Страница 66 из 90
- Дядя Лень, не надо, - остановил его Вячеслав. - Товарищ, бери. Поиграли, и ладно. -
И вернул Брилю деньги.
Скоро согбенная фигура Бриля промелькнула за окнами.
Некоторое время после лечения в госпитале Вячеслав помогал художнику Дома
офицеров, там и насобачился играть в бильярд.
Со дня, когда обыграл Бриля, Вячеслав зачастил в цеховую комнату отдыха, где
играли еще и в настольный теннис. Здесь было хорошо. Простота отношений, веселость,
шутки. Порой мнилось, что не следует тревожиться о размолвке с отцом, с Тамарой.
Зато минуты одиночества были для него слишком тягостны, и весь мир, этот
поразительной разнообразности и красоты мир, придумавший великие цели,
представлялся тусклым, ненадежным, зачастую подпадающим под власть злобы и
глупости, а потому и катастрофически несущийся к своей гибели. Вячеслав знал за собой
эту слабость, под воздействием которой обесценивается все на свете, и тогда из
одиночества он рвался к людям, чтобы успокоить себя слитностью с ними, полными
доброй веры и сердечности.
Привычным бильярдным партнером Вячеслава сделался Бриль, больше не
предлагавший играть на деньги. За каждым интересным ударом он следил настолько
пристально, что облик его приобретал черты манекенной застылости. Из медлительно-
осторожного игрока рыжий становился дерзко-стремительным, вроде Стругова, и нередко
«обстукивал» Вячеслава.
В день получки Вячеслав не собирался играть. Он хотел побродить по магазинам,
надеясь найти электрическую бритву - именинный подарок отцу. Но получилось так, что
погода круто завернула: подул студеный ветер, поплыли черноземной сытости тучи, пруд
вздыбился волнами. А едва бригада, в которую перевели Вячеслава, сдала смену, пошел
снег. Мокрый, лохматый, сек по глазам.
Тощая пачка перегнутых новеньких рублей топырилась в нагрудном кармане пиджака,
и невольная улыбка образовывала ямочки рядом с уголками губ Вячеслава. Вспомнилось,
что несколько раз не мог ничего поделать с собой, чтобы скрыть радость. Вот так же
неудержимо улыбался в детстве после покупки футбольного мяча, потом - получая
комсомольский билет и в момент воинской присяги.
Заслышав клацанье чьих-то подковок на лестнице второго этажа, Вячеслав пробовал
принять строгий вид, но, как нарочно, ворохнулись с жестяной упругостью рубли и еще
шире раскатилось в улыбке его лицо. Он глядел через стекло дверей цеховой конторы и,
чтобы все-таки скрыть приятную ему несерьезность, выскочил наружу.
Тем, кто клацал подковками, оказался Бриль. Он высунулся из коридора и поджал
плечи к голове.
- Не вздумай, Слава, идти. Схватишь воспаление легких. В городе нехватка
пенициллиновых лекарств. Нечем будет согнать температуру, и - прощай юность.
- Чем черт не шутит... Жить при всем при том охота.
- Куда тебе спешить? Я женат и все-таки не спешу.
- Ты уж старик. Лет сорок? Жену, вероятно, разлюбил?
- Здоровье любить не позволяет. Заходи быстрей. В бильярдной тепло. Срежемся.
Партия - пятерка.
- Чего-то ты вновь расхрабрился.
- Риск - безнадежное дело.
- Не, сегодня ты выгодно рискуешь. Ты выспался, а я с ночной.
- А ты моложе.
«Не нужно бы играть на деньги. - Вячеслав натирал мелом кожаную нашлепку кия. -
А, тоска».
Бил он с остервенением, спешно целясь, мазал, шары перескакивали через борт.
Подумал, проигрывая партию: «Возьму и просажу получку».
За полдень Вячеслав положил кий на суконную траву стола, вышел в коридор, отдал
Брилю деньги. Надеялся, что Бриль вернет ему т е пятнадцать рублей, по Бриль словно
намертво позабыл про них.
Перед тем как распахнуть дверь, Вячеслав оглянулся: «Неужели действительно
забыл?» Уходя, тоже оглянулся. К считающему его получку Брилю двигалась пудовыми
шагами памятниковая фигура Стругова.
23
- Я проиграл получку.
