный псевдоним Зорький, который он выбрал себе сам.
По дороге в класс ему вдруг пришло в голову, что в группе он такой не единственный. Откуда Ивлев узнал про драку? На месте происшествия их было трое: он сам, Веселов и Дыгай. Значит… А может, ничего и не значит: особой тайны из того случая они не делали, история расползлась по всему курсу… С другой стороны, Ивлев по роду службы знал, что отец летает с командующим, а Дыгаю узнать это было неоткуда. А он узнал…
Друзья ждали его у входа.
– Так ты прикроешь меня от Сухого? – нетерпеливо спросил Серега Веселов.
– Конечно! Мы же договорились!
– А зачем тебя вызывали? – спросил Мишка Дыгай. – Чего хотели?
– Да так, про КВН говорили… Надо команду обновлять…
– Может, меня возьмешь? – оживился Мишка. – Лучше репетировать, чем на самоподготовке сидеть…
– Ты сначала в юморе потренируйся! – ответил Балаганский и твердым шагом прошёл мимо.
Он чувствовал себя уверенно: что ни делается – всё к лучшему. Только надо сходить с отцом посоветоваться…
Смыться из академии на все выходные в пятницу было нереально. Да и в субботу с утра – тоже, надо уважительную причину сочинять. Курсант Балаганский решил без необходимости ничего не придумывать и не мозолить глаза начальству, поэтому до обеда присутствовал на занятиях. Всё равно особо торопиться некуда – к Женьке он решил не идти. Как переживал тогда из-за ее беременности, ночей не спал, сколько всего передумал, а оказывается, она пошутила! Сама рассказала, дура: «Это была проверка, я тебя испытывала!» – и улыбается идиотской улыбкой. А он собрался ей предложение делать!
Была бы умной, сказала бы: «Ой, я так переживала из-за этой задержки! И тебя, бедного напугала…» А она и не скрывает, что на нервах поиграть решила! И – раз – вмиг опротивела рыжая красавица! Никаких чувств, как отрезало! Нет, хватит, это перевернутая страница… Надо позвонить Лиде – третьекурснице мединститута, как-то познакомились на вечере танцев: в академию нарочно студенток приглашают. Симпатичная девушка, умная. Она и телефон оставила, а он так и не позвонил, закрутился с этой рыжей…
После обеда он принял участие в уборке территории: на гражданке это называется субботником, а в армии ПХД – парко-хозяйственный день. Выполнив все свои обязанности курсанта, Георгий только ближе к восемнадцати часам получил увольнительную записку, вышел через КПП и направился к станции метро «Площадь Ногина». Родители жили в служебной квартире на Юго-Западе, и через час он уже звонил у обитой дерматином двери.
Открыла мама. По её красным опухшим глазам Георгий сразу понял – плакала.
– Привет, мам! Что случилось?
– Дядя Яша погиб.
– Как?!
Мария Ивановна обняла сына, на минутку прижавшись лицом к его жесткому отглаженному кителю, под которым учащенно билось сердце. Георгий вспоминал дядю Яшу – друга и однокашника отца по лётному училищу, весельчака, который всегда приносил маленькому Жорке какие-нибудь сладости или фрукты. Да и когда он вырос, дядя Яша всегда интересовался его делами, разговаривал по душам, рассказывал всякие случаи из жизни летчиков.
– Проходи на кухню, там отец. Еда на столе – поешь!
Мать погладила его по спине, поцеловала в щеку и ушла в комнату. Георгий прошёл на кухню. Отец сидел в одиночестве, тяжело оперев локти на стол, и сосредоточенно смотрел на ополовиненную бутылку водки, как на интересного и желанного собеседника. Большая сковорода жареной картошки на деревянной подставке, нарезанные вдоль на четыре части огурцы в глубокой тарелке, серый хлеб, две наполненные рюмки, одна из них накрыта ломтиком хлеба… Отец никогда не пил в одиночестве, да и вообще за всю свою жизнь он видел отца выпившим всего несколько раз.
– Здравствуй, сынок! – Пётр Семёнович оторвал взгляд от бутылки. – Присаживайся! Совсем взрослый стал… А тут видишь, какое дело…
– Здравствуй, пап!
Балаганский-младший придвинул стул и сел.
– Выпить не предложу. Не нужно тебе привыкать с молодых лет! Хотя у меня повод есть…
– Как это случилось?
– В Афган послали, – понизил голос отец. – Про интернациональный долг слышал?
– Слышал, – кивнул Георгий.
– А про «Стингер»?
– Нет. Что это?
– Типа гранатомета с самонаводящейся ракетой. Секретная штука. Американцы душманам такие поставили, теперь те наши самолеты и вертолеты сбивают.