Страница 117 из 121
— Ну, поглядим, что нам принесет Санта-Клаус, так ведь? — сказал Тушка, и Флорес заткнулась.
Восхитительная арка в небе так и не приблизилась, так что Питер выглянул в боковое окно. Полюбившийся ему пейзаж был все так же аскетически прекрасен, но сегодня Питер смотрел на его простоту другими глазами, и это его беспокоило. Он мог представить, как девушка с фермы, вроде Грейнджер, пристально рассматривает эту безмятежную пустоту в тщетных поисках какой-то дикой природы, растений, хоть какой-то формы жизни, напоминающей ее среду обитания в детстве.
— Грейнджер необходимо вернуться домой, — сказал он.
Фраза сорвалась с губ, прежде чем он додумал ее до конца.
— Угу, — ответил Тушка, — и я того же мнения.
— Скоро, — сказал Питер и вспомнил первый раз за годы, что «Скоро» называлась брошюра, которую они с Би сочинили давным-давно для «Любителей Иисуса» в Аруначал-Прадеше.
В одно мгновение увидел он внутренним взором свои руки и руки Би рядом на кухонном столе: его руки, складывающие брошюру втрое, так чтобы «Скоро» оказалось на обложке, руки Би, сворачивающие лист бумаги в конверт, заклеивающие его, пишущие адрес каких-то горцев-адиваси с непроизносимыми именами. Коробки, набитые доверху брошюрами «Скоро», посылались за границу раз в полгода, абсурдная расточительность в век электроники, но еще далеко не все в мире обзавелись компьютерами, и, кроме того, всегда чувствуешь нечто особенное, держа стихи Библии в руках.
Как давно это было. Его рука, передающая руке Би брошюру «Скоро».
— Я и ее запрос переслал, — сказал Тушка. — Думаю, вы отправитесь вместе. — И зевнул. — Две синхронные эвакуации из нашего маленького рая. Вы, ребята, знаете о нем что-то, чего я не знаю? Но если хорошенько рассудить, то лучше не рассказывайте.
— Здесь нет ничего плохого, — сказал Питер, снова выглянув в окно. — Я сожалею, что всех подвел.
— Кто-то может это выдержать, кто-то нет, — легко произнес Тушка. — Нельзя повторно использовать УВИ.
— Прошу прощения?
— Ударно-волновой излучатель.
После этих слов, показавшихся Питеру не менее дикими и непонятными, чем любое темное место в Писании показалось бы его спутникам, все умолкли надолго. Иллюзия, что они вот-вот проедут под огромной мерцающей аркой, постепенно меркла, по мере того как две колонны воды отплывали друг от друга и превращались в непохожие, асимметричные формирования. Дождь прыскал по ветровому стеклу и крыше в прежнем странном ритме, который определяли законы физики, неподвластные человеческому разумению. Потом ливень кончился, и дворники надоедливо заскрипели по стеклу, пока Тушка их не выключил. Цвета жженого сахара, фасады Города Уродов теперь были не далее чем в сотне метров, и Питер уже мог различить маленькую фигурку, стоящую в условленном месте.
— Когда мы прибудем, — срывающимся голосом попросил Питер с заднего сиденья, — мне нужно пару минут побыть наедине с этим человеком.
— О’кей, — согласился Тушка, переключив передачу для последнего рывка. — Но не заболтайтесь.
Любитель Иисуса—Один ждал перед строением с белой звездой на стене. Когда он заметил Питера, его тело дернулось от удивления, но он справился с собой за несколько секунд, прошедших между откровением и выходом Питера из машины.
— τы жив, — сказал он.
— Надеюсь, — ответил Питер и сразу пожалел о сказанном.
Легкомыслие было чуждо สีฐฉั, так что игра слов лишь затруднила попытку Любителя—Один свыкнуться с чудесным исцелением Питера от смертельных ран.
— Вςе другие думаюτ — τы умер, — сказал Любитель— Один. — Я думаю, τы жив. τолько я имею веру.
Питер с трудом подыскивал достойный ответ. Нежное объятие вряд ли было бы к месту.
— Благодарю тебя, — сказал он.
За шторами из бисера в дверном проеме здания стали собираться тени людей.
— สีฐฐ ฐณ, — раздался голос.
Питер знал язык достаточно, чтобы понять: «Задача все еще спит». Или другими словами: «Ну, за дело!»
