Страница 131 из 215
— Гетман живет на этой же улице, в доме, который рядом с бараком короля. Что же касается художника, если ты его называешь Фаддеем, то он погиб именно во время вашего зимнего нападения на ставку гетмана.
— Вот как! — сказал Василий. — Я и не знал. Он тоже стрелял в наших?
— Не помню. Кажется, нет.
— Жаль Фаддея. Наверное, я мог бы его уберечь…
— Ты говорил о том, что нуждаешься в моей помощи. Я готов… Я всей душой…
— Нужно немногое. Подойди к окну. Видишь те холмы? Через три дня, к вечеру, на этих холмах будут зажжены костры. Как только они вспыхнут, постарайся оказаться около барака короля и узнать, тревожат ли шведов костры.
— Но я должен знать, зачем я это делаю.
— Надо выведать планы шведов. Возможно, король пошлет к кострам разъезд.
— Все же я должен знать, во имя чего действую… Наконец, не навлеку ли тем на тебя беду. Ты еще слишком молод и способен совершать опрометчивые поступки. Я хотел бы тебя удержать.
— От чего? — с улыбкой спросил Василий. — От этой войны? Так я уже воюю. Прощай. Не забудь о моей просьбе…
— Мир рушится! — пробормотал Крман, когда Василий ушел. — Дети не доверяют родителям. Родители перестают понимать детей. Мы на грани гибели!
А через несколько Дней на холмах действительно запылали костры. Один, другой, третий… Были они яркими, как звезды, упавшие с небес на землю. Костры дразнили и пугали. Кто их зажигает? Зачем? По какому поводу?
Крман бессмысленно бродил по лагерю, прислушиваясь к разговорам. Заметили ли шведы огни? Что намерены предпринять? Действительно, кто-то попытался даже стрелять в направлении костров. Но куда там — далеко. Дали даже один выстрел из пушки. Костры не погасли. Более того, вспыхнул еще один. Из палатки вышел король. Гермелин подал ему подзорную трубу. Карл долго глядел на огоньки, потом, не сказав ни слова, повернулся и ушел. Тогда Крман решился заговорить с Гермелином.
— Возмутительно!
— Что возмутительно? — поинтересовался королевский секретарь.
— Костры.
— Костры как костры. Интересно, кто их зажигает? Вы, преподобный Крман, очень чувствительны.
— Да, да, конечно, — поспешно согласился Крман. — Трудности похода, непривычная обстановка… Я стал чрезмерно впечатлителен.
— Ничего, привыкайте! — засмеялся Гермелин. — Авось со временем и из вас получится настоящий воин. Сейчас надо думать не о кострах, а о петухе.
— Каком петухе?
— Исчез петух, который вот уже много лет будит короля по утрам. Куда он мог сбежать на старости лет? Ведь ему лет десять, не меньше. Поймайте петуха, и вы заслужите вечное расположение короля.
— Петуха? Короля? Чье расположение? Я ничего не понимаю! Извините, я устал. Мне надо домой.
Ночью Крман подхватывался и глядел в окно. Костры горели.
— Какая муха тебя укусила? — сердился Погорский. — Не даешь спать.
— Костры…
— Дались тебе они! Людям холодно, они и жгут костры. Тебе-то что?
— Каму: это в жару может быть холодно? Ох, чует мое сердце…
— Что оно чует?
— Не знаю.
— Даниил, ты с ума сошел!
— Возможно, — мирно бормотал Крман. — Мне иногда самому так кажется.
Костры не гасли до зари.
Через день они появились уже в другом месте, затем исчезли и снова вспыхнули там же, где были в первый раз.
— Это ужасно! — кричал Крман. — Они как живые!
Он и гетману сказал о том, что костры его пугают. Они как бы окружают лагерь. И каждую ночь загораются в новом месте, но все ближе и ближе к главной квартире.
— Да я и сам на них смотрю до рассвета! — признался гетман. — Не костры, а очи дьявола. Всё смотрят, смотрят, заглядывают тебе в душу. Я скажу Луке, чтобы он тебе приготовил макового отвару. Может, уснешь…
Крман совсем растерялся. Какая связь между этими кострами и его сыном? А ведь какая-то существует. Это очевидно.
— Меня совершенно выводят из себя эти костры. Я их боюсь и сам не пойму почему.
