Страница 22 из 37
Чем дальше от его дома мы уезжаем, тем, каким-то образом, лучше и легче становится его настроение. Это путешествие дарует ему идеальное оправдание ненадолго уйти от ноши под названием "его семья". К тому же, его друг из Нью-Йорка, Зак, живет на Мауи.
- Ты его полюбишь, - говорит он мне.
- Я люблю все, - отвечаю я.
Наш рейс отправляется не раньше 7 часов, и мне хочется кое-куда заехать.
Поездка в его машине напоминает нахождение в очень громком, быстро двигающемся пузыре. Олли отказывается открывать окна. Вместо этого он нажимает на кнопочку на приборной панели, которая обеспечивает циркуляцию воздуха. Звук колес по асфальту чем-то напоминает постоянное и тихое шипение. Я сдерживаю порыв прикрыть уши.
Олли говорит, что мы едем не быстро, но мне кажется, что мы мчимся. Я читала рассказы пассажиров скоростных поездов, что мир снаружи поезда расплывается на скорости. Знаю, что мы нисколько не приближаемся к такой скорости. Но все равно пейзаж движется очень быстро для моих, привыкших к медленному движению, глаз. Я едва улавливаю мелькание домов на коричневых холмах в отдалении. Высокие знаки с загадочными символами и надписями появляются и исчезают до того, как я могу их разобрать. Наклейки на бамперах и номерные знаки проносятся в мгновение ока.
И хотя я понимаю физику всего этого, мне кажется странным, что мое тело может двигаться, в то время как я сижу спокойно. Ну, не совсем спокойно. Я вжимаюсь в сидение, когда Олли газует, и наклоняюсь вперед, когда он тормозит.
Время от времени мы замедляемся, и я могу увидеть других людей в их машинах.
Мы проезжаем мимо женщины, которая качает головой и хлопает по рулю руками. Только после того, как мы проехали ее, я понимаю, что она, возможно, танцевала под музыку. Двое детишек на заднем сидении следующей машины высовывают языки и смеются. Я ничего не делаю, потому что не знаю, каков для этого этикет.
К счастью мы замедляемся до более человеческой скорости и выезжаем с автомагистрали.
- Где мы? - спрашиваю я.
- Она живет в корейском квартале.
Моя голова гудит от того, что я пытаюсь одновременно все рассмотреть. Вижу ярко освещенные знаки и билборды, написанные на корейском. Так как на нем я читать не умею, то знаки кажутся мне произведением искусства в красивой, загадочной форме. Конечно, на них, возможно, просто написаны такие приземленные вещи, как "Ресторан", "Аптека" или "Работает круглосуточно".
Еще рано, но люди уже занимаются разными делами - гуляют, разговаривают, сидят, стоят, бегут или едут на велосипедах. Я на самом деле не верю, что они настоящие. Они похожи на мини фигуры, которые я расставляю в своих моделях по архитектуре, находящиеся здесь для того, чтобы подарить расцвет жизни корейскому кварталу.
Или, может, это я не совсем настоящая и на самом деле не нахожусь здесь.
Мы едем еще несколько минут. Наконец подъезжаем к двухэтажному комплексу с фонтаном во внутреннем дворике.
Олли отстегивает ремень безопасности, но не выходит из машины.
- С тобой ничего не может случиться, - говорит он.
Я тянусь и беру его за руку.
- Спасибо, - это все, что я придумала в ответ. Мне хочется сказать ему, что это не его вина, что я нахожусь здесь. Что любовь открывает нам мир.
Я была счастлива до того, как встретила его. Но теперь я жива, а это не одно и то же.
ЭТО ЗАРАЗНО
Карла кричит и прикрывает лицо руками, когда видит меня.
- Ты привидение? - Она хватает меня за плечи, прижимает меня, сжимая, к груди, покачивает из стороны в сторону, а потом снова сжимает. К тому времени, как она заканчивает, воздуха в моих легких не остается.
- Что ты здесь делаешь? Ты не можешь быть здесь, - говорит она, все еще сжимая меня.
- Я тоже рада тебя видеть, - пищу я.
Она отодвигается, качает головой, будто я какое-то диво дивное, а потом снова меня прижимает.