Любитель—Один стряхнул с себя оцепенение и вернулся к официальной роли. Он оборотился к джипу, собираясь поприветствовать посланницу СШИК, Грейнджер, женщину в косынке, ненавидящую его и весь его род.
Из машины появилась медсестра Флорес. Она подошла к оазианцу, и стало очевидно, что они не сильно отличаются ростом. Случайно оказалось, что их одежды — ее форма и его балахон — почти одного цвета.
Любитель—Один был явно ошарашен этой необычной компанией. Он приветствовал Флорес на несколько секунд дольше, чем требовала вежливость, но она на него не глядела.
— τы и я, — произнес Любитель—Один, — никогда прежде, τеперь.
И он придвинулся ближе и мягко потрогал ее руку кончиками пальцев в перчатках.
— Это значит: «Привет, я никогда не встречал тебя раньше», — объяснил Питер.
— Рада встрече с тобой, — сказала Флорес.
И хотя это могло оказаться ложью, она, похоже, не испытывала затруднений Грейнджер.
— Ты принеςла лекарςτва? — спросил Любитель—Один.
— Конечно, — ответила Флорес и направилась к багажнику.
Несколько оазианцев вышли из укрытия, потом еще несколько. Это было необычно — раньше в передаче лекарств участвовали, по опыту Питера, максимум двое-трое аборигенов.
Жилистыми руками Флорес держала коробку. Та казалась больше и полнее, чем в прошлый раз, потому что медсестра была меньше Грейнджер. Но она обращалась с коробкой без особых усилий и с полным доверием вручила ее одному из оази-анцев.
— Кому мне следует объяснить, как ими пользоваться? — спросила она.
— Я разбираюςь больше, — сказал Любитель—Один.
— Тебе, значит, — согласилась Флорес дружеским деловым тоном.
Коробка, как всегда, была забита смесью фирменных лекарств в фабричной упаковке и аналогов без этикеток. Флорес вытаскивала каждую пластмассовую бутылочку, коробку или тюбик, поднимая их подобно молотку на аукционе, объясняла назначение, а потом укладывала лекарства обратно.
— Я не фармацевт, — сказала она. — Но все, что надо, написано на этикетках и в инструкциях. Ваше дело рассказать нам, что работает, а что нет. Без обид, но тут происходит слишком много таинственного. Давайте избавимся от секретов и подойдем к делу более научно. Сможете?
Любитель—Один молчал несколько секунд, фокусируясь на создании, стоящем с ним лицом к лицу.
— Мы благодарны за лекарςτва, — сказал он в конце концов.
— Это замечательно, — ответила Флорес терпеливо. — Но послушай, вот коробочка сумицина. Это антибиотик. Если вы подхватите инфекцию мочеполовой системы или кишечника, то это излечит. Но если вы принимали много сумицина в прошлом, он не будет работать, Тогда вам следует принимать амоксициллин. Вот эти два пакета с амоксициллином непатентованные.
— Имя, от которого вςе другие имя проиςходяτ, — сказал Любитель Иисуса—Один.
— Это верно. Теперь вот что. Амоксициллин хорош, если вы его никогда не принимали, но если организм привык к нему, тогда лучше это фиолетовое, аугментин, в нем есть еще кое-что, помогающее при привыкании.
Флорес положила аугментин обратно в коробку и почесала нос обезьяньим пальцем.
— Послушай, мы не можем стоять здесь весь день и обсуждать за и против каждого антибиотика в коробке. Но нам совершенно необходимо связать специфические лекарства и конкретные проблемы. К примеру, возьмем тебя. Ты болен?
— ςлава Господу, неτ, — сказал Любитель—Один.
— Ладно, приведи кого-нибудь, кто реально болен и может говорить.
Наступила пауза.
— Мы благодарны за лекарςτва, — сказал Любитель— Один. — Мы приготовили еду вам. — Тон его был нейтрален, но все же в нем можно было услышать упрямство и даже угрозу.
— Здорово, спасибо, мы займемся этим через минуту, — ответила Флорес непоколебимо. — Но может, сначала приведешь кого-нибудь, кому нужны антибиотики? Как я упоминала, я не фармацевт. Я не доктор. Все, чего я хочу, — это познакомиться поближе с вашим народом.
Пока эти двое пререкались, все больше оазианцев покидали убежище. Питер сообразил, что, должно быть, они всегда там прятались в прошлом, когда происходили эти обмены, но у них не хватало смелости обнаружить себя. Что же особенного было во Флорес? Запах, может? Питер повернулся к Тушке. Тушка подморгнул.