— Мне хорошо, — сказал вдруг Мазепа. — Я уже стар, но жив. И еще поживу. А вам всем помирать ведь неохота. Ох как неохота! Да придется. Его величеству королю костры тоже мешают. Слышишь, из пушки по ним пальнули? А ведь порох надо беречь для штурма. Его, поди, уже и не осталось. Многим сейчас помирать пришла пора. Бродит по полям старая с косой. Размахивает ею. Обильная будет жатва.
В темноте простучали подковы десятков коней. Король послал отряд атаковать тех, кто зажигает костры. И вправду, через полчаса они погасли. Королю доложили, что возле костров не было ни единого человека.
— А ведь сейчас снова загорятся! — сказал Мазепа. — Думаю, рук князя Меншикова дело. Решительный мужчина.
Крман ушел от гетмана и до утра просидел у окна. Конечно же, костры вскоре вспыхнули вновь. Острые колючие огоньки буравили ночную темноту, не давали спать.
Наутро по лагерю распространились слухи, что этой ночью русским удалось перебросить в Полтаву подкрепления. Будто бы, раздевшись донага, держа над головой тюки с порохом и свинцом, отряд, посланный Меншиковым, перебрался через болото и благополучно достиг крепости. Откуда-то стало известным даже имя начальника десанта — бригадир Головин.
Крман попросил у Гермелина подзорную трубу, чтобы получше рассмотреть крепость.
— Умеете ею пользоваться? Вот здесь она раздвигается. Надо подогнать под свой глаз. Хорошо видно? Ну и прекрасно. Поразвлекайтесь.
Крман мало что понимал в военном деле. Разглядывая валы и палисады, окружавшие небольшой городок, не больше его родного Пряшева, он не понимал, что же тут неприступного, почему по сей день не удается взять крепость. Толковали о необычайном упрямстве ее коменданта Келина, который будто бы по происхождению тоже швед, но обрусевший. И уже успел до такой степени почувствовать себя русским, что оказывает столь яростное сопротивление войскам «Северного Александра». Другие утверждали, что Келин никакой не швед, а его желание стоять до конца вызвано личной ненавистью к королю. Так или иначе, Карл мечтал повесить Келина.
Вдруг полтавские валы окутались дымом. Через минуту до Крмана долетели и звуки выстрелов. В апрошах заметались шведы и казаки. Многие падали. Видимо, пушки били картечью.
Затем Крман увидел русских, бегущих от палисада к апрошам.
— Дайте-ка трубу! — сказал Гермелин. — Они устраивают вылазку.
— Значит, крепость еще не сдается?
— Уж это точно! — зло сказал Гермелин. — Не только не сдается, но, как видите, они атакуют. К тому же вчера снова угнали у нас коней и перебили стражу. Хотел бы я знать, где царь? Почему он не при войске?
— Разве он не в Москве?
— Этого мы не знаем. Может быть, подкрепление ведет. В общем, молитесь за спасение наше, раз не умеете стрелять.
Вылазку из крепости отбили с большими потерями.
А к вечеру на холмах опять вспыхнули костры.
Крман вновь поплелся к Олафу Гермелину.
— Если можно, дайте мне еще раз трубу. Я хочу повнимательнее рассмотреть, есть ли возле костров люди.
— Милый Крман, — ответил королевский секретарь, — за кострами наблюдают по поручению короля. Сделаны и засады. Мы с вами вряд ли чем-нибудь сможем помочь в этом деле.
— Тогда я хотел бы побеседовать с самим королем.
— О чем? О кострах?
— Нет, не только о кострах.
— Может быть, вам удалось отыскать королевского петуха?
— При чем тут петух! Я хочу поговорить с королем о войне.
— Не думаю, что это нужно. Каждый должен заниматься своими делами. Вы — теософией, древними языками. Хотя сам я отдал немало времени изучению латыни, но готов признать, что в этом предмете вы дадите мне сто очков форы. А война — компетенция короля.
— Но война это же не что-то, что существует само по себе, как игра в шахматы. Она имеет отношение к каждому из нас. Гибнут люди. Горят города. Мне есть что сказать королю…
— Что же именно? — послышался сзади тихий голос. — Говорите.
Король подошел незаметно и, надо думать, давно уже слушал беседу Крмана со своим секретарем. Карл, сутулясь, опирался на красивую резную палку черного дерева, набалдашник которой был украшен мелкими рубинами и изумрудом. Палка была единственным, что внешне отличало короля от любого из его солдат. Да, пожалуй, еще худое аскетическое лицо с большим горбатым носом выдавало человека, действиями которого руководят не столько чувства, сколько разум.