Страница 72 из 93
Разумеется, Борис не был «фиником добродетели». Это был прагматик до мозга костей, ловкий интриган и манипулятор, однако по уровню и масштабности мышления он опережал свою среду и свое время. Годунов очень хорошо понимал, что после бесчинств и хаоса Опричнины страна истосковалась не только по законности, порядку, покою, но и по приличности – и при дворе как царя Федора, так и царя Бориса неукоснительно соблюдались чинность, степенность, сугубая богобоязненность.
Правитель был в высшей степени наделен настоящим государственным умом – этого не оспаривают даже его враги, но еще больше в нем было хитрости, выработанной за долгие годы придворного маневрирования. Он отлично умел втираться в доверие, притворяться, лицедействовать; знал, когда нужно выдвинуться на первый план, а когда выгоднее уйти в тень; в зависимости от ситуации умел проявлять и суровость, и милосердие. Не будучи по природе жесток и кровожаден, Борис очень неохотно предавал смерти людей знатных, но довольно легко казнил простолюдинов – ценность человеческой жизни определялась социальным положением, что, впрочем, было совершенно в характере эпохи.
Серьезным недостатком Годунова было полное отсутствие полководческих талантов (в «Хронографе» сказано: «Во бранех же неискусен бысть»), что, как мы увидим, привело к серьезным проблемам в войне со шведами. Правда, впоследствии, наученный горьким уроком, Годунов сам войска в бой не водил.
Все или почти все авторы упрекают Бориса в лживости, алчности и маниакальной подозрительности. Однако первое обвинение звучит несколько по-детски (много ли в истории было правдивых правителей и чем они закончили?); второе утратило смысл после того, как Годунов стал хозяином всей страны; третье обвинение справедливо – но у царя Бориса имелись более веские, чем у Грозного, причины для подозрительности.
Сведения о культурном и образовательном уровне Годунова противоречивы. Дьяк Тимофеев пишет, что Борис первый из русских царей «не книгочий бысть», а некоторые современники-иностранцы сообщают, что правитель был вовсе неграмотен. Известно также, что Годунов любил окружать себя чернокнижниками и «чародейками», причем в последние годы жизни эта страсть дошла до крайности – царь будто бы не принимал никаких решений, пока не обратится к прорицателям.
Однако в ту пору мистическими материями – алхимией, астрологией и т. п. – увлекались многие европейские монархи, даже самые просвещенные, а суеверие было в порядке вещей. Неверны и слухи о годуновской неграмотности: сохранилась собственноручная запись молодого Бориса, сделанная небыстрым, но вполне уверенным почерком. Неначитанный человек вряд ли мог быть красноречивым оратором, а все, кому доводилось слушать речи Годунова, поражались его риторическому искусству.
В конце концов, не столь существенно, был ли сам Борис человеком образованным (вряд ли, при опричном воспитании). Важно, что он очень хорошо сознавал важность просвещения и всячески пытался развивать на Руси знание. Это стремление, вероятно, объяснялось не идеализмом, а сугубо практическими соображениями. К концу XVI века страна сильно отставала от бурно развивавшегося Запада в научном и техническом отношении.
Автограф Бориса Годунова
Годунов активно приглашал в Россию иностранцев: коммерсантов, мастеров, врачей. То, что Бориса окружали только нерусские лейб-медики и личная охрана из иностранных наемников, видимо, объяснялось недоверием к собственным придворным (еще раз скажу – вполне оправданным), но Годунов этим не ограничивался, он пытался приобщить к достижениям европейской цивилизации всю страну. Правда, эти усилия по большей части оказались безрезультатны.
Намерение Бориса открыть в Москве нечто вроде первого университета или академии, где преподавали бы приглашенные из-за границы профессора, натолкнулось на упорное сопротивление духовенства, оберегавшего юношество от иноверческих соблазнов – точно так же, как незадолго перед тем к царице не пустили английскую акушерку.
Царь придумал, как вывести учащихся из-под церковной опеки: отправил «робят» (молодых дворян) учиться в Германию, Австрию, Францию и Англию – точно так же, как век спустя это станет делать Петр I. Всего было послано 18 человек. К сожалению, возвращаться домой набравшиеся иноземной премудрости «робята» не пожелали. Конрад Буссов пишет в 1613 году: «Они легко выучили иноземные языки, но до настоящего времени из них только один вернулся в Россию – тот, которого Карл, король шведский, дал в толмачи господину Делагарди. Его звали Димитрий. Остальные не пожелали возвращаться в свое отечество и отправились дальше по свету». Главная причина невозвращенчества, наверное, заключалась в том, что к этому времени Годунова уже не стало, в России началась гражданская война, всё иностранное стало восприниматься враждебно, и ученых умников вряд ли ждал на родине радушный прием.
Подытоживая разноречивые отзывы о личности Бориса Годунова, следует признать, что это в любом случае был человек яркий, сильный, щедро наделенный талантами.
И всё же в 1584 году, сразу после смерти Ивана IV, мысль о том, что Годунов может стать царем и основать новую династию, показалась бы совершенно фантастической.
Взошедший на престол Федор был молод и, несмотря на неспособность управлять, вполне способен произвести потомство.
На худой конец, если потомства не будет, имелся Дмитрий Углицкий, пускай сомнительного происхождения, но всё же царский сын.
Кроме того, несмотря на опричные репрессии, сохранилось несколько породненных с царским домом аристократических родов, про которые в пушкинской драме «Борис Годунов» говорится: «Легко сказать, природные князья – природные, и Рюриковой крови».
Как же произошло, что худородный молодой боярин, не прославившийся ни ратными подвигами, ни государственными деяниями, оказался сначала всемогущим диктатором, а затем и государем, на что у него не было ни прав, ни, казалось бы, шансов?
Один из регентов – правитель – царь
Борьба за первенство
При том «тотальном» самодержавии, которое всю жизнь строил Иван IV, смерть монарха, высшего и единственного источника принятия решений, не могла не вызвать разлада всей государственной конструкции, к тому же Грозный мало заботился о том, что будет после него, и, кажется, не оставил завещания (во всяком случае, оно не сохранилось). Умирая, царь вроде бы вверил своих сыновей, один из которых был слабоумен, а другой младенец, попечению ближайших сановников, и в российской исторической традиции эту группу вельмож принято называть регентским, или опекунским, советом, однако его формат и даже состав в точности неизвестны.
В совет несомненно входили Иван Федорович Мстиславский, знатнейший из князей, правнук Ивана III, и знатнейший из старого московского боярства Никита Романович Захарьин-Юрьев (его часто именуют Никитой Романовым, поскольку это основатель династии Романовых), царев дядя. Касательно трех других «опекунов» не вполне ясно, были ли они назначены в совет по воле умирающего либо же вследствие своей активности и влиятельности. Герой псковской обороны князь Иван Петрович Шуйский был самым известным в стране военачальником, и его участие в высшем органе власти выглядит вполне естественным. Еще двое регентов были фаворитами скончавшегося государя: боярин Борис Годунов, сильный только своей близостью к новой царице, и оружничий Богдан Бельский, по-видимому (достоверно это неизвестно), представлявший интересы маленького Дмитрия.
Скорее всего, это странное «политбюро» составилось импровизированно, само собой. Схватка за первенство внутри него была совершенно неизбежной и началась сразу же.
Годунов здесь был не на первых и даже не на вторых ролях. Его родство с царицей не имело особенной важности – не то что Ирина, но и ее муж никакой реальной силой не обладали.