Устя ахнула и тревожно посмотрела на мужа. Он сбросил ногу с колена, встал,
тряхнул голубоватой сединой.
- На бильярде? Промерз небось?
- Сырость, будь неладна.
- Давай поешь горяченьких щей. Мать, поднеси ему рюмочку.
- Никаких подносов, бесстыднику. Из армии вон какие умные парни вертаются...
- Не причитай. Развлечься, что ли, нельзя. Позабыла, Устенька, младость. Ых, комитет
бедноты! Подай-ка водочки, накорми, поедем отыгрываться. Я на курортах бильярдный
чемпион. В американку могу, в пирамидку могу, в алягерр могу.
- Глупости ты бормочешь, Сережа.
- Рассудок, зима-лето. Я не мирволю. Ых, ладони чешутся. Сейчас поширяем кием!
Двенадцатого от двух бортов в среднюю лузу. Бац. Точно.
Спотыкаясь и поскальзываясь, Вячеслав брел возле отца. Блазнилось пламя,
присасывающееся к цистерне (резал ночью), щелканье и скачки шаров. В просвет между
дремой подумал: «Что с отцом? Не устроил разгон? Идет отыгрывать получку? Либо
подвох, либо ему, как и мне, обрыдло сердиться».
Перед комнатой отдыха Камаев дал Вячеславу полусотку, ободряюще саданул в плечо:
- Отыгрывайся лучше сам.
Резкий отцов удар в плечо, наблюдение за игрой Бриля и Стругова рассеяли
магнитные силы сна, и Вячеслав шепнул Брилю:
- По четвертному билету.
Рыжий отшатнулся. После с лихой наигранностью щелкнул пальцами: превосходно!
Вячеслав подряд выиграл две партии. Ожидая, когда Бриль наполнит шарами
треугольник, он взглянул на отца. Отец покачивался на стальной табуретке. Его лицо
багровело, будто он держал на плечах невидимую тяжесть и покачивался вместе с нею.
Едва Вячеслав наклонился, чтобы разбить пирамиду, кто-то выхватил у него кий.
Через мгновение он почувствовал, что оторван от пола и брошен к двери. Ударился боком
о косяк, очутился в коридоре. Карающие руки не дали ему очухаться: подняли и столкнули
с крыльца.
Когда глина перестала скользить под ногами, Вячеслав обернулся. Он хотел кинуться
на того, кто позволил себе такую разнузданность, и увидел что-то коричневое, с
шуршанием летящее к глазам. Коричневым и шуршащим оказался плащ, обидчиком -
отец.
24
Леонид резал крест-накрест вилки капусты. Ксения чистила крупный, сладкий
репчатый лук. Они всегда солили одну бочку капусты с головками лука.
Обрадовались Вячеславу, но быстро поскучнели: он был бледен, усталый,
молчаливый.
- Отдохну у вас?
- Только что хотел просить тебя об этом.
Ксения положила голую луковицу в эмалированный таз, повела Вячеслава в спальню.
- Я поживу у вас? Немножко поживу. Демобилизованных очень скоро наделяют
квартирой.
- Что стряслось?
- Отец... Разлом, одним словом.
- Чё ты в панику впадаешь? Такой парняга! Ты у нас в большие люди выйдешь.
- Невезение, Сень. Лечу в никуда. Наступают, Сень, последние времена. Себя-то не
жаль. Не разбирай постель, на диван лягу.
- Бери, пока не поздно, Томку. Ее любой инженер с руками оторвет. Опасновато,
разумеется. Роскошная внешность. Гулять, боюсь, будет. Отец того же боится. Падки вы на
красивых да на искушенных.
- При красоте она еще и умна.
- Хватила лиха - вот и умна. Была бы раньше умна, не попалась бы. Рассказывала,
муж-то ее детдомовцем прикинулся.
- Сень, ты объясни, как она могла чуть ли не до состояния рабыни докатиться? В
магометанство едва не склонилась?!
- Дочка. И поскольку ее женская суть попала в зависимость... Ты это позже поймешь.
Оно еще войдет в твое соображение.
- Спасибо тебе, Сень.
- Валик больно жесткий. Приподнимись-ка, подушку подложу. Отец в тебе души не
чает. О твоем будущем беспокоится. Томку ты не упускай. Сказка у вас с ней должна быть.
- Не надо, Ксения.
- «Наступают последние времена»... Ишь, сказанул. Душа заходится.