Страница 25 из 93
Казалось, вольнодумная партия взяла на Руси верх. Но речь тут шла не о церковных тонкостях, а о политике. Она всё и решила.
Большая политика
Как уже говорилось, 1490-е годы – период противостояния двух придворных фракций, одна из которых группировалась вокруг Елены Волошанки и ее сына Дмитрия, а другая – вокруг Софьи Грекини и ее сына Василия.
Федор Курицын, ведавший всеми посольскими делами (то есть, по-современному, министр иностранных дел), а также митрополит Зосима поддерживали права государева внука Дмитрия Ивановича; другая боярская группировка и с нею Геннадий Новгородский добивались, чтобы наследником был назначен государев сын Василий.
Сам Иван явно склонялся к первому выбору, ему нравилась идея вольнодумцев-реформаторов о секуляризации церковных и монастырских земель, которые таким образом перешли бы в казну.
Борьба шла с переменным успехом, обе стороны маневрировали и интриговали, что, вероятно, очень устраивало Ивана Васильевича, хорошо владевшего старинным политическим искусством балансирования и «равноудаления».
В 1494 году ревнители религиозной чистоты вроде бы добились успеха – свергли ненавистного Зосиму, но Иван III пошел на этот шаг, лишь чтобы посадить на митрополичий престол Троице-Сергиевского игумена Симона, человека робкого и во всем ему послушного.
Сожжение «жидовствующих» в 1504 году. Лицевой летописный свод
Затем произошли драматические события 1497–1498 годов, когда партия Елены Волошанки и Курицына сначала восторжествовала над противной стороной, добившись коронации Дмитрия, а затем всего лишилась, и наследником стал Василий.
Историки точно не знают, чем были вызваны столь резкие зигзаги в политике Ивана III, однако после победы «Софьиной» фракции участь «жидовствующих» была предрешена.
В 1503 и 1504 годах состоялись два собора. На первом из них начался спор о церковных землях, в котором были обозначены позиции двух направлений православия, так называемых «иосифлян» и «нестяжателей» (историю этого важного противостояния я расскажу в следующем разделе, поскольку спор растянется на десятилетия). Позицию первых отстаивали единомышленники Геннадия Новгородского, близкие к наследнику. Это, по-видимому, и определило исход. Старый, недужный Иван III готовился передать престол сыну и перечить не стал. «Жидовствующие» остались без защиты, и год спустя, на следующем соборе, с ними окончательно расправились.
Председательствовал Василий – Иван, видимо, уже был разбит параличом. Хотя сам Геннадий к этому времени со сцены сошел (чрезмерно ретивого архиепископа незадолго перед тем сняли по обвинению в мздоимстве), его мечта о русском аутодафе все-таки осуществилась.
В декабре 1504 года в Москве сожгли нескольких видных деятелей из числа «еретиков» и сторонников Федора Курицына, в том числе его родного брата. Дальнейшая судьба самого Федора неизвестна, но больше его имя в летописях и документах не встречается.
Разгром скептиков, смевших подвергать сомнению авторитет церкви, означал, что «самовластие души» в религиозных вопросах столь же недопустимо, как вольнодумство в вопросах государственных. Русское самодержавное государство и русская православная церковь должны быть едины.
1462–1505 Оценки и итоги
Оценки деятельности Ивана III в классической отечественной историографии на удивление неоднородны и в значительной степени объяснялись мировоззрением автора: историки либеральных взглядов относятся к этому монарху прохладно, поскольку именно он основал систему самодержавия и положил начало закрепощению крестьянства; «государственники» и монархисты превозносят Ивана до небес.
К числу последних, например, относится придворный историограф и статский советник Николай Карамзин, восторженно писавший: «Иоанн III принадлежит к числу весьма немногих Государей, избираемых Провидением решить надолго судьбу народов: он есть Герой не только Российской, но и Всемирной Истории».
Сергей Соловьев, Константин Бестужев-Рюмин и Венедикт Мякотин сдержанно отдают должное дарованиям Ивана III, однако объясняют впечатляющие итоги его княжения трудами рачительных предков и исключительно удачными внешними обстоятельствами (временным ослаблением Литвы и межтатарскими усобицами). Впрочем, во второй половине XIX века восторженность у историков вообще вышла из моды и возобладала научная умеренность. Знаток эпохи Николай Костомаров был скорее писателем и публицистом, нежели ученым, поэтому он позволяет себе довольно эмоциональные суждения об Иване Васильевиче, причем с резко негативным оттенком: «Он умел расширять пределы своего государства и скреплять его части под своею единою властью, жертвуя даже своими отеческими чувствами, умел наполнять свою великокняжескую сокровищницу всеми правдами и неправдами, но эпоха его мало оказала хорошего влияния на благоустроение подвластной ему страны. Сила его власти переходила в азиатский деспотизм, превращающий всех подчиненных в боязливых и безгласных рабов. Такой строй политической жизни завещал он сыну и дальнейшим потомкам. Его варварские казни развивали в народе жестокость и грубость. Его безмерная алчность способствовала не обогащению, а обнищанию русского края».
Во времена Сталина, когда тоталитаризация государственной власти достигла апогея, Иван III, наоборот, оценивался очень высоко. Осуждать «варварские казни» и «грубость» в ту эпоху считалось бестактностью, а державность, приращение русской земли, повышение международного престижа воспринимались как безусловное благо. Единственное уточнение, которое не забывали делать сталинские историки – это обязательное упоминание о роли народных масс. Владимир Снегирев, автор научно-популярной книги «Иван Третий и его время» (1942) пишет, что все эти успехи произошли лишь благодаря всенародной поддержке, и назидательно присовокупляет к похвалам в адрес правителя: «Русский народ, понимая прогрессивную политику Ивана Васильевича, активно поддерживал его».
Вероятно, правильнее всего оценивать правление этого монарха по объективным итогам, сравнивая две даты: 1462 и 1505 годы.
Разница поистине удивительная.
В 1462 году русского государства еще нет. Мы видим довольно большое княжество, московское, но в нем нет внутреннего единства, поскольку оно поделено на уделы; видим еще несколько княжеств; видим три купеческие республики, живущие собственным укладом.
Рост Московского государства при Иване III и при Василии III. С. Павловская
Кроме того, почти половина русского населения живет в Литве – государстве, управляемом иноплеменной династией Ягеллонов и официально исповедующем другую религию.
Вся восточная, бóльшая часть русских земель формально принадлежит Орде. Для внешнего мира русские – это народ, поделенный между владениями польско-литовского монарха и «тартарским» ханом.
Теперь переместимся в 1505 год.
На карте Европы появилось новое большое независимое государство, первое по размеру и второе или третье по населению.
Русский монарх общается на равных с римским папой и германским императором, а с ближайшими соседями – литовским государем и ливонским магистром держится высокомерно. Татарские владыки либо дружат с Русью, либо находятся от нее в политической зависимости.
Внутренне это государство достигло единства; централизационные процессы в нем практически завершены. Никакая сила не может соперничать с властью государя.
Дело объединения всех русских земель еще далеко не завершено, но эта цель поставлена. Более того – новая Русь претендует на гораздо большее: на статус «Третьего Рима», то есть уже не национального государства, а наднациональной империи.