- Ох, моя девочка, - говорит она. - Ох, как я по тебе скучала. - Она держит мое лицо в своих руках.
- Я тоже по тебе скучала. Извини за...
- Стой. Тебе не за что извиняться.
- Ты из-за меня потеряла работу.
Она пожимает плечами.
- Я нашла другую. Кроме того, я скучаю именно по тебе.
- Я тоже по тебе скучаю.
- Твоя мама поступила так, как должна была.
Мне не хочется думать о маме. Поэтому я осматриваюсь в поисках Олли, который стоит на расстоянии от нас.
- Ты помнишь Олли, - говорю я.
- Как я могла забыть это лицо? И это тело, - говорит она достаточно громко, чтобы он услышал. Она идет к нему и притягивает его в объятия, которые слегка более сдержанные, чем объятия со мной.
- Ты заботишься об этой девочке? - Она отодвигается и достаточно сильно похлопывает его по щеке.
Олли потирает щеку.
- Я стараюсь изо всех сил. Не знаю, знаете ли вы это, но она может быть немного упрямой.
Карла долгую секунду смотрит то на меня, то на него и замечает напряжение между нами.
Мы все еще стоит в дверном проеме.
- Заходите. Заходите, - говорит она.
- Мы не думали, что ты так рано встаешь, - говорю я, как только мы заходим.
- Чем старше становишься, тем меньше спишь. Вот увидишь.
Мне хочется спросить у нее, стану ли я старше. Но вместо этого я спрашиваю:
- Роза здесь?
- Спит наверху. Хочешь, чтобы я разбудила ее?
- У нас нет времени. Мне просто хотелось увидеть тебя.
Она снова берет мое лицо в руки и снова меня рассматривает, в этот раз зорким взглядом медсестры.
- Должно быть, я многое пропустила. Что ты здесь делаешь? Как себя чувствуешь?
Олли подходит ближе, желая услышать мой ответ. Я обвиваю себя руками за талию.
- Замечательно, - отвечаю я слишком уж бодро.
- Расскажи ей о таблетках, - говорит Олли.
- Каких таблетках? - спрашивает Карла, глядя только на меня.
- У нас есть таблетки. Экспериментальные.
- Я знаю, что твоя мама не давала тебе ничего экспериментального.
- Я купила их сама. Мама не знает.
Она кивает.
- Где купила?
Рассказываю ей то же самое, что рассказала Олли, но она не верит мне. Ни на секунду. Она прикрывает рот рукой, а глаза становятся огромными, как в мультиках.
Я вкладываю всю душу в свой взгляд и молча умоляю ее. Пожалуйста, Карла. Пожалуйста, пойми. Пожалуйста, не выдавай меня. Ты сказала, что жизнь это подарок.
Она отводит взгляд и потирает круговыми движениями место над грудью.
- Вы, должно быть, хотите есть. Приготовлю вам завтрак.
Она показывает нам присесть на ярко-желтый диван, а потом исчезает на кухне.
- Именно так я представляла себе ее дом, - говорю я Олли, как только она уходит. Не хочу, чтобы он задавал вопросы о таблетках.
Никто из нас не садится. Я отступаю от него на шаг или на два. Стены квартиры выкрашены в основные цвета. Практически все поверхности скрываются под разными безделушками и фотографиями.
- Кажется, она нормально отреагировала на таблетки, - наконец говорит Олли. Он придвигается ближе, но я напрягаюсь. Боюсь, что он почувствует ложь на моей коже.
Я брожу по гостиной, рассматривая фотографии поколений женщин, которые похожи на Карлу. Огромная фотография с ней, держащей на руках маленькую Розу, висит над двухместным диванчиком. Что-то в этой фотографии напоминает мне о моей маме. Все дело в том, что она смотрит на Розу не только с любовью, но и со свирепостью, будто сделает все, чтобы защитить ее. Я никогда не смогу расплатиться с ней за все, что она сделала для меня.
Карла готовит нам на завтрак чилакилес - это кукурузная тортилья с сальсой, сыром и мексиканскими сливками, которые похожи на взбитые сливки. Это блюдо вкусное и новое, но я пробую всего кусочек. Слишком нервничаю, чтобы есть.